Зацепить 13-го

Если я провалю и его, могу снова отправиться под нож хирурга и выпасть из графика еще на месяц-полтора.

Значит, на поле выйду самое раннее в середине мая.

Значит, я могу прохлопать свой шанс.

Нечего и рассчитывать, что за две или даже четыре недели я войду в форму и сумею пройти отбор для участия в играх U20.

Так что да, можно без преувеличения сказать, что обделался по-королевски.

Единственным утешением оставалась возможность легких тренировок в школьной команде и клубе, которые академическое начальство запретить никоим образом не могло, но это меня ничуть не утешало и не обнадеживало.

Потому что руководство Академии обязательно отправит такое же письмо тренерам в Баллилагинский регбийный клуб и в Томмен-колледж.

Шансы выйти на игру в составе клуба были невелики.

Тренер Малкахи не посадит меня на скамейку запасных — это не в его интересах, но школьная команда — это детские фигли-мигли.

Разъяренный оттого, что меня лишили возможности участвовать в играх Лиги юниоров, я весь вибрировал от напряжения, когда вернулся домой, — к счастью, там было пусто.

Мама уехала на выходные к отцу в Дублин, так что родительский допрос с пристрастием откладывался на несколько дней.

Мне хотелось плакать — я не стал бы, но до чертиков хотелось.

Надо было перетерпеть боль.

Нельзя было соглашаться на эту гребаную операцию.

Если бы не она, у меня был бы шанс войти в стартовый состав команды U20 на июньском европейском турнире.

Молодежная лига после Лиги юниоров — это мощный прыжок, и я, вашу мать, уже разбегался, чтобы его сделать.

Но не теперь.

Если не возьму себя в руки, на поле я никому не нужен.

Никому — с таким негодным телом.

Остаток дня я провел в домашнем спортзале. Я тренировался как проклятый, стремясь избавиться от жуткого отчаяния, грозящего захватить меня целиком.

Сегодняшний облом стал вишенкой, венчающей этот адский год.

Если честно, я жалел, что вернулся в школу после рождественских каникул.

Лучше бы я валялся дома в кровати и просил бы маму писать объяснительные записки о простуде и прочей херне.

С того момента все покатилось к чертям.

Тело.

Мозг.

Весь ход моих мыслей.

Меня разрывало на части.

Посреди личной трагедии мозг залип на той, о ком мне вообще лучше было не думать.

На Шаннон «как река», с глазами полуночно-синего цвета…

— Кавана, у тебя проблема, и я выхожу на сцену, чтобы вмешаться.

Голос Гибси ворвался в мои мысли, отчего я мгновенно потерял концентрацию и едва не придавил себя штангой в двести восемьдесят фунтов.

— Придурок, — прохрипел я, успев напрячь мышцы как раз вовремя, чтобы спастись от непременного удушения. — Не подкрадывайся ко мне так, мудила долбаный. — Запрокинув голову, я увидел своего лучшего друга в дверях гаража. — Я чуть не убился.

— Мог бы, — согласился Гибси.

Он подошел к стойке, где я упражнялся с весами, перехватил у меня штангу, опустил вниз, потом скинул со стойки полотенце и бросил мне на грудь.

— Больше не поднимай такие тяжести в одиночку, — заявил он, хмуро косясь на штангу. — Это крайне безответственно с твоей стороны.

Расслабившись, я снова уронил голову на скамейку, сделал несколько судорожных вдохов-выдохов и только потом попытался заговорить.

— Это ты мне рассказываешь об ответственности? — Я тихо засмеялся, схватил полотенце и похлопал себя по груди. — Исусе, сегодня просто день лицемерия.

— Не пытайся пустой болтовней отвлечь меня от миссии, — парировал он. — У меня на твой счет есть планы.

— Не знаю, Гибс, что ты там затеваешь. — Я сел, сделал еще пару успокоительных вдохов-выдохов, после чего встал. — Но что бы там ни было, я не в форме.

— Пусть даже так, — весело возразил Гибси. — Мы все равно отсюда сваливаем. — Он прошел вслед за мной к холодильнику в углу и вынул банку колы. — Давай приводи себя в порядок, принимай душ, брейся и все такое. Парни договорились встретиться в «Служанках» в половине девятого.

Я отвинтил пробку бутылки и залпом выпил всю воду.

— Нет, — выдохнул я, весь покрытый потом и чувствуя себя говном. — Никуда мы сегодня не поедем.

Вчера Лиам звонил мне как минимум трижды, всячески пытаясь умаслить, так что мое нежелание ехать в «Служанки» было связано не с ним.

Я достиг критической точки.

Один разговор — и я просто свихнусь.

— Мы обязательно поедем, — не унимался Гибси. — Я получил твое сообщение, что тренер отправил тебя домой, и, честно скажу, чел, я рад, что они начали видеть сквозь завесу твоего вранья, все эти твои «я в прекрасной форме, у меня ничего не болит».

— Вот как? — Я поднял бровь. — Ну, большое спасибо… друг.

— Не надо вот этой херни, — возразил Гибси. — Ты знаешь, что я больше, чем кто другой, хочу видеть тебя в команде, но не за счет хронической травмы. — Он мотнул головой. — Это слишком дорогая цена.

— Ты не врубаешься, — пробубнил я, жалея, что вообще послал ему сообщение.

— Нет, я реально не врубаюсь, — согласился Гибси. — Я никогда ни во что не вкладывался так, как ты в регби, но я вижу, что ты с собой делаешь. Это, Джонни, я вижу.

— Ну да, — проворчал я. — Если я не сотворю чудо и не приведу себя в форму, это все коту под хвост.

— Вот именно поэтому ты едешь со мной, — заявил Гибси. — Тебе нужно притормозить и отвлечься от регби. И кто поможет тебе в этом лучше, чем я? — заулыбался он.

— Не знаю, Гибс. — Я швырнул пустую банку в мусорное ведро, провел рукой по волосам и вздохнул. — Я просто разваливаюсь.

Это была правда.

Изможденность была моим привычным состоянием, особенно в последнее время. У меня все адски ныло, и это не поднимало настроение.

— Может, я лучше вырублюсь перед телевизором в кровати?

— Ты просто упертый робот, вот ты кто, — ответил Гибси. — Но не сегодня.

Он положил мне руку на плечо и подтолкнул в сторону открытой гаражной двери.