Заброшенный в природу

Мы тронулись с места. Когда немного отъехали от имения, я обернулся, чтобы еще раз посмотреть на него. Дворец скрылся за деревьями парка, виднелись лишь широкие ворота с бронзовым гербом, расположившимся на обеих створках.

— Если задуматься, что эта шайка правит Испанией, — сказал я задумчиво, как бы самому себе.

— Эта шайка правит всем миром! — ответил доктор. — Если бы только Испанией…

«И все же они тоже болеют, страдают, ничтожная мигрень может испортить им жизнь», — подумал я без всякого сочувствия. Наоборот, это делает их еще более жалкими, еще больше вызывает раздражение. Они — такие же рабы природы, как и все остальные. Особи человеческого вида. Когда-то я читал, что египетские цари верили, будто они бессмертны. По этой причине они и цари. Ты, например, смертный, а они — бессмертные. Как бы не так. И лучше всего это понимали древние римляне: «Я бог, — говорит, например, римский император, — я бессмертен». — «Да неужели? — спрашивает какой-нибудь преторианец. — А давай-ка я пырну тебя ножом и тогда посмотрим, такой ли уж ты бессмертный». Вот его убивают, и оказывается, что никакой он не бессмертный. Убивают, а потом сносят все статуи с площадей, и все, конец. Гроша ломаного жизнь не стоила. Ничего удивительного, что после этого могли убить жену, детей и всю его бессмертную семью. Преторианцы — люди с оружием. Они быстро расправляются со всяким там бессмертием и туманом из идей и идеалов. Нет тумана, нет никаких облаков. Мир предстает в ясном свете. Да, никто никогда не понимал все так ясно, как римляне. Но природа… Могла ли она действительно сделать тебя бессмертным. Я думаю, да! Могла сделать так, чтобы ты жил по меньшей мере тысячу лет. Так почему же она этого не сделала? А потому! Не захотела. Она и есть твой всесильный господин. Если внимательно осмотреться вокруг, то его можно заметить повсюду — безликого, молчаливого. Всесильный господин. Огромный, могущественный и бесконечный — от горизонта до горизонта. А если внимательно вглядеться в себя, в собственное тело, то его присутствие можно заметить и там. Именно ему принадлежит твое тело, все органы, телесные жидкости, сухожилия, кости, кровь и вены, по которым она течет. Твой господин повсюду — снаружи и внутри, ты всецело ему принадлежишь, и нет никакого спасения. Ты — раб природы. Поэтому были придуманы дух, душа, книги, вера, философия, чтобы создать иллюзию другого направления, другого пути — через портал для избранных, чтобы они могли вырваться и быть свободными. Но это невозможно. Нет, невозможно. Природа — твой господин, и ты полностью ей подчинен. Возможно, лишь что-то, очень немногие вещи, как небольшие островки в океане, могут принадлежать только тебе. А может быть, и нет. Человек слишком мал, чтобы меряться с природой, чтобы требовать от нее отчета, почему она это сделала так, а не иначе. Да потому что так! Она даже не слышит, что ты ей говоришь, вообще не замечает тебя, двигаясь напролом, с треском и шумом, подобно сильному наводнению. Кто-то даже может сказать: хорошо, что я не стою у нее на пути, иначе она бы меня снесла. Не стоит бояться, ибо ты несешься вместе с ней, ты — часть волны, капля в ее пене. Тебе грозит оказаться у нее на пути, только если ты от нее оторвешься.

И ты продолжаешь вертеться в этом широком, медленном вихре, заброшенный в природу, как сказал бы Пелетье. Разумеется, она могла бы сотворить тебя другим, но не захотела. В ней всё — начало всех начал, первая и последняя точка, тайный курс происходящих событий, их тайный смысл — всё, что на самом деле имеет значение. А может быть, не так?

Может быть, существует еще что-то? Нет, вряд ли… С другой стороны: кто до конца понимает природу? Кто с точностью может сказать, что в ней есть? Что ее мучает, а что радует? Каковы ее замыслы? Да и вообще, где она? Какова ее суть?

Даже медики не понимают ее до конца, да и никто не понимает. Даже наполовину. Суетятся, думают о чем-то, обсуждают что-то у нее в подножии, меряют гору двумя пальцами…

— Сеньоры, Севилья! — выкрикнул в этот момент Хесус.

