За все в ответе

По пустынной улице идет О л ь г а.

В комнате Татьяны.

П е т р о в и Т а т ь я н а лежат в постели.

Т а т ь я н а. А знаешь, как это показали бы в кино?

П е т р о в. Что показали бы?

Т а т ь я н а. То, что у нас с тобой сейчас было. Значит, так. Он входит, за ним закрывается дверь, и сразу он ее встречает у родильного дома. Они всегда пропускают самое интересное. Ой, только бы мать не узнала!

П е т р о в. Все равно когда-нибудь узнает.

Т а т ь я н а. Пока не надо. Она у меня напуганная жизнью. Боится, как бы и я на бобах не осталась. Она красивая была в молодости.

П е т р о в. Она и сейчас красивая.

Т а т ь я н а. Ее тут все бабы боялись. Как бы не отбила. Ведь ее всех женихов на войне поубивало. Что ей оставалось делать? А она женщина энергичная. Ей очень хотелось замуж выйти и чтобы семья была и дети. Не получилось. Ее очень за это презирали, я думаю, что она и меня родила, когда отчаялась.

П е т р о в. Ну, твой отец красивый был, перед ним было, наверное, трудно устоять.

Т а т ь я н а. А это не мой отец.

П е т р о в. А чей?

Т а т ь я н а. А ничей. Может, у него и детей никогда не было. Я это недавно узнала. Наверное, она его выдумала, чтобы передо мной оправдаться и чтобы соседи уважали. Она у меня самолюбивая.

П е т р о в. А кто же этот моряк?

Т а т ь я н а. А никто. Актер. Был такой старый фильм «Голубые дороги». Он там не главную роль играл, но очень запоминался. Она и добыла его фотографию. Я этого «отца» недавно в новом фильме видела. Постарел. Толстый, с животом — кулака играл. Ты только не проговорись. Пусть думает, что я не знаю. Ей тяжело досталось. У мамы ведь никого из родных нет. Все погибли в войну. А знаешь, как хочется куда-то поехать, чтобы тебя ждали, чтоб встречали, как родную…

П е т р о в. Чего-чего, а родни у меня хватает. Я с тобой поделюсь.

Т а т ь я н а. А теперь она боится, что я замуж тоже не выйду.

П е т р о в. Ну, я думаю, что тебе это не угрожает.

Т а т ь я н а. Не скажи. Конечно, я не уродка, можно сказать, даже красивая, но ведь вы-то больше всего красивых и боитесь. Погулять — да. А в жены берете поскромнее. Тогда можно себя и королем почувствовать… Я раньше думала, если парень, так он уверенный, а вы такие же неуверенные, как и мы.

П е т р о в. Я уверенный.

Т а т ь я н а. Какой ты уверенный? Ты просто наглый…

Затемнение.

Проснулись они от хлопанья двери. О л и м п и а д а пришла после ночной смены.

О л и м п и а д а. Молодой человек! Я думаю, вам пора возвращаться в гостиницу. (Отвернулась, давая Петрову возможность одеться.)

П е т р о в. Пожалуй, я прямо на завод пойду.

О л и м п и а д а (не оборачиваясь). Вы еще не ушли?

П е т р о в. Простите… А может, мы все-таки позавтракаем?

Татьяна хихикнула. Олимпиада уничтожающе взглянула на нее и, демонстративно звеня чашками, начала накрывать на стол. Потом они втроем молча завтракают. Татьяна размешивает кофе.

П е т р о в. А молока нет?

О л и м п и а д а. Да!.. Я думаю, этот товарищ не пропадет в жизни.

П е т р о в. Не пропаду, не пропаду…

В отделе кадров.

Л ю д м и л а И в а н о в н а и П е т р о в просматривают личное дело Кашкина.

П е т р о в. Интересно! Очень интересно. Как только где заваливаются дела, так туда бросают Кашкина.

Л ю д м и л а И в а н о в н а. Это понятно. Он хороший работник, любой участок вытянет.

П е т р о в. А чего он всю жизнь в заместителях?

Л ю д м и л а И в а н о в н а (ткнув пальцем в потолок). Это решаю не я, а там…

П е т р о в. На небе, что ли?

Л ю д м и л а И в а н о в н а. У высокого начальства.

П е т р о в. А высокому начальству тоже иногда надо подсказывать.

Л ю д м и л а И в а н о в н а. Как? Приду я, что ли, к директору завода и скажу: «Иван Степанович, Кашкина надо начальником ставить». Так, что ли?

П е т р о в. Именно так.

Л ю д м и л а И в а н о в н а. Да вы что? Да директор мне скажет: «Ты чего, Людмила, чокнулась, что ли? Твое дело — подготовить документы, а решать будем мы».

П е т р о в. Правильно. Решать будут они. Но подсказывать им надо обязательно.

Л ю д м и л а И в а н о в н а. Вы что, серьезно?

П е т р о в. Вполне.

В гостинице.

П е т р о в лежит на кровати, смотрит в потолок. В дверь постучали. Петров не ответил.

Г о л о с О л ь г и. Я знаю, что ты у себя.

П е т р о в. Если знаешь, тогда входи…

О л ь г а (входя). Мне надо с тобой поговорить.

П е т р о в. Мы уже говорили.

О л ь г а. Что у тебя с этой девочкой?

П е т р о в. Ольга, это мое личное дело…

О л ь г а. Уже не личное. Константинов сказал мне сегодня, что этот парень хочет устроить скандал.

П е т р о в. А это его личное дело.

О л ь г а. Извини меня, но этот командировочный роман несколько затянулся. Не пора ли тебе спустить на тормозах. Не собираешься же ты на ней жениться?

П е т р о в. На этот вопрос я тебе ответить еще не могу. Он у меня в процессе осмысления…

О л ь г а. Может быть, мои доводы тебе в чем-то помогут…

П е т р о в. Давай доводы.

О л ь г а. Ты собираешься ее брать в Москву?

П е т р о в. Такой вариант не исключен.

О л ь г а. Куда? У тебя же нет даже квартиры. В ту клетушку, которую ты снимаешь? Большая для нее будет радость? А что она будет делать в Москве?

П е т р о в. Что делать? Наверное, то же, что и здесь, — работать на заводе.

О л ь г а. Извини за банальность, но так и напрашивается: зачем же в Тулу везти самовар? В Москве восемь миллионов жителей. Половина из них — женщины. Отбрось старух и детей, и то останется не меньше миллиона молодых и прекрасных женщин. Ты только вдумайся: миллион. Какие возможности для выбора. А если серьезно… Я понимаю, каждый может увлечься, но увлечения проходят. Потом остается главное: чтобы с тобой рядом был человек, который бы тебя понимал. А умение варить борщи — это еще не самое главное.