Забытая жизнь
Шрифт:
Я стал только сильнее мять ее грудь и быстрее двигать пальчиком внутри нее. Затем ввел еще один пальчик. Ее стоны слились в один протяжный, и спустя мгновение она заелозила попкой по простыне, вцепилась ногтями мне в плечи. Прогнулась дугой.
Часто задышав, Анри задрожала волнами, еще раз выгнулась и, громко вскрикнув, начала кончать. Влагалище спазмами начало сокращаться, принося ей невиданное наслаждение. Я вышел из нее и лег рядом. Анри бессильно прижалась ко мне и подарила поцелуй полный любви и признательности.
Спустя некоторое время я приник к ее губам затяжным поцелуем. Моя рука продолжала
Наконец, не выдержав томления, я навалился сверху, подмяв ее под себя. Ее прекрасные ножки взметнулись вверх и легли мне на плечи. Попка приятно округлилась и приподнялась.
Взяв еле сдерживаемый от возбуждения член в руку, я поводил его вверх-вниз. Головка часто пропадала из виду в глубине ее сочащегося лона.
— Не дразни меня, Северус, — прошептали ее губы.
Но я не спешил откликаться на ее жалобную просьбу и продолжал свое дело. Тогда она обхватила меня за талию и, резко притянув к себе, сама насадилась на мое естество. Стон удовольствия сорвался с ее губ.
Охватив обеими руками шею Анри, я буквально стал насиловать это податливое тело. Член мелькал как отбойный молоток, входя с громкими шлепкам. Благодаря такой позе все ее тело пружинило, а попка то и дело отрывалась от кровати. Ее руки блуждали по моей широкой спине, побуждая к новым действиям.
Почувствовав подкатывающийся оргазм, я остановился.
Анри извивалась от переполнявших ее чувств, а низ ее живота буквально раздирали мои сильные руки.
Я потерял счет времени. Мне хотелось только одного — чтобы это никогда не кончалось.
Мои руки настойчиво повернули ее на живот. Заставили встать раком и раздвинуть пошире ноги.
Несколько раз, медленно двигаясь, я разведывал ее глубины. Не чувствуя преград, член мягко скользил в Анри. Ощущения были божественные.
Набрав темп, я драл ее со всех сил. Яйца шлепками ударялись о ее зад.
Сильные чувства охватили ее тело. Уткнувшись в подушку, Анри кусала ее. И сейчас она буквально орала в нее голосом, полным страсти.
Мои движения стали резче, пальцы до побеления сжали бедра. Мой победный рык слился в унисон с криками Анри. Член начал изливать потоки спермы.
Сделав еще пару движений, я замер и с томным вздохом прошептал:
— Девочка моя.
Северус повернул меня к себе лицом и начал целовать — бережно, нежно, с упоением. Я вся отдалась его поцелуям, отвечая так же нежно, боясь испугать миг блаженства.
— Надеюсь, ты только со мною такой добрый?
— Будь уверена.
— Удивляюсь. Почему мне все сходит с рук?
— Скажи спасибо твоим глазам, — усмехнулся он.
Я целовала глаза, виски, губы, чисто выбритый подбородок. Северус пытался вырваться, но я мягко и крепко обняла его. Шея. Прошлась по ней язычком, то щекоча, то играя, то целуя.
— Анри, мне пора в школу, — прошептал Северус
и, поцеловав меня, слез с кровати.Он быстро стал собираться, поднимая одежду с пола.
— Как думаешь, сколько времени может уйти на то, чтобы пережить чью-то смерть? Я хочу сказать, смерть того, кого ты любил.
—Ну, — он посмотрел на меня, затем бросил взгляд на дрова в камине, — сомневаюсь, что это вообще возможно.
— Надо же, как весело!
— Нет, я серьезно. Я очень много об этом думал. Ты просто учишься жить с этой утратой, с твоими незабвенными. Потому что они остаются с тобой навсегда, пусть даже и отошли в мир иной. Хотя это уже не то непереносимое горе, что обрушивается на тебя изначально и заставляет совершенно иррационально злиться на всех тех идиотов, которые живут припеваючи, тогда как твой любимый человек уже умер. Нет, это что-то такое, к чему приспосабливаешься постепенно. Как к дыре в душе.
— Знаешь, смерть близких всегда сопряжена с чувством вины, — заметила я. — Или почти всегда. Мы чувствуем себя виноватыми, что не вели себя как должно, что не уберегли, что не ушли вместе с ними. Наверное, люди так устроены. На самом же деле никто не всесилен. И, несмотря на всю нашу неидеальность, близкие люди знают, что любимы.
Отчего-то я чувствовала пустоту и одиночество, словно очень долго шла сквозь поле; это было настолько необычное состояние, что я забыла обо всём остальном, в том числе и о постоянном в последние месяцы ощущении приближающейся смерти, которое уже потеряло остроту и стало просто фоном для всех остальных мыслей.
— Анри… — Северус надел сюртук и подошел ко мне. — Послушай… обещай, что не умрешь раньше меня!
— Северус… — я привстала с кровати и босыми ногами подошла к нему.
— Мне не важно, чем ты будешь заниматься, куда поедешь, каким образом решишь исковеркать свою жизнь… просто — живи! Не умирай раньше меня, пожалуйста!
— С чего ты взял, что ты умрешь? — опешила я.
— Лучше умереть, спасая жизни, чем жить, отнимая их, — ответил спокойно Северус и обнял меня.
Его не было пару дней после этого, я не находила себе места. Блуждала по дому, как привидение.
Я задремала, кто-то прошел мимо, слабое дуновение ветерка от его тела и шелест одежды. Тихо звякнула посуда, снова шелест и тишина. Я приоткрыла глаза.
— Северус, — позвала я его.
Он вышел из кухни. Он был бледнее, чем всегда.
— Где мои газеты? — уточнила я.
— Тебе самой не надоели твои капризы? — спросил Северус и кинул на диван стопку газет.
— Как же они могут надоесть, если ты их исполняешь, — язвительно ответила я.
— Это ты пролила кофе на мою книгу? — заметил он, когда подошел к столу, на котором лежали книги, прочитанные мной за все время пребывания в доме у Северуса.
— Нет, я внесла интригу в скучный сюжет, — усмехнулась я, поцеловав его в щеку, и, взяв в охапку стопку газет, удалилась из гостиной.
Я проснулась ночью, опять приснился кошмар. О ком мы горюем, когда уходят наши близкие? Наверное, о себе. Мы не представляем жизни без близких, любимых. Вот они, только что были рядом, и вдруг… Нет их. Они не поговорят больше с тобой, ты не сможешь обнять их … Им, лежащим в земле, уже все равно. Плохо — тебе, и ты оплакиваешь не их, себя. Себя без них.