За ядовитыми змеями. Дьявольское отродье

На мой взгляд, все змееловы, а также люди, работающие со змеями, должны следить, чтобы руки их, особенно пальцы, не были влажными. В Средней Азии, где жара буквально испепеляет, во время ловли змей руки сильно потеют. Сказывается также и нервное напряжение. Из влажных пальцев змея может легко выскользнуть, а это может привести к серьезным неприятностям.

Крупных змей прижимать палочкой опасно, они сильны и могут легко вырваться. Для этой цели пользуются специально сконструированными металлическими щипцами. Нужно отметить, что, когда змея захвачена щипцами, ее следует поскорее перехватить у «шеи» руками, так как сильная змея, вырываясь при попытке освободиться из зажимов, может сломать себе позвоночник. Для того чтобы пустить в ход щипцы, необходимо знать «характер» и наклонности змей. Гюрзу, например, хватать щипцами труднее. Эти злющие змеи остервенело бросаются на все что попало, и нужно немало потрудиться, чтобы улучить подходящий момент. Кобры в этом отношении наиболее «удобны». Возбуждаясь, змея поднимается над землей в излюбленной угрожающей позе и раздувает капюшон — этот момент наиболее выгоден для захвата.

Раньше змееловы и лаборанты пробовали применять в работе толстые кожаные и даже металлические перчатки, но впоследствии пришли к убеждению, что их использовать нельзя. В операциях со змеями огромную роль играет осязание. Малейший толчок, малейшее движение змеи тотчас же ощущаются человеком, и он принимает соответствующие меры предосторожности. В перчатках же осязание утрачивается, и охотник, по существу, не знает о намерениях змеи, не может ощутить, допустим, как напряглась мускулатура, что обычно предшествует рывку, броску, попытке вырваться и т. п. Надеяться же на зрительную реакцию при молниеносной подвижности змей трудно. Кроме того, шероховатая поверхность перчаток может повредить нежную кожу змеи, что бывает для них смертельно. Удивительная «верткость» ядовитых змей также грозит человеку, работающему с ними, большими неприятностями, — неожиданно вывернувшись, змея может укусить не защищенную перчаткой часть руки.

Сам процесс сбора яда сводится к следующему: крупная змея захватывается лаборантом и поднимается в воздух. В этот момент нужно прижать к груди извивающееся тело змеи локтем той же руки, которой придерживают голову змеи. Так обычно поступают, когда работают без помощника, хотя манипуляции с крупными, сильными змеями в одиночку весьма рискованны. Работа с помощником значительно облегчает процесс сцеживания яда. Крупные змеи, если тело их растянуть и держать на весу, не давая возможности сокращаться, теряют свою силу. Гюрзы, при всем их неистовстве, бешеном сопротивлении, быстро устают и провисают, как бельевые веревки. Правда, в таких случаях змее доверяться не следует, «веревка» в любую секунду может ожить и сильным, неожиданным рывком освободиться. После того как змея окажется в требуемом инструкцией положении, к ней протягивают стеклянную чашечку — приемник для сбора яда. Исступленно кусая сосуд, она оставляет на стенках тонкие, быстро подсыхающие струйки яда, ради которого и затеяна вся операция.

Существует немало способов получения яда от пресмыкающихся. Некоторые исследователи пытались усовершенствовать этот процесс. Бразильский ученый Хосе Монтейро изобрел специальную установку, плотно укрепленную на столе, — ядоприемник. Практического применения новый прибор не получил, может быть, потому, что его автор, работая с ядовитой змеей, находящейся в ядоприемнике, получил укус и скоропостижно скончался.

Свежий яд представляет собой густую жидкость, у большинства змей желтоватого цвета; яд эфы прозрачен. Количество яда у змей колеблется в зависимости от различных причин и не превышает: у гюрзы — 300, у кобры — 194, у щитомордника — 137, у эфы — 50, у гадюки Ренарда — 30 миллиграммов. Яд довольно быстро высыхает и затвердевает.

Быстро миновала весна. Растения однолетники — песчаная осока и пырей — высохли под жгучими лучами солнца, превратились в порошок, а порывистый душный ветер рассеял его по степи. В песках, начинающихся сразу за разъездом, не видно никакой зелени — сплошная серо-желтая, местами бурая пелена, и только кое-где разбросаны чахлые, искривленные растения, веками приспосабливающиеся к тяжелым условиям пустыни. Там и сям виднеется саксаул, широко раскинувший под землей свои корни. Зачастую корни уходят далеко-далеко, в поисках недостающей влаги. Каждое растение решает водную проблему по-своему: листья некоторых покрываются белым пушком, задерживающим испарения; солянки, растущие поблизости от солончаков, покрываются соляной коркой. Корни многих растений одеты в плотный чехол из цементированного песка, он защищает их от гибели. Мой хозяин, старый железнодорожник, показывает едва заметные точки, скачущие по песку:

— Семена. У них два волоска как пружинки. Поскачут, поскачут по степи да где-нибудь зацепятся, там и прорастут.

