За тебя, Родина!

Эти слова изрядно изумили Гюнтера и он удивлённо вскинул брови. В каком смысле врагом? Что там у них произошло?

– Конкретнее, штурмшарфюрер!
– велел он, снова придав лицу полную невозмутимость.

Боец тяжело дышал, его ноздри раздувались от испытываемых чувств, кулаки крепко сжаты. Эдмунд неохотно но начал рассказывать, и чем больше Шольке его слушал тем сильнее у него ползли мурашки по коже..

– Мы с Гизелой росли вместе. Я - сын пастора и член "Гитлерюгенда", она - дочь преуспевающего бауэра, торгующего мукой. Всё время вместе играли и бегали по полям.. Потом, когда подросли, поняли что любим друг друга. Я даже хотел жениться на этой.. мрази!
– последнее слово он чуть ли не выплюнул, его лицо исказилось от злости и ещё чего-то..
– Меня обмануло то что она казалась доброй, красивой, умной.. Даже наши родители не противились отношениям и были уверены что мы поженимся. Когда нам исполнилось двадцать то я взял её как свою женщину. Если бы мне тогда знать всю правду.. Но я не знал, оберштурмфюрер! Не знал!

– Продолжайте!
– приказал Гюнтер, хотя начал подозревать что ему не понравится услышанное.

– Потом она сказала что у нас будет ребёнок.. Я обрадовался, думал что станем настоящей семьёй. Был готов на что угодно ради неё.. Какой позор!
– снова скривился Штайн, словно увидел что-то мерзкое.
– Сделал ей предложение, она согласилась. Отец сам желал провести обряд венчания а этот бауэр обещал оплатить все расходы на свадьбу. Но.. перед этим, как вы знаете, по закону мы должны были доказать что являемся расово чистыми немцами, что в нас нет ни капли еврейской крови. Я нисколько не беспокоился ни за себя ни за неё, был уверен что это просто формальность! И когда мне сообщили что я чист то принял это как само собой разумеющееся. Но.. но она..
– у парня перехватило дыхание, и Эдмунд с трудом смог закончить свою мысль: - ..Гизела была заражена! У неё оказалась четверть этой грязной крови!

Штайн на несколько секунд закрыл глаза, его буквально трясло.

А Гюнтер онемел, услышав такие откровения. Нет, он знал что действительно, перед свадьбой, если муж собирается строить карьеру в государственных органах, а особенно в СС или партии, то должен пройти вместе с будущей женой проверку на "вшивость", иначе не видать ему высоких чинов. Для членов СС и НСДАП это считалось обязательным, да и жёны им подбирались тоже расово подходящие. Теперь Шольке понял что случилось между ними и почему Эдмунд не женился на своей Гизеле. Но когда он уже хотел сказать что достаточно, Штайн заговорил снова..

– Когда я это узнал то просто не поверил своим глазам и ушам. Такого никак не могло быть! Но это случилось..
– похоронным голосом вещал штурмшарфюрер, глядя на него пустыми глазами.
– В тот день она перестала для меня существовать, оберштурмфюрер. Эта грязная сука валялась у меня в ногах, молила сжалиться, что-то лепетала о любви и общем ребёнке.. Я не слушал её. Тогда она сказала что всё равно оставит этот зародыш, потому что он часть меня. Её слова отрезвили меня и тогда я это сделал..

– Что..
– голос внезапно изменил Гюнтеру, и он почувствовал что ему стало трудно дышать..
– Что сделал?

Подчинённый вдруг сбросил своё оцепенение, его взор прищурился и тот ответил с какой-то ужасной гордостью, от которой Шольке пробила неконтролируемая дрожь:

– Я понял что не могу этого допустить, оберштурмфюрер! Не имею права перед страной и фюрером! Я начал бить её по животу кулаками, а потом, когда она упала, и ногами! Потому что не хотел чтобы эта личинка поганила меня самого! Она же грязная, понимаете?! Она не имеет права жить! А эта тварь обманывала меня до самого конца, хотела чтобы я превратился в такого же как она, предал свои идеалы и принципы! И этот ребёнок.. он же был бы евреем! Представляете, у полноценного арийца сын или дочь имеет еврейскую кровь! Это.. это такой позор что я бы его не вынес, понимаете!!
– похоже, Штайн мысленно переживал свои воспоминания, но в данный момент Гюнтеру было всё равно на него.

Ему хотелось просто взять пистолет и вышибить гнилые мозги этому полностью свихнувшемуся от расовой пропаганды ублюдку, так обошедшемуся со своей ещё недавно бывшей беременной невестой. Рука с готовностью легла на кобуру пистолета, лежавшую на столе, и он лишь в последний момент сумел сдержаться. Нет, как бы не хотелось поддаться порыву, это нельзя делать!

