За ядовитыми змеями. Дьявольское отродье

Весну 1958 года я встретил на берегу Мургаба. Это полноводная, довольно своенравная и капризная река. Разливаясь в половодье, она размывает крутые глинистые берега, буравит в них глубокие, узкие промоины. В этих самой природой подготовленных убежищах селятся ядовитые змеи. Поэтому Марк решил поехать именно сюда. Научно-исследовательскому институту, в котором работал мой друг, понадобились змеи в большом количестве. Марк взял меня в качестве ловца, а Василий поехал на Мургаб в почетной и ответственной должности подручного, так как ловить змей самостоятельно он не хотел.

Мургаб весной очень красив, прибрежные степи ничем не напоминают пустыню, колышется под теплым ветерком сочная трава, зеленеет нежной листвой кустарник. Недаром среди местного населения ходит поговорка: «Кто воды Мургаба напьется, тот еще сюда вернется». Возможно, кто-нибудь действительно так поступает, но мы сырой мутноватой водички так и не попробовали, и, наверное, правильно сделали…

Высадившись на станции Ташкепри, мы направились вниз по течению реки и, едва вышли на берег Мургаба, сразу же стали натыкаться на змей.

К тому времени я уже имел некоторый опыт охоты на ядовитых пресмыкающихся и уже не испытывал того сковывающего чувства, которое прежде охватывало меня всякий раз, когда приходилось видеть, как сильное, смертоносное существо бьется в руках у ловца, стараясь вырваться. Теперь у меня самого было на счету немало змей, пойманных в буквальном смысле слова собственноручно.

Мутные воды Мургаба довольно холодны, они текут с гор, неся в себе свежесть ледниковых ручьев. Особенно холодны глубинные струи, поэтому, когда купаешься в Мургабе, лучше всего не нырять, а плыть. Если же примешь вертикальное положение, то создается впечатление, будто попал в ледяной котел: дух захватывает от холода. Впрочем, температура речной воды не смущает местных ребятишек. Загорелые, смуглые, как мулаты, они стайкой бросаются с противоположного берега и плывут наперегонки. Впереди черноволосый круглолицый крепыш. Он размеренно машет мускулистыми руками, и его литое бронзовое тело с каждым взмахом рук высовывается из воды. Мальчик выходит на берег первым. Крикнув что-то задорное товарищам, он помахал нам рукой и полез на скользкий, отвесный берег, где виднелись вороха хвороста, принесенные рекой из верховьев. Мальчик ловко вскарабкался наверх, ухватился за сук и, опрокинувшись навзничь, упал с крутизны на сырой песок.

Мы поспешили к берегу. У кучи хвороста Марк схватил меня за плечо: послышалось рассерженное шипение — предупреждение встревоженного пресмыкающегося. Мы сделали несколько осторожных шагов, Василий раздвинул палкой сухие ветви — под ними, свернувшись в излюбленной позе, лежала бурая змея. Характерное шипение и белый крест на треугольной голове сомнений не оставляли: перед нами эфа!

Эфа — типичный житель Туркмении — распространена в Северной и Восточной Африке, а также почти во всех южных странах западной половины Азии. Кроме Туркмении, она встречается в Южном Узбекистане и Юго-Западном Таджикистане. Эта змея очень опасна: укус ее подчас влечет за собой смерть.

Эфа — относительно спокойная змея. При встрече с человеком она не пытается сразу уползти, а неподвижно лежит на месте, словно надеется, что человек не тронет ее и пройдет мимо. «Плотно лежит», — говорят о ней змееловы. Застигнутая врасплох, она принимает кренделеобразную оборонительную позу и издает специфическое потрескивание чешуйками, предостерегая противника. Если в этот момент ее не тронуть, змея тихонько уползает, причем ползти она будет боком, оглядываясь, опасаясь нападения. Сама эфа переходит в атаку крайне редко и кусает только в том случае, если на нее наступят или к ней прикоснутся.