Да, Севилья… Прекрасный город. Я хорошо сделал, что приехал сюда. Города, как и здания, живут своей жизнью. Даже трудно поверить, что все это рукотворно, — подумал я, когда мы проезжали мимо кафедрального собора — громадной горы из камня с ажурными плетениями на стенах, с башнями и башенками, с продолговатыми арками, повисшими в воздухе, как мосты, с башней Хиральда прямо над нами и статуей христианской Веры на самой ее вершине — высоко, высоко в небе, освещенной солнцем, отражающимся у нее на щите. Как такое можно было сотворить человеческими руками?

Об этом я думал, глядя вверх и прикрыв глаза ладонью от солнца. Люди… Люди — странные существа, Пелетье.

Нет, не странные, отвечает мне Пелетье дю Ман, которого я слышу во сне, а просто разные. Некоторые — такие, а некоторые — другие. Как в той притче о бисере и свиньях.

Спасибо, отвечаю ему. Я это учту.

18. ДЛЯ ПРЕДОХРАНЕНИЯ ОТ ЧУМЫ И ИНЫХ ЗАРАЗНЫХ БОЛЕЗНЕЙ

В этом блаженном городе вспыхнула эпидемия чумы. Да уж! Проклятая Севилья! Какой черт принес меня сюда?! И как же я теперь отсюда выберусь? Никакого выхода… То есть, выход, конечно, есть, но он такой, что все равно, что его нет. Не могу же я отказаться от своего положения, от всех этих лет обучения и приключений у доктора — какое обучение! Какие приключения! — отказаться от будущей карьеры медика из-за проклятой эпидемии. Лучше мне умереть в конвульсиях, чем отказаться! Разумеется, это — образно говоря!

— Спокойно, Гимараеш, да не пугайся ты так! — сказал мне однажды доктор. Он наверняка заметил страх и беспокойство, охватившие меня. — Это не так страшно, как ты думаешь, — говорил он. — Умирают главным образом бедняки, живущие на другом берегу, а в этой части города пострадавших почти нет. И абсолютно точно — почти никого из врачей. Поверь мне, ибо на моем веку это уже третья эпидемия, если только я не запамятовал еще о какой-нибудь. И насколько я помню, единственным доктором, который умер, был дядя доктора Алемана, лиценциат Хуан Алеман. Но ему попросту не везло в жизни.

Не могу сказать, что его слова меня убедили.

— Сеньор, — произнес я, — я слышал, что в Италии и Франции умерли тысячи людей, целые города обезлюдели.

— Но здесь совсем не так, как во Франции или в Италии, — прервал меня доктор. — Не забывай, что в Севилье все курят. Почти все до единого. А ничто не дезинфицирует воздух так, как табак. По-моему, ты еще не полностью доверяешь табаку, а, Гимараеш?

Я-то доверяю, сеньор, но не знаю, не знаю…

— Табак обеззараживает все, — заверил меня доктор. — Просто советую тебе, пока распространяется зараза, больше курить. Эпидемия продлится месяцев шесть-семь, не дольше. Да. Здесь не так, как в Италии и во Франции. Там не курят, а здесь воздух обеззаражен…

Разумеется, доктор принял и другие меры. Прежде всего, он переселил Хесуса и всю его шумную семью из бедняцкого квартала в дом рядом с воротами Херес, который сдавал в аренду. Те торговцы, которых он там поселил, не хотели съезжать, потому как заплатили до конца месяца. Доктор предложил вернуть им деньги, но они наотрез отказались. Пришлось мне обращаться за помощью к Ринкону и Кортадо. С их вмешательством дело решилось за двадцать минут.

Так мы обезопасили себя со стороны Хесуса. Кроме того, доктор не ездил на вызовы за пределы города и по некоторым вызовам внутри города тоже. Все-таки опыт — великое дело! Это я к тому, что доктор перестал принимать все вызозы в квартале Санта-Крус, а в квартале Макарена посещал только некоторые улицы. В бедняцком квартале на другом берегу он, разумеется, вообще не показывался, а вот в богатый квартал Ареналь, расположенный напротив бедняцкого, но по эту сторону Гвадалквивира, ездил безбоязненно. Я хочу сказать, что только опыт может подсказать, на каких улицах в одном и том же квартале безопасно, а на каких нет. Я бы, например, не сообразил, ходить мне в Санта-Крус или нет. А вот доктор безошибочно знал — куда можно, а куда нельзя.

