Зачарованное озеро

Зачем? Он читал о похожем в голых книжках и слышал от груза-лей. В тавернах морских портов такие штуки в ходу: подходящему человеку подсыпают или подливают сонного зелья, бесчувственного волокут на корабль («Подвыпившего товарища ведем, господин Стражник!») — и невезучий бедолага приходит в себя в открытом море, где бежать некуда, так что поневоле приходится служить Матросом, пока не подвернется удобный случай сбежать. А если корабль окажется китобойцем, на сушу попадешь не раньше чем через годик, а то и поболее. Именно эта беда и приключилась с капитаном Фаулетом, когда он решил пуститься в морские странствия, сбежав из родительского дома, где жизнь была не мила, и попал на заметку портовым людоловам. Правда, корабль, на который его продали, не был китобойцем, и уже через два месяца в первом же порту Фаулет сбежал от зверя-капитана, тирана и скряги — с этого его приключения и начались...

Людоловы орудуют и на другом поприще — дурманят сонным зельем красивых девушек, за которых явно некому заступиться, и продают их в Бадахар. Но этот гнусный промысел процветает в иных местах, откуда до Бадахара гораздо ближе, — везти беспамятную девушку слишком долго и слишком далеко опасно, попасться можно и получить по полной...

Но Тарик-то не красивая девушка и не здоровый детина, как нельзя лучше пригодный для тяжелой матросской работы! Далековато отсюда до моря, да и нет нужды опаивать зельем: его годовичков-Юнгарей — точнее, желающих попасть в таковые — и так переизбыток...

Есть еще голая книжка, где знаменитый сыщик Роля-Прыткий преследовал шайку людокрадов, что похищала годовичков Тарика, а то и совсем маленьких детей, а потом требовала с родителей богатый выкуп. Но далеко не все, о чем пишут в голых книжках, является отражением жизни, и потом, там речь шла о детях дворян и богатеев, способных ради любимого чада отсыпать золото

горстями. Роля-Прыткий точно выяснил: похитители сначала долго изучали, могут ли родители раскошелиться на щедрый выкуп. А у батяни накопления невелики...

Если отбросить и то и другое, остается третье, о котором не хочется думать, но придется...

Ковен. Нашли лазейку, позволяющую обойти нерушимую клятву. За хорошую денежку наняли самых обычных людей вроде Бабрата и этого Карзубого. Известно ведь: черные способны оборачиваться не только пантерками, но и всяким зверьем и мелкими птицами. О замысле поездки в Озерный Край он говорил только в ватажке и в спальне Тами. На старой мельнице не было, скажем, летучей мыши, но среди мирных голубков, гугукающих на стропилах, могло оказаться... Обычно голуби изгоняют чужаков из мест своего постоянного обитания, но распространяется ли это на оборотней? В спальню Тами никто не залетал, но за обоями могла прятаться, например, необычная крыса. Любопытно, почуял бы ее Лютый?

Осененный дельной мыслью, Тарик подошел к стене и убрал ее вмиг — это далось так же легко, как прежде. И не увидел ничего, способного ему пригодиться: те же деревья, клумба с георгинами, широкая чистая дорожка, замощенная серыми каменными плитками, уложенными «елочкой», с желтыми бордюрчиками. Точно: поместье дворянина или просто богача, здесь наверняка такие есть... Только неизвестно, где это «здесь»: за несколько часов быстрые кони могли умчать очень далеко...

Перешел к противоположной стене, где стояла кровать, и убрал ее так же легко...

Открылась комната, больше всего похожая на кабинет ученого книжника, а никак не на темницу. Два больших окна, таких же аркообразных; под потолок уходят полки с кожаными книгами; висят портреты, и на подставках стоят погрудники⁴⁸ — те и другие изображают, судя по бородам, мантиям, беретам и всевозможным атрибутам высокого знания, прославленных ученых мужей, но Тарику они незнакомы все до одного, не видел прежде таких ни

48

Погрудник — бюст.

в Школариуме, ни в учебниках. Огромный стол с ножками в виде лап какого-то зверя — видимо, хищного, потому что такие когти вполне подошли бы какому-нибудь сказочному дракону или тем чудищам, что, по рассказам моряков, обитают на далеких островах. Громадный мирообраз в углу — чуть ли не в человеческий рост, нижняя половина в круге из черного дерева на фигурных балясинах.

