Забытый - Москва
Шрифт:
– А кто может быть поважней?
– Это княгиня скажет, только она может расчесть.
– Такого, пожалуй, нет, - подумав, отзывается Люба.
– Значит не зря я время потратила!
– А ты что, уже?!
– изумленно открывает рот Дмитрий.
– Он же монах!
– ахает Люба.
– Уже или нет - это никому не интересно, - почти высокомерно заявляет Юли, - важно, что через него к нам важные вести пошли.
– Например?
– Хм! Ну, например, откуда ты о своем назначении в Нижний узнал?
– Ах вот оно как!
– Да уж так.
–
– Чего не сделаешь для любимых людей, - смеется Юли, а сама - зырк в Дмитрия, - только ты, Люб, все забываешь, что Ботагоз говорит: мы согрешим, да покаемся, согрешим, да покаемся...
Дмитрий с Любой хохочут так, что слуги заглядывают в двери - не случилось ли чего. Юли машет на них, и дверь захлопывается.
– Ну что ж, надо выручать. А, Люб?
– Конечно. И скорее!
– веселится Люба.
– А то и сами вслед за ней загремим в геенну огненную.
– Кого это выручать? Зачем?
– Юли делает надменное лицо.
– Тебя. От божьих людей отступись.
– И от Фрола?!
– От Фрола не-ет...
– все опять смеются, - этот уж пущщай догорает. Других не трогай, чтобы Бога не гневить. Займись кем-нибудь попроще.
– Это кем же?
– Ну кто у нас и самый главный, и... попроще?
Юли начинает размышлять вслух:
– Володька? Маловат еще, четырнадцати нет...
– и вдруг грустнеет, бледнеет, опускает глаза - гаснет. Кураж слетает, остается грустная, усталая, немолодая уже женщина. Люба сразу замечает эту перемену, но, не понимая причины, не знает, что и сказать. Зато Дмитрий сразу все понял: "Э-э, брат, да ты, никак, меня вспомнила. Четырнадцать... Олений выгон... Надо тебя отвлечь".
– Юли, а как к тебе Василь Василич относится?
– Тысяцкий, что ль?
– Юли словно встряхивается, она снова собранна, весело-задириста и красива.
– Как и все. Такой же козел! Может, еще и хуже. Глядит, как постным маслом поливает. Только староват уже и он, и что проку пенька седого в грех вводить, когда можно как и у митрополита... Да у него ж сыновья какие молодцы, в самой поре мужчины! Что Иван, что Микула, да и Полиевкт, хотя...
– Да, Полиевкт - это уж ты хватила, да и Микула тебе ни к чему. А вот Иван, - Дмитрий серьезнеет, - наследник, будущий тысяцкий. Им надо заняться. По-настоящему.
– Ну вот это уже разговор, - Юли мрачно улыбается, - теперь понятно, куда гнуть и чего добиваться. И вперед!
– она наливает себе довольно много меду и, ни к кому не обращаясь, не приглашая и не дожидаясь, с наслаждением выпивает до дна и стукает чашей о стол.
Князь с княгиней удовлетворенно переглянулись, но Юли, оказывается, еще не высказалась до конца. Она передернула плечами:
– А божьих людей терять вовсе незачем. Там, кроме Фрола, нужных ребят пруд пруди.
– А сможешь?
– Чего?
– И там, и там.
– Хха! Ну, Мить, ты ей-Богу!.. Первый день меня знаешь? Я не только там и там, я еще и вон там, и вот тут, и сбоку, и как хочешь. Я их всех, козлов, по кругу пущу и лбами столкну, они так из-за меня между
собой перебодаются - шерсть клочьями полетит!– Твоими бы устами, Юли, мед пить, - Дмитрий смотрел так откровенно, столько в его взгляде было восхищения и любви, что Юли загорается радостью и смущением, шарит по столу руками и глазами одновременно, хватает кувшин и подливает себе еще:
– Что я и делаю по мере сил!
Тут в столовую ввалился отец Ипат. Он хищно оглядел стол и прорычал:
– Уже мед спозаранку хлещут! Подождать не могли, что ль?! А тебя, Митрий, между прочим, Великий князь требует. Немедленно! И сильно обижается, почему ты вчера к нему не зашел.
* * *
И теперь на стене Дмитрий все-таки упрекнул:
– А что ж ты вчера не зашел? Мне и не доложил никто. Утром только уж, отец Ипат когда... Что ж ты? Друг называется.
– Прости, тезка. Устал как черт. Дело уже к вечеру, там жена, там дети, пока очухался - ночь... Э-э, да что я оправдываюсь?
– Действительно...
– Не то все! Боялся - не примешь. Скажешь - завтра.
– Ох и дура-ак!
– Дмитрий посветлел лицом.
– Да сейчас-то вижу, что дурак, а вчера...- Бобер посмотрел виновато.
– Ладно уж. Только смотри! Выкинь из башки всю эту дурь. Ты теперь для меня - и главная забота, и главная надежда, и самый желанный гость. Понял?!
– Понял.
– Гляди у меня! Теперь обскажи поподробней, пока лишних ушей нет, с чем и зачем приехал, что от меня надо?
– От тебя кроме кремля пока ничего. А приехал... Да просто соскучился! Ну и узнать, как тут дела, осмот... Да! Действительно, пока лишних ушей нет... Тайный ход из кремля где ведете?
– Вот тут, под нами, из Чешковой башни. Вместе ж решали. Забыл?
– Не забыл. Но только об этом уже пол-Москвы знает.
– Да ты что?!!
– Вот тебе и что. Отсюда совет. Даже не совет, а просьба, даже требование. Требование не мое, а обстоятельств. Здесь тайный ход не делать.
– Да уж теперь... Что толку его делать.
– Именно. Значит, тогда так: поручи это дело полностью Иоганну. И всех других от него отсеки. Бояр, начальников разных там - всех! Чтобы он там, внизу один распоряжался и отчитывался только перед тобой.
– И что?
– Иоганн будет там копаться очень активно, и для всех это будет знак, что ход делается, а мы его делать не будем. Выкопаем только, скажем, колодец для отвода глаз.
– А ход?
– А ход из Собакиной башни в берег Неглинки, в бурелом. Знаешь то место?
– Да-да-да-да-да! Но тогда и там Иоганн?
– Ну а как же. Ты официально поручи ему надзор за колодцами в башнях. И все. Ведь еще и у Свибла колодец будет. Так что никто ничего заподозрить не должен.
– Добро! Что еще?
– Еще? Все. Только рот на замок - и все.
– Это понятно. Ты-то что дальше?
– Я, тезка, в Серпухов смотаюсь. Посмотрю, как там мои арбалеты, арбалетчики. Как Окский рубеж смотрится.
– Эх! Мне бы с тобой! Да дела не пускают. Митрополит Тверью пугает, Кашинский князь защиты просит - тьфу!