Забудь меня такой

– Ты как будто… другой человек.

– Просто я хорошо отдохнула, – вдоволь натешившись его потрясенным видом, решила объяснить Майя. И нарочито невинным тоном спросила:

– Как там, в Москве? Какие новости? Расскажи мне, если не спешишь…

Арсений не спешил: они со спутницей приехали в Стамбул прибарахлиться дизайнерской одеждой в сезон весенних скидок, и не было повода полагать, что те закончатся в ближайшие полчаса. Отведя Майю в сторону (девушка из ток-шоу пристально за ними наблюдала), Арсений сообщил ей следующее: Глафира форменным образом сошла с ума. Первые пару дней после отъезда Майи она держалась мрачно и замкнуто и отменила все встречи с клиентами, а затем в нее и вовсе точно бес вселился. Хамство по малейшему поводу, а то и без повода, бесконечные язвительные шпильки, раздраженные замечания… А ужинать с ней стало просто невозможно.

– Ты представляешь, я прихожу, а на столе – колбаса, из которой жир так и выпирает, и овощи майонезом ну просто залиты! Я полез в холодильник, нашел там пару йогуртов – их и съел, а она меня на смех подняла: «Что, – говорит, – за фигурой следишь, метросексуал? Ногти у тебя еще не накрашены?» И это при твоем Никите! А вдруг он не знает, что такое «метро» и спутает с «гомо»? И потом: да, я слежу за фигурой, у меня работа такая! И за ногтями слежу – я же не землекоп. Не понимаю, зачем издеваться? Или звонит мне кто-нибудь на сотовый, а она встанет рядом и слушает. Я ухожу в другую комнату, а она начинает: «Иди-иди, любезничай со своими поклонницами! Пойдешь на работу – презервативы не забудь!» Нет, ну представляешь? И опять все при ребенке. А вдруг он еще не знает, что такое презервативы? И вообще: зачем она так?

Арсений выглядел искренне расстроенным и возмущенным, и Майя успокоительно коснулась его рукой. Увы, она могла бы во всех подробностях объяснить, зачем Глафира вынимает душу из близких людей, но формат короткой встречи в аэропорту к этому не располагал.

– И так каждый день. Ну, в итоге я, конечно, на все это плюнул…

«Вот и молодец!» – мысленно одобрила Майя. Она была рада тому, что хотя бы Арсений вырвался из объятий Глафиры с неповрежденной психикой, и в его воспоминаниях это невероятное существо окажется всего лишь ангельски прекрасной женщиной с адским характером.

– Не по-человечески она как-то себя ведет.

Майя замерла: неужели и он почувствовал? А Арсений тем временем отвлекся от Глафиры и вернулся к действительности.

– Слушай, Майя, ты потрясающе выглядишь! Надо нам будет пересечься в Москве – обсудить, где ты так отдохнула.

Он посмотрел на нее профессионально-обаятельным взглядом, и Майя, окрыленная мужским интересом, на который была так скудна вся ее жизнь, не могла не пококетничать в ответ:

– Обсудим, не вопрос!

– Прошу прощения, что я вас отвлекаю, – сказал подошедший Карим, в чьем голосе нельзя было угадать ни малейшего намека на раздражение, – но объявлена регистрация на наш рейс.

* * *

– Это ведущий ток-шоу с нашего канала, – торопливо начала объяснять Майя, когда они встали в очередь.

– Да, вид у него соответствующий, – откликнулся Карим, – настоящий метросексуал.

– Ты знаешь, как они выглядят? – удивилась Майя.

– Я иногда спускаюсь с гор.

Он протянул билеты девушке за стойкой регистрации.

Майя колебалась: сперва она хотела честно объяснить, какую роль в ее жизни играл Арсений и что ей требовалось от него узнать, но затем проснувшееся в ней женское начало взяло верх. Немного таинственности в ее отношениях с другими мужчинами не помешает. Майя игриво продолжала:

– Так что мы просто коллеги, можешь не ревновать.

– А кто тебе сказал, что я ревную?

Майя замерла на месте от неожиданности, но ее дорожная сумка уже въезжала в темное чрево рентгеновского аппарата, и женщине волей-неволей пришлось пройти вперед.

– Не ревнуешь?

– А зачем?

Карим снял свой рюкзак с черной ленты и направился к паспортному контролю.