Кабинет показался ему заброшенным, необитаемым: очень чисто, но стол пуст, если не считать большой вычурной чернильницы с затейливой крышкой, — нет ни бумаги, ни подставок с ручками. Порядок поразительный: все книги подровнены, как солдаты на королевском смотру, ни одна не лежит вне полок. В кабинете худога Гаспера беспорядка куда больше, и Джейми настрого заказано трогать стопки книг и вороха бумаг, она только метет полы и наполняет чернильницу...

Тарик закрыл стену — это зрелище ничего ему не дало. Теперь дверь... За дверью широкий коридор, стены покрыты резными деревянными панелями, почти напротив двери круглый сиреневый фонарь на выгнутой держалке (по светлому времени, конечно, не горит). На полу во всю ширину коридора — ковер в черно-золотых узорах. Ни одного человека не видно.

А если попробовать потолок? До этого он ни разу не пытался — дома и без того распрекрасно знал чердак, облазил его с малолетства и наизусть мог перечислить все, что там есть...

Получилось моментально, так же легко, как со стенами и дверью. И Тарик нерассуждающе шарахнулся к стене, чтобы ему не обрушился на голову массивный стол. Сообразив, что страхи напрасны, грустно и недолго посмеялся над собой: конечно же, стол и высокое кресло и не думали падать, потолок не исчез, он просто стал невидимым...

Торец длинного стола уходил туда, куда взгляд Тарика не достигал. Эта комната оказалась гораздо больше темницы, судя по всему — роскошная трапезная. И Тарик закрыл потолок, ничего особенно не разглядывая: это ничем не помогло бы. Увидел достаточно, чтобы

сделать вывод: он в большом и богатом особняке, вполне может оказаться, и дворянском...

Снова сел на табурет. Мысли больше не метались, но легче от этого не стало — он по-прежнему не понимал, куда попал и зачем его похитили. Упрямо вертелась одна догадка: без Бальдера здесь не обошлось. Хотя... С Бальдером они столкнулись чисто случайно. Все время Ямщик был у него на глазах, ни с кем словом не перемолвился. Правда, на недолгое время Тарик уходил в контору взять подорожную. Что ж, Бальдеру этого хватило бы, чтобы перекинуться словечком с неведомым сообщником, и тот галопом помчался в Озерный Край, чтобы тавернеро приготовил ловушку — сонное зелье... Не слишком ли все сложно, чтобы оказаться правдой? Ничего не понятно...

И ведь не в какое-нибудь сырое зловещее подземелье, обожаемое сочинителями голых книжек, его кинули связанным по рукам и ногам, как сыщика Ролю-Прыткого в одном из романов. Богатый особняк, где даже запертая снаружи темница роскошно обставлена — и уж, конечно, замок не приделали второпях специально для него: сразу видно, что тот на своем месте давно. Значит, тут бывали и другие пленники (не хочется думать о себе как об «узнике»), которых всегда держали под замком? И карманы...

Раньше надо было подумать! Тарик запустил руки в карманы — и быстренько убедился, что все его вещички остались при нем: и недешевый складешок дозволенной длины, с ручкой из желтого дерева с серебряными гвоздиками (подарок батяни на последний день рожденья), и лучший его гребешок — костяной, с резными фигурами коней (подарок мамани), и круглая жестяная коробочка с шариками жевательной смолки, и главное — оба кошелька, ничуть не потерявшие в весе. Все пять золотых Тами целехоньки, серебро и медь Тарик не стал пересчитывать: уж если золото не взяли, ими и подавно пренебрегли, да и кошелек вроде бы того же веса. Значит, денежка их не привлекла, это явно не грабеж — ну да, один здешний табурет стоит, пожалуй, больше, чем в обоих кошельках денежки. Что бодрости духа не прибавляет, наоборот. Одна из

любимых приговорок Роли-Прыткого: «Если в игре нет денежек, дело обстоит еще паршивее...»

Время ползло, словно престарелый черепахиус, и ничего не происходило: никто не входил, стояла покойная тишина. Тарик извелся от полной неопределенности, ерзал на табурете, иногда вскакивал, подходил к двери и напрягал слух — но снаружи не доносилось ни звука, словно в доме не было никого живого, кроме него.

И когда в замке звонко провернулся ключ, он, вот странность, ощутил не испуг, а радость: что-то да прояснится...