Из-за сарая на полусогнутых лапах выбежал варанчик, подпрыгнул, схватил на лету какое-то насекомое и тотчас его проглотил. Хозяин помрачнел и, поглядывая куда-то поверх моей головы, осведомился, когда заканчивается мой отпуск. Вопрос был задан, конечно, не только из вежливости. Хозяин ненавидел варана и, наверное, прикончил бы его, если бы не панический страх перед изогнутыми зубами и сильным бичеобразным хвостом. Хозяину уже не раз пришлось познакомиться с характером пресмыкающегося, и лишь неписаный закон гостеприимства, распространявшийся не только на гостя, но и на его «движимое имущество», охранял злополучного варана от неминуемой гибели.

А отпуск мой истекал. Дела свои я в основном закончил и доживал на железнодорожном разъезде последние деньки, казавшиеся моему угрюмому хозяину вечностью. Строго говоря, хозяин был прав. Пожалуй, несмотря на мрачную внешность, он обладал ангельской кротостью, поскольку терпеливо переносил все неприятности, доставляемые ему моими несимпатичными питомцами. Они непрестанно вырывались из ящиков, клеток и вольер, шуршали по полу, разгуливали по двору, приводя хозяина в состояние тихой ярости, держали его в постоянном напряжении, вынуждая быть вечно бдительным и осторожным. Особенно осмотрителен он стал с тех пор, как произошла несущественная, на мой взгляд заурядная, история с флагом.

Поезда по нашей ветке проходили редко, но встречать их полагалось со специальным железнодорожным флажком. Два флажка — желтый и красный — хранились в кирзовом футляре, напоминавшем отделенные от ложа стволы охотничьего ружья. Красный флажок — сигнал аварии, неисправностей — никогда не использовался, и таскать его в футляре вместе с желтым хозяину не хотелось. Человек он был крайне флегматичный и усложнять себе и без того сложную жизнь не желал. Носить же футляр только из-за одного флажка, по мнению хозяина, также не стоило, тем более что желтый флажок можно было преспокойно запихнуть за голенище сапога, где он обычно весь день и находился, путешествуя со своим владельцем повсюду; вечером, снимая сапоги, хозяин вынимал из-за голенища флажок и аккуратно водворял его в футляр.

Однажды вечером железнодорожник, по обыкновению, достал из-за голенища свернутый желтый флажок и стал пристраивать его в футляр. Флажок почему-то вошел не сразу, задержавшись на половине, а потом и вовсе выскочил обратно. Хозяин не принадлежал к категории людей, любящих по всякому поводу удивляться. Он просто решил, что флажок сам выпал из наклоненного футляра. При повторении операции флажок влез в футляр теперь уже только на четверть, затем снова выпал из футляра, а секунду спустя оттуда послышался характерный звук, заставивший хозяина совершить саженный прыжок в сторону. Куда только подевалась его постоянная флегма! Футляр упал на пол, и из него выскользнул небольшой полоз.

Полозы — змеи не ядовитые, но невероятно злые и драчливые. Полоз погнался за хозяином по комнате. Перепуганный железнодорожник, с грохотом опрокидывая табуретки, забегал вокруг стола, но вскоре осознал бесполезность подобного занятия, взгромоздился на стол и тонким голосом стал взывать о помощи. «Помощь» подоспела через полтора часа, потому что я в это время находился далеко в степи и, естественно, не мог услышать доносившихся из дома воплей. Войдя в дом, я с трудом снял хозяина с импровизированного наблюдательного пункта. Виновник же происшествия бесследно исчез, по-видимому воспользовавшись щелью в полу. После этого события хозяин еще более помрачнел и с нетерпением дожидался моего отъезда.

Страх перед змеями в южных районах Средней Азии велик. Местное население боится всех змей, как ядовитых, так и безвредных. Объясняется это отчасти неумением различать разные виды змей, отчасти тем, что в недалеком прошлом много людей погибало от укусов не только ядовитых, но и неядовитых змей, так как практиковались в этих краях своеобразные методы лечения пострадавших, позаимствованные у различных знахарей и шарлатанов.

Старики рассказывали, что руку или ногу укушенного зашивали в свежеснятую шкуру барана. Зачастую начиналось нагноение, гангрена. Лечение каленым железом далеко не всегда давало желаемые результаты и большей частью только калечило пациентов.