Зачарованное озеро

47

Церковная разлука — развод по всем правилам.

отменные, главным образом из свежайшей озерной рыбы, каких и в столице не отведаете — только в королевский дворец особые посланцы наметом возят в мешках с водой свежую рыбу тех пород, что в столицу попадают редко. И дворяне, и просто богатые люди, едущие в гостевые деревни, там останавливаются. И цены, доложу вам, вполне себе умеренные, и вино хорошее, и насчет чего прочего, — он ухарски подмигнул, — договориться можно легко... Вот я и подумал, что вам стоит это заведение посетить. Что скажете?

— Хорошая мысль, — не раздумывая кивнул Тарик.

Вино его не особо интересовало, и уж никак он не собирался промышлять насчет «чего прочего», а вот редких яств, каких и в столице сыщешь только в королевском дворце, следовало отведать, чтобы было о чем рассказать на ватажке: первое его самостоятельное путешествие за пределы столицы, каждая мелочь слушателям будет интересна, а уж такое...

И в самом деле, у коновязи стояли три верховых коня, карета с гербом на дверцах и еще одна, без герба, но богатая. Когда они подъехали, к ним живо подбежали двое служителей, Бальдер им велел обтереть коней соломенными жгутами, а потом напоить. И широким жестом пригласил Тарика войти.

Тарик на него всецело положился — и Бальдер уверенно выбрал столик на пустой галерее, заказал подавальщику блюда с незнакомыми Тарику названиями. Расторопный подавальщик заверил, что не позднее чем через четверть часа все будет готово, с пылу с жару, а пока что принесет прохладительное питье.

Появился приземистый мужчина средних лет, лицо у него добродушное, но глаза цепкие, вмиг окинувшие гостей так, словно искусный портной снимал безошибочно мерку на глаз. Ничего удивительного — простодушных тавернеро и хозяев постоялых дворов, особенно таких вот придорожных, не водится, они все славятся немалым знанием жизни и людей...

— Как поживаем, Кульдар? — с широкой улыбкой осведомился Бальдер. — Я вижу, маркиза тебя еще не повесила за утаенную денежку?

— Вечно вы с шуточками, почтенный Бальдер, — смиренно отозвался хозяин. — Кто ж вешать станет меня, ничтожного, за честную службу? Не прикажете ли, пока кухарь искусно суетится, подать жергень из первой ежевики? Только что первый сбор учинили, с верхушек, вы у нас с весны не были, так что не пробовали...

Бальдер посмотрел на Тарика, и тот кивнул: он в жизни не слышал о таком напитке, да и ежевику редко пробовал.

— Несите, — сказал Бальдер и, когда хозяин проворно удалился, тихо поведал Тарику: — Подворовывает, конечно, как все дворянские управители, но так искусно, что вряд ли когда попадется. А поскольку он вольный со стороны, вовремя уйдет со службы с набитой мошной и хорошо устроится — может, даже в столице...

Вскоре хозяин сам принес на подносе пузатый кувшин и две пузатые чарки — все фарфоровое, белое, расписанное зелеными листьями и сиреневыми (совершенно как глаза Тами) ягодами ежевики. Роскошная посуда, какую и на королевский стол, пожалуй, поставить не стыдно... Да, таверна не для бедного народа, но вряд ли цены такие уж ошеломительные: иначе Ямщик, знавший, что у Тарика всего-то пять золотых, предупредил бы. «Садимся это мы в роскошной таверне, и приносят нам ежевичный жергень, а это, надобно вам знать, редкостное питье...» — так и будет рассказывать на старой мельнице. Любопытно, а Бальдер берет малую долю с этого Кульдара за каждого седока, которого сюда привозит? О таком писалось в голой книжке — ну что же, ничуть не предосудительная ухватка, дело житейское...

— Первый раз в жизни пробую, — сказал Бальдер, наполняя сначала чарку Тарика, а потом свою. — Но пахнет заманчиво...

— Очень даже, — поддержал Тарик искренне.

Пахло и в самом деле приятственно — ягодами, лесной свежестью, еще чем-то вкусным. После долгих разговоров и пения у Тарика чуточку пересохло в горле, и он осушил чарку до дна.