Проклятье, такой финал ему не мог присниться даже в самом страшном кошмаре! Он-то сначала думал что этот урод просто бросил Гизелу, как недостойную его, а оказалось всё куда хуже.. Гюнтер ещё в своём времени читал про зверства некоторых нацистов вроде Эйке и Дирлевангера, но там было немного другое. Те измывались над людьми потому что были садистами и им нравилась вседозволенность, власть над жизнью и смертью множества низших людей. А этот.. этот рехнулся на чистоте крови и с головой окунулся в такое дерьмо от которого никогда не отмоется. И что самое худшее, Штайн считает себя и свои действия абсолютно правильными! Как может быть что такой.. арийский экземпляр смог отличиться в бою и стать унтер-офицером, не погибнув? Видимо, ад заботится о своих кадрах и тщательно пестует подобных персонажей. И вот что теперь с ним делать?..

Сделав неимоверное усилие чтобы хотя бы внешне вернуть себе спокойствие, Гюнтер тихо спросил:

– В ней же было всего четверть этой крови? А в ребёнке была бы вообще одна восьмая часть..

– Да какая разница, оберштурмфюрер?!
– вскричал штурмшарфюрер, глядя на него дикими глазами.
– Хоть одна миллионная! Если есть хоть самая малая капелька то уже всё, понимаете?!! Она навеки грязная! Вы же сами служите в СС и должны это понимать!! Я не мог её любить или просто держать рядом, это же очевидно! Она обманула меня, хотела опозорить!

Гюнтеру пришлось снова следить за своей рукой, которая самостоятельно потянулась к кобуре. В этот момент он понял что говорить со своим новым подчинённым на эту тему бесполезно. Более того, опасно. Если его стыдить тот может заподозрить командира в тайном сочувствии евреям и донести в гестапо. Конечно, Зепп вряд ли его отдаст псам Мюллера, но зачем зря рисковать? Осталось узнать лишь один ответ на вопрос..

– Прекратите истерику, штурмшарфюрер!
– призвал он того к дисциплине.
– Вы унтер-офицер СС а не барышня!

Штайн непроизвольно подтянулся и его лицо снова стало превращаться в маску исполнительного подчинённого.

– Виноват, оберштурмфюрер! Поддался эмоциям, извините! Больше не повторится!
– ответил подчинённый, стоя по стойке "смирно".

– Чем всё закончилось с этой Гизелой, Штайн? Вы её убили?
– спросил Гюнтер, почти уверенный в положительном ответе.

– Никак нет! Я хотел это сделать, оберштурмфюрер..
– ответил тот, виновато вздохнув.
– Более того, я обязан был это сделать! Но не смог.. проявил слабость. Поэтому я обо всём сообщил ближайшему отделению гестапо в Бамберге и через день они её забрали вместе с отцом. Потом мне сказали что их отправили в концлагерь.

– В какой именно?
– осведомился Шольке нейтральным тоном.

– Не знаю, оберштурмфюрер, не интересовался!
– пожал Эдмунд плечами.
– Да и какая разница? Она получила что заслуживала.

– Хорошо, штурмшарфюрер, вы свободны!
– отпустил его Гюнтер, со вздохом усаживаясь за стол.

Дождался когда тот выйдет и обхватил голову руками, закрыв глаза. Снова перед ним проявился до этого редко замечаемый зловещий оскал политики нацистов, которую он романтизировал в будущем. Первым случаем было то самое обыденное убийство двух евреев прямо на улице, когда Пайпер устроил целое представление. Оно как-то прошло мимо его совести, наверное потому что это были старики, и осознание невозможности вмешаться. Но здесь?

Молодая и влюблённая девчонка! Беременная, к тому же, от этого ублюдка! Как?! Вот как можно было сделать ТАКОЕ с той в кого влюблён и которая носит в себе твоего ребёнка?! Какие больные мозги, повёрнутые на пропаганде, надо иметь чтобы совершить эту невообразимую дикость?! Там, в будущем, Шольке не представлял что продукт нацистской системы мог рождать таких вот настоящих монстров, готовых принести в жертву своим убеждениям самых близких людей! И только попав сюда он начал постепенно понимать что скрывается под привлекательной вывеской "Германия превыше всего!". Нет, это не значило что он стал симпатизировать коммунистам или демократам, Гюнтер по-прежнему готов сражаться за свою страну со всеми кто решит на неё покуситься. Но вот некоторые положения и лозунги нацистской пропаганды точно надо переориентировать! Например, закрывать или хотя бы сокращать концлагеря, смягчить требования к расовой чистоте немцев, умерить или перепрограммировать пропагандистские клише.. словом, менять самые мрачные и неприглядные стороны Третьего Рейха, иначе история может повториться а его миссия так и останется проваленной. Другое дело что "Выплёскивая грязную воду не вывалить бы из тазика ребёнка!". Ведь если не брать в расчёт всё указанное то многое ему нравилось в этой Германии.