Очень скоро и городской совет принял необходимые меры. Конечно, решение пришло не от него — если ждать, что совет примет срочные меры, то можно рассчитывать на них через пять лет после того, как болезнь отступит. Решение было принято королевским наместником в Севилье графом Вильяром. У него хватило благоразумия не обращаться к городскому совету, а созвать собрание городских врачей и обсудить с ними положение, чтобы выработать план действий. После этого граф Вильяр собирался передать план городскому совету, и тогда уже городской совет принял бы меры. Городской совет — как женщина. Если ей конкретно сказать, что делать, она, вероятнее всего, это сделает, но если ждать, чтобы сама приняла решение, то она начнет раздумывать, колебаться и все в таком духе. Граф, насколько мне известно, глубоко презирает городской совет, а тот ненавидит графа и постоянно заводит против него интриги — объявляет графа диктатором или кем-либо еще. Потому-то он и решил: если городской совет Севильи сразу не примет решение, то он внесет предложение врачей в совет Кастилии, и тогда приказ спустится сверху, и Севилья вынуждена будет подчиниться. Совет Кастилии состоит из таких же людей короля, как и сам граф Вильяр. Они даже не будут читать предложение, а сразу проголосуют. Как я понял, графу удалось договориться о заседании Совета о Кастилии на следующей неделе и в управе Севильи об этом знали, а потому торопились принять решение по собственной воле, так как в этом случае у нихоставалась возможность внести кое-какие поправки, а не ждать, пока приказ поступит к исполнению от А до Я.

Мне кажется, что городской совет Севильи уже давно нужно было распустить, ибо нет ничего более бесполезного, чем он. По крайней мере, в таком виде. Когда адъютант графа капитан Армандо сообщил доктору о назначенном заседании, доктор сразу развил бурную деятельность. Мало людей на земле способны энергично, как доктор Монардес, сделать столько дел за столь короткое время. По крайней мере, я такого человека не знаю. А секрет в том, что доктор Монардес в подобные моменты становится неутомимым и всегда знает, каким будет его следующий шаг. Заканчивает одно дело и тут же приступает к другому. Ни минуты промедления, ни секунды на раздумья. Он думает в движении. К тому же, нынешняя ситуация была ему знакома. У него, как я сказал, был определенный опыт. Прежний королевский наместник действовал так же во время предыдущей эпидемии 68-го года. Так что доктор обладал необходимой подготовкой.

