За вуалью
Шрифт:
Я должна была вести нас по аду.
Я глубоко вдохнула без воздуха, пошла к Эмпайр — стейт — билдинг, Джей следовал за мной.
* * *
Первое правило ада: не говори об аде.
Чем больше мозг пытался понять, где ты, тем больше он вытекал, как из дырявой кастрюли. А потом это случалось с сердцем, оно становилось похожим на жвачку. Бесполезное. А потом душу вытаскивали из твоего костного мозга.
Я пока этого не знала, но ощущала. Чувствовала ад, как голодное существо, что смотрело и ждало, когда я сдамся. Я знала это.
И я старалась не
Почти все.
Пока ад вызывал тревогу. Мы с Джеем быстро шли по Пятой авеню (густое вещество вместо воздуха мешало бежать, как невидимая рука), справа были мертвые сорняки Центрального парка, слева — темные и тихие здания. По моей спине будто бегали пауки, и мне казалось, что за мной следили из окон. Порой я видела, как резко задергивали штору на окне, а порой раздавался грохот двери. Но никого не было. Я вспомнила Шекспира: «Ад пуст — все бесы здесь». Но ад не был пустым. Эта иллюзия усыпляла бдительность, как кот, что лизал перед укусом.
Медленно появлялись крики. Сначала вдали, в улицах от тебя. Вскрики удивления. Они становились воплями ужаса, кого — то пытали снова и снова. И звук приближался.
А потом раздавался за тобой.
Резкий нечеловеческий крик тут же заставлял кровь остановиться, этот крик умолял, чтобы все прекратилось.
Я развернулась. Джей схватил меня за локоть, и я увидела мальчика в десяти футах от нас. Большие глаза, стрижка под горшок, старая кукла с треснувшей головой в руках, у таких кукол закатывались глаза, когда их двигали.
«Почему в аду ребенок?» — подумала я, пытаясь понять невинность тут.
Джей услышал меня.
«Это не ребенок».
Стоило ему это сказать, как я поняла это.
Кукла в его руках открыла глаза.
Мальчик улыбнулся. Шире и шире.
Его лицо раскрылось пополам.
Он открыл рот и издал вопль.
Из его горла выбралась тонкая длинная рука, тощие черные пальцы были горелыми.
Я не могла отвести взгляд, а череп мальчика пошел трещинами, как у его куклы, и обгоревшая рука прижала пальцы к глазам ребенка, сжала их, как шар для боулинга.
Существо выбиралось из него.
«Нужно идти», — Джей потянул меня к себе.
Я беспомощно повиновалась, но Джею было сложно утащить меня.
«Ада! — закричал он. — Сосредоточься, Ада. Думай о матери».
Мама. Моя мама.
Я хотела остаться и увидеть существо, но должна была думать о маме.
Джей вел меня по улице, пока существо не стало точкой вдали, а потом две точки пошли в стороны. Он схватил меня за плечи и притянул к себе. Ладонь легла на мою щеку.
Мягкая. Его прикосновение было нежным.
Все тут было твердым, а он — мягким.
«Ада, — сказал он, и я вспомнила куклу в руках мальчика. Голубые глаза Джея были будто из мрамора, не видели. — Не сдавайся. Мы близко, но времени мало. Я ощущаю это. Сосредоточься. Сосредоточься».
Я закрыла глаза, его близость успокаивала, проникала глубже кожи, сливала нас в единое целое.
Он ощущался приятно. Как всегда.
Ощущался.
Я
чувствовала.Я была живой.
Я не отсюда.
Мои глаза открылись. Мне было не по себе. Я словно была в секундах от края утеса, и он вовремя оттащил меня.
Боже. Я закричала, чтобы вернуть мыслям порядок.
«Он не слышит тебя, — ответил Джей. — Идем. Ты сказала, станица пятьдесят и пятьдесят три, да?».
Я кивнула. Мы поспешили по улице, и я старалась не смотреть на Нью — Йорк.
«Интересно, какая тут Адская кухня?».
«Это шутка?» — Джей взглянул на меня на ходу, пот лился по ее пластиковому лицу.
«Я не уверена. Я уже не знаю, что смешно. Я не помню смех».
«Зови маму», — сказал он, сжав мою руку и потянув меня по улице. Мимо проехал велосипедист без шлема, его череп был раскрыт, его мозг развевался за ним лентами.
Я не смотрела туда, игнорировала таксиста в паре футов от нас, он сидел на крыше своей машины и бросал крошки на пустой тротуар. Я звала маму. Все громче и громче.
Ничего.
Но я знала, что она там. Я ощущала это. Золотая веревка от моей души тянулась к ее. Я не видела ее, но чувствовала, и она натянулась, пока мы шли.
И мы не медлили.
Мы миновали магазин «Apple», он выглядел так же, как и в реальности, но тут был охвачен клопами, большими, как урны, и сияющими серым. Они рыли стены лапами, медленно разрушая их. Снаружи сидела пара с айпадами, и они не работали, судя по боли на их лицах.
— Это тоже чей — то ад, — отметила я.
Мой голос прозвучал странно, лишенный всех эмоций, и я не сразу поняла, что сказала это.
«Ада!» — завопил Джей.
Блин. БЛИН. Я не должна была говорить вслух.
Папа с айпадами посмотрела на меня.
Мертвые глаза. Злые глаза.
«Они тебя видят, — сказал он. — Нужно бежать».
«А мальчик до этого? Со штукой внутри».
«Он видел только меня, — сказал он. — Если бы он знал, что ты была там…».
Ему не нужно было объяснять.
Пара поднялась на ноги.
Более того, клопы замерли, их антенны подрагивали в мою сторону, как дворники машины.
Велосипедист на широкой улице развернулся и ехал к нам.
Мы побежали.
Стена влаги толкала нас, как во снах, когда нельзя было бежать, но мы боролись, мои ноги стали как желе, бедра горели. Джей подхватил меня, закинул на свое плечо, его сверхъестественная сила несла нас вперед.
Мы завернули за угол, и, свисая на спине Джея, я видела, как к нам шел парад людей. Они бежали, неслись, злобно крича.
«Мы не отсюда, — сказал Джей. — Они знают, что мы можем уйти, а они — нет, и они попробуют остановить нас. Не важно. Мы на месте».
Улица поднялась надо мной, Джей побежал по ступенькам в подземный переход. Это было знакомо. Слишком знакомо. Я словно попала в гробницу, и потолки могли рухнуть на нас, и мы останемся тут навеки.
Вниз, вниз, вниз.
Дальше, чем находились станции метро.
Джей перепрыгнул турникеты с лезвиями, и я подпрыгнула на его плече, но он не дал мне отлететь.