Забытый август

– Слушай, Хорек, - я взял его за воротник рубашки, - все это ты придумал. Леня ни в чем не виноват. Мать его целыми днями плачет...

– Отпусти рубашку, - потребовал Хорек, - а то ответишь за это завтра.

– Хорек, - я продолжал держать его за воротник, - ты меня знаешь. Я не Леня. Ты тоже пострадаешь вместе со мной...
– Я весь трясся от злости, когда говорил ему это.

– А что ты мне сделать можешь?
– спросил он.

– Все, что хочешь, - сказал я.
– Могу дать тебе кирпичом по башке. Хочешь, прямо сейчас дам? Он испугался, но не очень,

– Какое тебе дело до Лени?
– сказал он.
– Что ты лезешь не в свое дело? На этих яхтах железнодорожники плавают. А они наши враги... Если ты не отпустишь воротник, тебе завтра плохо будет. На этот раз я тебя не пожалею.

– Мне не нужна твоя жалость, - сказал я.
– И не жалеешь ты меня, а боишься.

– А чего мне тебя бояться?

– А потому, что я все про тебя понимаю и про отряд тоже. От него только тебе польза. Для этого ты его и придумал, чтобы власть на пустыре захватить. Говорил, что людям будем помогать, и все тебе поверили. А Пахан только тебя слушает, потому что обещал ты ему, сам знаешь что...
– Я умолк.

– Ну, что ты еще скажешь?

– Оставь Леню в покое,

– Все?

– Все!

– Ну, а теперь меня послушай, - зашипел Хорек мне в лицо.
– За эти слова ты завтра кровью будешь плакать. Я все расскажу Пахану. Давно надо было с тобой кончать. Ты хорошего языка не понимаешь...

И тогда я сказал ему то, чего очень не хотел говорить. Он сам заставил меня. Я не хотел этого, но он заставил меня своими угрозами.

– Если ты не оставишь Леню в покое, - сказал я, - я всем расскажу про то, что ты по ночам в постель писаешь. Такого поворота он не ожидал.

– Ну? Хорек молчал.

– Ты не расскажешь, - сказал он наконец.
– Не сможешь, стыдно будет.

– Будет, - согласился я.
– И я никогда никому не говорил. Но теперь расскажу. Ты сам меня заставляешь.

– Все равно не сможешь, - он заискивающе заглянул мне в глаза.
– Я твой характер знаю.

– Расскажу, - твердо сказал я, - если ты не отвяжешься от Лени. Обязательно всем расскажу. Наконец он сдался.

– Ладно, - сказал он.
– Только не болтай больше про отряд, про Пахана.

Он пошел к лестнице...

Теперь от него любой подлости надо ждать. Но Леню я, кажется, выручил...

19 августа

Мама последнее время работает в но ночам. То на строительства, то в порту на погрузке. Общественная работа. Командует большим отрядом. Многих из наших соседей тоже мобилизовали. Домой приходит под утро, измазанная и усталая, еле на ногах держится.

Сегодня пришла в шесть утра, вся белая от муки. Пока она мылась и переодевалась, я осмотрел нашу старую, видавшую виды мебель и подошел к маме.

– /Дама, - сказал я, - зачем нам канапе? Оно же совсем ив в стиле нашей мебели.

– Почему же не в стиле?
– устало улыбнулась она.

– И фасон другой, и цвет и вообще... Папа жарил на примусе баклажаны.

– Оно от дедушкиного кабинета осталось, - сообщил он.
– Там еще два больших мягких кресла стояли и круглый столик.

– Вот видишь, - сказал я.
– У нас ведь нет кресел. А к нашим стульям не подходит.

– Что это ты вдруг мебелью заинтересовался?
– удивилась мама.

– У меня такая просьба, - сказал я.
– Давай отдадим канапе сыну полка. У него "кэчевская" мебель и ничего красивого.

– Это дедушкино канапе, - сказала мама.
– Надо у папы спросить разрешения.

– Папа не против, - сказал я, - лишь бы ты согласна была.

– Так вы уже договорились обо всем?
– рассмеялась мама.
– Голову мне морочите?.. А что он с ним будет делать?

– Как что? Спать. Он же почти такой, как я, ростом. Свободно поместится.

– Ну ладно. Если спать, то отдай.

– Спасибо, мама... А вешалку?

– Какую вешалку?

– Старую, - успокоил ее я,

– Ладно, бери и вешалку.

– Спасибо.

– Элик, вы так и не выясняли, кто топил Леню?
– спросила мама, перестав улыбаться. Я ответил не сразу.

– Нет.

Мне было особенно стыдно врать ей после того, как она всю ночь не спала. Но разве я мог сказать?

– Ты бы привел к нам этого сына полка, - сказал папа.
– Познакомились бы.

– Я сам его не знаю.

– Ну вот заодно и сам познакомишься. Обязательно приведи.

– Хорошо, - сказал я...

Сперва я отнес вешалку. Поставил ее у двери и постучался.

– Заходите, открыто, - крикнул он.

Я вошел. В коридоре, как и у Юрки, пол был асфальтовый. Стены уже высохли. На полу валялись доски, а сам сын полка прибивал к подоконнику длинную палку. Увидев меня, он перестал стучать молотком, но из рук его не выпустил.

– Я там вешалку принес, - сказал я.
– Куда ее поставить? Он не понял меня.

– Мы в соседнем доме живем, - объяснил я.- На втором этаже, зеленый такой балкон. Просим прийти к нам в гости. Он опять ничего не понял.

– А вешалка зачем?

– А вешалка - это просто так. Это не связано. Вешалка и канапе.

– Канапе?
– спросил он.

– Это диванчик такой, с круглой спинкой. На нем можно спать, он мягкий. Только его надо вдвоем принести. Вешалку я принес, а за диванчиком надо вместе сходить. Одному трудно.

– Спасибо, - сказал он, понемногу начиная понимать меня.
– Только у меня все есть, что полагается.

– Это совсем другое. Канапе очень мягкое. От деда моего осталось... Он доктор был... А вешалка здесь.

Я выскочил во двор и втащил вешалку в коридор.

– Хорошая, - улыбнулся сын полка.
– Только вешать на все нечего. Все обмундирование на мне.

– А шинель?

– А шинель под голову.
– Он положил молоток на подоконник, вытер руку н протянул мне ее для знакомства.
– Рудаков Константин... Костя, - добавил он и крепко пожал мне РУКУ

– А я Элик. Эльдар Караев.

Он внимательно посмотрел на меня.

– Я тебя видел раз...

– Да, - смутился я, - глупо получилось