Забытый август

– А потом что?
– спросил сын полка.

Пахан опять растерялся.

– Ничего,

– Ну тогда в следующий раз.

Сын полка улыбнулся и пошел к дому. Все посмотрели на Пахана. Тот - на Хорька. Но и Хорек не знал, что подсказать. Пахан разозлился и поступил совсем глупо.

Он обозвал сына полка маляром! Качан и еще кое-кто из наших хихикнули. Остальным стало стыдно. Сын полка не обернулся.

– Тоже мне герой, - проворчал Пахан.- Видали таких. В Саратове их навалом... А вы чего стоите?!
– крикнул он на нас.
– Тащите камень!

И как начал его швырять!..

Пугание состоялось поздно вечером и кончилось для меня очень неожиданно.

Сперва мы стучались к ним в окна и прятались, потом кричали женскими голосами: "Режут!", "Убивают!" и т. д. И только после этого приступили к главному пуганию. Каждый притащил с собой из дома по простыне. Расим - Хорек назначил его старшим - разбил нас на пары. Я попал не с Рафиком, а с Качаном. За лето голова у него выросла еще больше и еле держалась на тонкой шее.

Пока не было сигнала к началу, мы сидели с ним в подъезде Рафикиного дома.

– Ну что, похвалили тебя сегодня?
– спросил я его от нечего делать.

– Да, - просиял он.

– И ты рад?

– А чего?
– насторожился он, почувствовав в моем вопросе подвох.

– А ничего, - сказал я.
– Радоваться-то нечему. Ты хоть понимаешь, за что тебя хвалят?

– А почему?
– обиделся он.
– Я приказы выполняю.

– Разные, приказы бывают...

– Это я не знаю. Мне что говорят, то я и делаю. На то и дисциплина.

Тогда я сказал, что и дисциплины бывают разные. Качан понял, что я затеял разговор, за который может не поздоровиться, и испугался. Я спросил, читал ли он "Тимура и его команду". Он не читал, только кино видел.

– Помнишь, там два отряда было? Один, которым Тимур командовал, а другим Мишка Квакин. Помнишь?

– Ну помню...

– Так вот, если помнишь, то должен был понять, что тимуровский отряд людям пользу приносил, а отряд Мишки Квакина, наоборот, был бандой хулиганов. Понял?

– Чего ты хочешь от меня?
– разозлился вдруг Качан.
– "Помнишь, не помнишь", - передразнил он.
– Что ты экзамен мне устраиваешь? Что хочу, то и помню. Отстань от меня! А то расскажу все Хорьку, и плохо тебе будет.

Это он сказал правду. Действительно, если он меня выдаст, мне туго придется. Я усмехнулся:

– Ты же не знаешь, что я хотел сказать. Ты сперва дослушай, а потом делай выводы. Может, ты меня наоборот понял?

Качан немного успокоился, хотел что-то сказать, но тут раздался сигнал атаки - свист Расима, - и мы побежали к Нелькиному дому, на ходу накидывая на себя простыни...

Дверь открыла ее мама. Мы ринулись вперед, как только она повернула ключ, и ворвались в квартиру. Все были закутаны в простыни и орали как резаные. Кто-то даже в комнату заскочил,

остальные носились по маленькому, тесному коридору. Только я не бегал.

Неля была в комнате одна. Я ее не видел, но Рафик сказал потом, что она очень испугалась и плакала. Тете Аиде, ее маме, стало плохо. После этого мы убежали.

И тут случилось то, чего никто из нас не ожидал. Когда мы подбежали к воротам, навстречу нам во двор вошел дядя Христофор - отец Нели. В подворотне было темно, поэтому он не понял, кто мы такие, и остановился. Мы тоже. Назад бежать не было смысла: во дворе рано или поздно нас поймали бы.

– Что такое?
– спросил дядя Христофор и попятился в сторону улицы: наши белые простыни напугали его. Стало ясно, что он боится нас больше, чем мы его, и все бросились вперед. Он выронил из рук какие-то бутылки и, зацепившись ногой за перекладину ворот, упал. Ребятам пришлось перепрыгивать через него: он загораживал проход. Кто-то впопыхах даже отдавил ему руку - он громко вскрикнул.

Все убежали, остался я один. Не мог же я перешагнуть через ее отца!

Он продолжал лежать. Я вдруг подумал, что он ударился головой, когда падал, и испугался.

– Дядя Христофор, - попросил я его, - встаньте, не надо лежать.

Он был весь мокрый, от какой-то жидкости, которая вылилась из разбитых бутылок. Когда я попытался поднять его, он узнал меня.

– Вы что, с ума сошли?
– спросил он сердито, все еще лежа на спине. Потом, охая и кряхтя, поднялся и дал мне по шее.
– Нашли время играть.

Он еще не знал, что мы напугали его семью. Пора было смываться. Но он ведь все равно узнал меня, и что-то еще удерживало меня рядом с ним.

– Олиф разлился, - сказал он огорченно, разглядывая осколки бутылок, лужу на земле и свой, костюм...

Послышались крики тети Аиды, и тут дядя Христофор обратил внимание на то, что двери его квартиры распахнуты. Как раз в этот момент тетя Аида выбежала во двор с криками: "Хулиганы, головорезы!" - ринулась на меня и схватила за шиворот. Я рванулся, но было поздно. Следом за ней выбежала Неля. Дядя Христофор держал меня за плечо.

На крики прибежали соседи. Среди них я увидел Юркину мать.

Меня вытащили на светлое место. Раздались удивленные возгласы.

– Возмутительно!
– сказала тетя Аида.
– Сын интеллигентных родителей. Надо сообщить в милицию. За такое хулиганство сажают... Бандитизм какой-то! Хорошо, что Христофор поймал его...

– А еще мать в райисполкоме работает!..
– сказал кто-то. Больше всего я боялся, что они поведут меня к нам домой.

– Олиф разбили, - сказал дядя Христофор.
– Три бутылки. Тетя Аида вскрикнула и всплеснула руками.

– В каком ты виде!
– опять закричала она.
– Что они с тобой сделали?! Ты весь в пятнах!

– Я споткнулся, - смущенно объяснил он.

И тут произошла страшная вещь: я заплакал. Никогда не прощу себе этого. Позор! Представляю, как я выглядел: жалкий, плачущий мальчишка, которого держат за шиворот, как воришку.

– Отпусти его, - сказала тетя Аида мужу.

Они думали, наверное, что я испугался, а я плакал от обиды. Зачем я согласился пугать их? Зачем не убежал вместе со всеми? Зачем плачу сейчас? И больше всего обидно было потому, что я плачу у всех на глазах, но остановиться не могу...