За все в ответе

Ц е т к и н (улыбаясь). Вы ужасный фантазер!

Л е н и н. Клянусь, это правда! Чем вы заняты?

К р у п с к а я. Маняша гранки статьи принесла, там все твои пятьдесят лет описаны, вот мы и начали фотографии перебирать.

Л е н и н. Что за статья?

К р у п с к а я. Чепуха сплошная.

У л ь я н о в а. Ну, Надя, не сплошная.

К р у п с к а я. Я эту статью в клочки разнесла, все напутано, и вообще затея зряшная…

Л е н и н (перебирая фотографии, Кларе Цеткин). Это отец. Он умер до ареста брата. Если бы он был жив, не знаю, что было бы…

У л ь я н о в а. Мама была крепче, у нее была громадная сила воли…

Л е н и н. Вы знаете, Клара, от нас отшатнулись все знакомые. Боялись здороваться. На улицах отворачивались, переходили на другую сторону. По вечерам всегда приходил играть со мной в шахматы вот этот старичок учитель… В семь часов вечера я сидел в столовой и прислушивался к каждому скрипу двери. Не пришел. И на следующий день не пришел. И — вообще… Я тогда многое понял… что такое в России быть родственником арестованного. С одной стороны, — страх, но с другой — были и помощь и сострадание…

К р у п с к а я (Ульяновой). А в статье что об этом написано? Читать стыдно. Откуда человек черпает свою нравственную силу? Из семьи. Для русских это особенно характерно.

Л е н и н (передавая Цеткин фотографии). Мама.

К р у п с к а я. Мы давно не были на маминой могиле.

Л е н и н. Я зимой поеду в Питер.

У л ь я н о в а (к Цеткин). А вот Надя перед Шушенским… Это село в Сибири, где они ссылку отбывали.

К р у п с к а я (взглянув). Ну и трепа же я…

У л ь я н о в а. Неправда. Очень хорошенькая. Володя, скажи.

К р у п с к а я. А как он Шушенское описал? Это смешно и стыдно. Сидим мы с тобой и с утра до вечера говорим только о революции и переводим с английского книгу Веббов о тред-юнионах. А ведь мы молодые тогда были, молодожены, только что поженились, крепко любили друг друга, первое время для нас вообще ничего не существовало, кроме поэзии молодой страсти. Неумен этот автор, Маняша, вот что я тебе скажу. Пусть свою молодость, голубчик, вспомнит!

Ленин молча целует жене руку.

У л ь я н о в а. Что же мне автору-то сказать?

Л е н и н. А что, если он поступит как Гоголь? Ручаюсь: потомки его не осудят.

У л ь я н о в а. Да ну вас, я — серьезно, а вам все шуточки. Ты вот лучше признайся, что тебе Обух сказал?

Л е н и н. Как я вам и говорил — ничего особенного. Гулять, отдыхать и так далее. Я вам сразу же после него позвонил, но никого обнаружить не смог.

К р у п с к а я. Я на собрании у железнодорожников была. Все тянут в одну дуду, а хочется, чтобы говорили по-своему. Наконец один нашелся: «Советская Россия непобедима на предмет квадратности и пространственности».

Л е н и н. Если бы еще — на предмет грамотности и культуры…

Ц е т к и н. Геноссе Ленин, не следует так горько жаловаться на безграмотность России. В некотором отношении безграмотность народа была для вас, большевиков, благом. Да-да, именно безграмотность облегчила вам дело революции.

Л е н и н. То есть?

Ц е т к и н. Безграмотность предохранила мозги рабочего и крестьянина от буржуазной пропаганды. Вы бросили свои большевистские семена на девственную почву. Легче сеять и пожинать там, где не приходится предварительно выкорчевывать целый первобытный лес.

Л е н и н (помолчав). Я не согласен с вами, Клара. На безграмотность мы не ставили. Безграмотный человек стоит вне политики. Безграмотность еще как-то уживалась с борьбой за власть, с необходимостью разрушить старый государственный аппарат. Но разве мы разрушали ради разрушения? Мы разрушали для того, чтобы создать нечто лучшее. А безграмотность плохо уживается, совершенно не уживается с задачей строительства. Это тупик. Сегодня мы народ нищий, абсолютно безграмотный…

К р у п с к а я. Володя, но сколько делается? (К Цеткин.) Ведем настоящую войну с безграмотностью. Библиотеки, избы-читальни, просветительские поезда…

Л е н и н. Капля в море при нашей квадратности и пространственности. Нам нужен второй Октябрь — культурный. А на безграмотность — молодежь направить.

К р у п с к а я. Этих учителей самих еще учить надо.

У л ь я н о в а. Но только не тому, чему их учат сплошь и рядом сейчас.

К р у п с к а я. Вот именно!

Ц е т к и н (заинтересованно). А чему их учат сейчас?

У л ь я н о в а. Есть у нас такие: все разрушено, вы пришли на пустое место, культуры прошлого нет.

Ц е т к и н. То есть как это?

У л ь я н о в а. А вот так: Пушкина — долой, Рафаэля — долой, Данте — долой!

Ц е т к и н. А что же не долой?

У л ь я н о в а. Ходят шарлатаны, изобрели какую-то особую, пролетарскую культуру и носятся с ней, как с писаной торбой. А Наркомпрос деликатничает, все боится по рукам ударить.

К р у п с к а я. Бить надо по нечистым рукам, а сложность в том, что в основном руки-то чистые…

У л ь я н о в а. Путано-перепутано тут у нас, Клара, и не раскопаешь. (В зал.) Пройдет несколько дней, и Владимир Ильич скажет: «Пролетарская культура должна явиться закономерным развитием тех запасов знания, которое человечество выработало…» Он еще не один раз будет говорить о том, что не надо забивать голову хламом, а надо брать и развивать лучшие образцы, традиции, результаты культуры прошлого, но мысли эти не сразу будут всеми поняты и приняты, еще долго будут кипеть страсти.

Л е н и н (с иронией). Вы просто старики и не можете понять запросов современной молодежи.

У л ь я н о в а. А ты понимаешь?

Л е н и н. Я тоже старик!

У л ь я н о в а. Вот они, современные запросы… Прислали в «Правду» объявление… (Достает из пачки бумаг листок, читает.) «В пятницу состоится дискуссия «Проблемы пола в переходный от капитализма к социализму период, с точки зрения молодежи Красной Пресни». Нашелся какой-то идиот докладчик, а юношество валом валит…