Эфа искусно маскируется: окраска делает ее малозаметной. В песках она светло-желтая, в горных районах — темно-серая, встречаются отдельные экземпляры буроватого оттенка. Эфа, которая лежала перед нами на глинистом берегу Мургаба, тоже была бурой, поэтому мальчик, не заметив змею, положил на нее руку и тотчас получил укус. Мы отнесли мальчика в местную больницу, где ему сделали все, что в таких случаях полагается делать. К вечеру состояние ребенка улучшилось; помогли принятые местными медиками меры.

Случай с мальчиком произвел на нас тяжелое впечатление. Дети плохо переносят укусы ядовитых пресмыкающихся. Впрочем, далеко не все случаи змеиных укусов заканчиваются трагично. Работающий в этой больнице фельдшер рассказывал мне, что в прошлом году не было дня, чтобы в больницу не поступил человек, пострадавший от змеиного укуса, тем не менее смертельных исходов не было.

Мне не пришлось заниматься серьезными статистическими изысканиями. Путем опроса местных жителей удалось установить, что меньше всего людей здесь пострадало от укусов кобры и больше всего — от укусов эфы, и особенно гюрзы. Были и осложнения: змеи опасны еще и тем, что зачастую зубы их заражены трупным ядом — мельчайшие остатки пищи задерживаются на отгибающихся внутрь ядопроводящих зубах и при укусе вместе со змеиным ядом попадают в кровь, вызывая заражение.

Гюрза — хитрая, злющая тварь, она не обнаруживает себя до тех пор, пока животное или человек не пройдут мимо, а затем бросается на них и кусает. Эфа, почувствовав приближение врага, начинает шипеть, как примус. Меня первое время поражала тождественность звука: создавалось полное впечатление, что за кустом кто-то разжег примус. В сожалению, эфа по каким-то причинам не всегда успевает зажигать свой «примус», чем причиняет человеку немало неприятностей.

На следующий день мы разделились: Василий отправился с Марком, чтобы помогать зоологу, так как самостоятельно охотиться на ядовитых змей все еще не решался, а после недавнего случая с мальчиком в правильности своего решения утвердился. Васька был явно напуган неприятным происшествием, и я счел необходимым подать ему пример, а заодно и лишний раз испытать самого себя, и отправился на охоту один, захватив с собой два мешка и щипцы.

Марк с Васей ушли в пески, я двинулся вниз по течению Мургаба. Весной быстро текущие воды подтачивают и рушат берега. В реку впадает множество ручьев. Они недолговечны, вскоре пересыхают, оставляют глубокие промоины, извилистые расселины — настоящие катакомбы с разветвленными подземными переходами и сводчатыми суглинистыми потолками. Весенние воды, создавшие эти мрачные галереи, давно схлынули, затерялись в пустыне, но до сих пор влажный песок сохраняет здесь прохладу и свежесть чистых ледяных струй. В то время как на поверхности адская жара, настоящее пекло, в подземелье прохладно и сумрачно. Именно это и привлекает сюда гюрз.

Я спустился к воде и пошел вдоль обрывистого берега. Поминутно приходилось останавливаться и тыкать щипцами в многочисленные расселины. Иногда оттуда слышалось рассерженное шипение, мелькало тело змеи, но тотчас же скрывалось в глубине трешины. Волей-неволей пришлось углубляться в катакомбы, идти все дальше и дальше.

Здесь было прохладно, пахло сыростью, порой нужно было наклонять голову, иногда ложиться и ползти по-пластунски. Я опасался, что будет темно и я не увижу вовремя змей, но сквозь многочисленные промоины пробивался слабый свет.

Я неторопливо шел по извилистому рукаву, держа наготове щипцы. Впереди показалась небольшая, неправильной формы пещера, от нее уходил узкий рукав. Здесь-то я и заметил шевелящийся клубок змей. Осторожно приблизившись, я пристально разглядывал пресмыкающихся. Сезон брачных игр был в самом разгаре, и змеиная парочка не замечала опасности. Решение созрело мгновенно. Нельзя сказать, что оно было разумным. Я шел на двойной риск, но мне почему-то казалось, что змеи увлечены и позволят проделать с собой что угодно.