Майя растерялась: ревность казалась ей настолько естественным проявлением неравнодушия, что полное ее отсутствие, которое сейчас демонстрировал Карим, задевало самолюбие.

– Как это зачем? Ревнуют не зачем, а потому что.

– Потому что дураки, – согласился Карим, – те, кто это делает.

– То есть как?

– Ты же не моя собственность, – сказал он, оборачиваясь к ней с легкой насмешкой, – у тебя свой путь. И с кем ты пойдешь вместе, ты будешь решать только сама.

Он пересек ограничительную линию и встал перед офицером паспортного контроля. Одновременно Майе пришлось встать перед другой кабинкой. Турецкий офицер долго вглядывался в ее лицо, сравнивая его с фотографией в паспорте, но, целиком захваченная волнением, Майя и не вспоминала, насколько ее фото теперь отличается от нее самой.

Свобода… А ей-то всегда было сладко считать, что любящий человек твердо ведет любимого за собой по жизни и не отпускает раз протянутую руку, что бы ни случилось. И, если уж на то пошло, Карим заново создал ее, а значит, в какой-то мере она действительно его собственность.

Заметив, что турецкий офицер смотрит на нее выжидательно и устало, Майя поняла, что, задумавшись, замешкалась. Она проворно сгребла со стойки свои документы и последовала за Каримом, который шел в зал ожидания, не поворачивая головы. С перебаламученной душой она созерцала его уверенно распрямленную спину, расслабленную и вместе с тем пружиняще-собранную походку. Такая осанка и такие движения – у людей, которые знают, чего хотят, и умеют этого добиваться. Они готовы противостоять любым неожиданным выпадам судьбы и, оправившись от удара, уверенно следовать выбранным путем. Эти люди не боятся жить, бороться и завоевывать, но не боятся и оставлять за спиной то, что навсегда потеряло цену. И с небывалой прежде четкостью Майя осознала, что ей никогда не сделаться частью этого человека; только его спутницей, только равной, а значит, так же сильно верящей в себя, как и он.

Она остановилась, расправила плечи и сделала глубокий вдох. Поймала взглядом свое отражение в витрине ближайшего магазина duty free и победоносно улыбнулась. Ей нечего бояться свободы. Как и во всех остальных дарах Карима, в этом нет ничего, кроме блага. Спокойными, четкими движениями Майя убирала в нагрудную сумочку свои документы и не переставала улыбаться. Да, она свободна. Молода, хороша собой, уверена в себе и свободна. Свободна для любви.

Карим почувствовал обращенный на него взгляд и обернулся. И что-то изменилось в его лице, точно он увидел другого человека. Майя дорого дала бы за то, чтобы узнать, что он думает в этот момент: восхищается, удивляется, воспринимает как должное? Он сделал шаг ей навстречу, и Майе вдруг подумалось: а ведь это первый его шаг по направлению к ней; до сих пор он вел ее за собой. Но теперь она идет своим путем, а он ступает ей навстречу по той же самой дороге… Они встретились на полпути друг к другу и, не произнося ни слова, бок о бок направились к двери, откуда им предстояло пройти на посадку.

XXХ

Неуверенно дернувшись, лифт остановился на лестничной площадке возле квартиры Глафиры.

Майя опустила свою дорожную сумку на холодный кафель и приложила руку к груди, словно пытаясь унять вдруг зашедшееся в ударах сердце. Она казалась себе полностью обессиленной, да так оно и было. Что ее ждет за этой дверью, обитой черным дерматином? Лучше и не пытаться себе представить. Едва переставляя ноги, Майя приблизилась и нажала на кнопку звонка.

Открывший ей дверь сын крепко обхватил ее руками и прижался всем телом; Майя почувствовала себя немного лучше. Она начала знакомить его с Каримом и вдруг поняла, что не знает, как представить своего спутника. Впрочем, Карим нашелся и отрекомендовал себя мальчику так:

– Мы с твоей мамой вместе исследовали одну пещеру в Каппадокии. Помнишь, ту самую, куда ты пытался залезть?

– И что вы нашли? – Никита едва не подпрыгнул на месте.

– Сейчас узнаешь. Прежде всего я хочу сказать, что твоя мама была права: без подготовки в такую пещеру забираться нельзя. Там может оказаться довольно опасно…

Майя была благодарна Кариму за то, что он занял ребенка разговором. Оставив обоих кладоискателей беседовать в коридоре, она на ватных ногах прошла в комнату Глафиры.