Насколько я понял из его слов, в настоящий момент речь шла о большом залоге — типа «день год кормит», только в гораздо большем масштабе. Доктор Монардес и другие врачи решили представить положение как катастрофическое, словно над городом нависла смертельная опасность. Судя по себе, я бы мог сказать, что в Севилье все бы в это поверили, за исключением, быть может, самих врачей. Никто из них не выглядел встревоженным, хотя прогнозы, которые они делали, были самыми мрачными. Город должен был заплатить врачам за лечение, которое они собирались предоставить гражданам в специальных больницах. Было определено, что доктору Монардесу необходимо выделить пятьдесят тысяч мараведи. Доктор Бартолло хотел, чтобы больные находились в его больнице «Сан Хуан де Дьос», но доктор Монардес поддерживал докторов Гомеса и Леона и их больницу «Пять Христовых ран». Под конец был достигнут компромисс. Кроме того, было принято решение вычистить все улицы, закрыть город для людей и товаров из зараженных районов (потом, правда, городской совет принял решение сделать исключение для торговца сеньора Эспиносы, поскольку тот клятвенно заверил, что сам будет ограничивать торговлю с этими районами, и предоставил подробный план на 138-ми страницах, где перечислил, что именно намеревается сделать). Но самое важное, особенно для доктора Монардеса, он пообещал регулярно окуривать табаком разные части города, чтобы дезинфицировать воздух. При этом доктор Монардес убедил всех присутствующих, что благодаря своей совместной с Родриго де Бризелой деятельности он сможет доставить для этой цели необходимое количество табака. И уже в тот момент, когда он это говорил, в порту ждал разгрузки корабль с табаком. Некоторые, правда, пытались возразить: дескать, его компания — не такая уж большая, а для этой цели понадобится громадное количество табака, так не лучше ли обратиться к сеньору Эспиносе. Но доктора Гомес и Леон решительно поддержали доктора Монардеса и при этом подчеркнули, что дезинфицирующими свойствами обладает лишь один вид табака, а именно Nicotiana tabaccum, у других 59-ти видов эти свойства отсутствуют, и никто, кроме доктора Монардеса, не может отличить Nicotiana tabaccum от других видов этого растения. Надо сказать, что сеньор Эспиноса тоже торговал этим видом табака, потому что только его можно было курить, но от торговца не приходится ожидать знаний медика и существовала потенциальная опасность ошибки. «Мы не можем позволить себе даже минимального риска в нанесении ущерба здоровью и жизни наших граждан, по крайней мере, в столь ответственный момент», — сказал доктор Гомес под одобрительные аплодисменты большинства собравшихся врачей (неутомимый доктор Монардес постарался заранее встретиться и побеседовать почти с каждым из них). Таким образом собрание врачей решило поручить доктору Монардесу обеспечить необходимое количество табака. Позднее, правда, городской совет сделал исключение и для сеньора Эспиносы, но доктор Монардес все же сумел оставить под своим контролем и обеспечить табаком не менее половины города. Забегая вперед, скажу, что он и вправду, несмотря на все свои старания, не сумел бы обеспечить все количество табака и часть его пришлось бы обеспечивать Эспиносе. Городской совет взял на себя также издание трактатов о чуме, написанных общедоступным языком, при том что главный акцент в них делался бы на профилактике болезни. Ничего нового в этом не было. Когда случилась эпидемия 68-го года, доктора Андрес де Альфаро и Франсиско Франко написали такие трактаты. Они же предложили это сделать и теперь. Но доктора Гомес и Леон возразили, что эти работы уже известны публике. Тот, кто приобрел их тогда, наверняка еще их хранит, а теперь трактаты должны писать другие люди, чтобы представить новый взгляд на болезнь. Доктор Монардес решительно их поддержал. Он же предложил докторам Гомесу и Леону заняться их созданием. Вспыхнул яростный спор. В конце концов было принято решение, что новые трактаты напишут доктора Гомес и Леон, а старые будут переизданы на средства городского совета. Кроме того, были уточнены и некоторые рекомендации гражданам по части питания, а также ношения амулетов с ароматическими веществами, и прежде всего — с табаком, и чтобы граждане почаще окуривали себя его дымом. На этом собрание врачей закончилось. Меня удивило, что все были довольны — кто больше, кто меньше, но тем не менее — довольны. 120 человек — и все довольны! Такое не часто увидишь. Наверное, для этого нужно было, чтобы разразилось природное бедствие, чума или война. Чтобы увидеть довольными 120 человек в одном и том же месте, в одно и то же время! Все-таки гильдия — это здорово! Если у тебя есть хоть капля ума, ты непременно войдешь в какую-нибудь из них. Но не только врачи были довольны. По сути, удовлетворены были все. Граф Вильяр — потому что теперь у него был конкретный и подробный план о действий. Городской совет — потому что ему предлагалось ясное решение, принятое знающими людьми, которое можно было бы кое в чем подправить и выполнить, не особенно задумываясь. И, наконец, наиболее критически настроенное звено в этой цепи — сами севильские жители — тоже были довольны. Обычно скупые донельзя, сейчас они были напуганы и поэтому не держались за кошельки. Они были готовы ходить с пустыми карманами, но остаться живыми и здоровыми благодаря тем, кто заботился о них. Сейчас они видели, что принимаются самые действенные меры с целью защитить их от опасности. Это — так называемая публика, Пелетье. Именно она — золотоносная жила. Самая богатая из них. Даже в Америках нет столько золота.

Итак, по всему городу стали дымиться маленькие горки табака, привозимого доктором Монардесом, — на каждом перекрестке, на каждой улице, перед входом в собор или на площадях, а также в общественных зданиях, например, в коридорах муниципалитета, перед тавернами (внутри и без того было накурено) — по крайней мере, перед теми, которые не закрылись, перед домами и даже в парках. Весь город был окутан табачным дымом. Я удвоил количество выкуриваемых сигарилл. Доктор тоже стал курить больше, хотя и кашлять стал сильнее и чаще, чем прежде. При этом он сильно отхаркивался. Видя это, я предложил ему несколько уменьшить количество сигарилл.