Все перед глазами завертелось и поплыло, он еще успел осознать, что падает лицом на белую скатерть с такой же росписью, что и посуда, — и тут окружающий мир пропал...

...Он разлепил глаза. Казалось, ничего и не произошло, и он всего лишь вынырнул из сна — Тарик всегда просыпался быстро, моментально стряхивая сновидения. Во рту стоял какой-то странный привкус, а в остальном все как обычно. Без труда поднял голову и огляделся.

И решительно не понял, куда угодил.

Небольшая, но явно богатая комната, ничуть не похожая на нумер постоялого двора, пусть даже дорогого. Потолок расписан синими, алыми и черными орнаментами, стены обиты узорчатой тканью (вроде бы недешевым тисненым ситцем), низкая кровать, на которой он лежал без ботинок, в одних носках, из темного дерева — лакированного, покрытого искусной резьбой; такой же шкафчик при ней и два табурета. Никогда не бывал в дворянских домах, но подозревал, что они должны выглядеть примерно так, такими их описывают голые книжки: спокойная, ничуть не аляповатая роскошь...

Так... Его башмаки стояли у постели. Единственное окно задернуто свисающей до пола тяжелой портьерой (кажется, аксамитной) в тех же орнаментах, что на стенах и потолке... Окно!

Тарик вскочил с застеленной постели, с радостью отметив, что голова не кружится, перед глазами не плывет и чувствует он себя в общем как обычно, если не считать этого странного привкуса во рту, которым можно и пренебречь...

Бросился к окну, отдернул портьеру — и легче не стало...

За окном, близко, зеленеют густые липы. Как-то они упорядоченно растут, так что похоже на ухоженный парк дворянина или богача. (Тарик таких парков немало видывал в столице: дворянские, конечно, с улицы, а в тех, куда открыт доступ всем политесно одетым горожанам, бывал.) Именно что не дикий лес, а благоустроенный парк — ну да, вон в круге из невысоких фигурных плиток клумба с георгинами, которая может быть только плодом усилий садовника. Судя по теням и положению солнца, уже перевалило за полдень, день клонится к вечеру, так что в беспамятстве он пробыл не менее четырех-пяти часов...

А за стеклом — решетка. Ничуть не напоминает грубую тюремную с железными прутьями крест-накрест, но все же они толщиной с указательный палец взрослого мужчины. Хотя решетка выполнена в виде узоров из веток с листочками (кажется, кленовых), но выглядит столь же надежной, как тюремная...

Шпингалеты сверху и снизу поддались легко, и створки бесшумно распахнулись. Обеими руками Тарик взялся за крашенные в зеленый ветки, попробовал потрясти — не получилось: решетка осталась незыблемой. Надежно вмурована в каменную оконницу, такую не своротит и ярмарочный силач. Наружу, на волю, рука если и пройдет, то только до локтя. На воле — покойная тишина, пахнущая листвой и цветами...

Не теряя времени и без единой еще мысли в голове Тарик пробежал к резной двери (почему-то на цыпочках, не производя ни малейшего шума).

На высоте его груди на двери — железная коробка толщиной в палец, и на косяке есть такая же, только гораздо уже. Замочной скважины не видно, но очень похоже на врезной замок, что отпирается только снаружи, — у батяни на амбарчике при лавке точно такой же. Судя по трубкам-петлям, дверь открывается внутрь... Осторожно взявшись за вычурную дверную ручку из начищенной бронзы, Тарик попробовал отворить дверь в обе стороны — и ничуть не удивился, когда она не поддалась. Пусть и роскошная, но темница, расположенная, судя по высоте окна и парку с клумбой, на первом этаже богатого дома...

Отойдя от двери, Тарик уселся на удобный широкий табурет. Появились первые мысли, догадки и предположения. Поначалу они хаотично метались, мешая друг другу, но понемножку пришли в порядок, как оно и бывает в минуты опасности — а он определенно в опасности...

Не оставалось никаких сомнений, что в таверне его чем-то опоили и бесчувственного привезли сюда, то есть неизвестно куда. И появились сильные подозрения, что без Ямщика Бальдера тут

не обошлось: он знает хозяина, он завез Тарика в таверну, и здесь явно какой-то заговор...