Зачем?

– Вы не могли бы воспользоваться вашим опытом словесника и написать документальный роман о вашей новой жизни?
– неожиданно спросил Мар Марыч, и этот тематический взлёт от растления малолетних к литературной работе сообщил Ужову, что хозяин - не простой бандит. Сложный.
– Поучительное чтение. Положительный пример. Правда, покамест маловато материала, но за этим, я уверен, дело не станет.

– Пап, а что?
– встрял Васька.
– Слово было и в начале, слово будет и в конце!

Взрослые засмеялись, каждый по-своему поняв ребёнка.

– Я не умею торговаться, - сказал Иван Иванович.

– Вот и чудненько, вот и не торгуйтесь. Я прежде всего - предприниматель. Будь я к этому ещё и дурак, я стал бы вас пугать. Но чем? Жизнь вашу не отнимешь, а свободу я уже контролирую. Кстати, к вашему же благу. Вас у меня никто не найдёт, пока я жив. Но и это последнее обстоятельство тоже в наших руках, не так ли?

– О Боже, неужели вас хоть в малейшей степени прельщает возможность тоже стать бессмертным?
– воскликнул Иван Иванович горестно.
– Зачем?

– Я ещё не решил. Но если вы оказались у меня - это судьба. И ваша, и моя, и даже Ильзе. Кстати, девочка!
– вдруг встрепенулся Мар Марыч, поворачивая тяжёлый взгляд к безмятежной красотке.
– Ты не порезалась, случайно, когда препарировала мышь? Или когда кровушку детскую анализировала?

Ильзе побелела.

– Кажется, нет...

– А ты проверь!
– сверкнул глазами хозяин.
– А то я последние дни какой-то недоверчивый.

– Как проверить?
– Ильзе стала почти прозрачной.

– Как её проверить?
– резко спросил хозяин у Васьки.

– Как всех. Выбросить с десятого этажа, - мечтательно ответил Васька, снимая дрожащие пальчики со своего затылка.
– Она меня уколола, а теперь гладит. Га-адина.

– Конечно. Понимаю, - сказал Мар Марыч.
– Можно и повыше поднять: у меня вертолёт неподалёку стоит.

– Мар Марыч!
– Ильзе неловко упала перед ним на колени.
– Я не порезалась. Я не заразилась!

– Тогда почему же ты сказала кажется? Эй!

Хозяин вызвал кнопкой уже известного Ужовым крепыша и показал на Ильзе:

– Покатай девушку на вертолёте. Над полем. На максимальной высоте.

Не слушая причитаний Ильзе, крепыш одной левой решил задачу: две секунды - и связанная девушка, прямо в шифоновом балахоне вместе со всеми своими мечтательными глазами, уже валялась на заднем сиденье джипа, направлявшегося к вертолётному ангару.

– А вдруг она вправду не заразилась?
– спросил несколько ошарашенный Иван Иванович.

Васька фыркнул. Он не доверял девушкам с тонкими конусовидными пальчиками. И женщинам тоже.

– Мы узнаем это минут через пятнадцать. Как раз успеем дозавтракать, - успокоил его Мар Марыч.

– Я черствею душой, - внезапно сообщил всем Иван Иванович.

– Это не смертельно, - быстро отреагировал хозяин и расхохотался над собственной шуткой.

"Маша, Маша, скушай кашу..."

"Маша, Маша, скушай кашу..."

Ей снится странный двойной сон. Мужчина в чинах даёт интервью группе журналистов понежневшим голосом генерала Лебедя - как известно, покойного. Однако рядом с ним на трибуне - его помолодевшая жена. Кивает головкой, подтверждая слова генерала. А он говорит: "Я ещё очень свежий любовник, так что не беспокойтесь". А жена потряхивает кудрями - подтверждает его любовническую свежесть. В этом же зале вместе с журналистами сидит Машина бабушка, тоже уже покойная, и колыбельным голосом просит внучку скушать кашу. Девочка, принимающая кашу, - это маленькая, лет пяти, Маша, а дама из числа журналистов, заинтересованная интимным выступлением покойного генерала, - это уже взрослая Маша, уже Ужова. Вот так в двух лицах и сидит она в громадном зале и в малюсенькой детской одновременно и беседует с покойными - с генералом и с бабушкой.

Начинается пробуждение. Маша выныривает из детства и, пролетая сквозь молодость и внезапную принадлежность к журналистике, взмывает к облакам, радуге, весне, воздуху... и обнаруживает себя в салоне вертолёта. Маленькая хорошенькая стрекозка набирает высоту и кружит над полем. Мария не успевает насладиться полётом, как вдруг решительные руки абсолютно незнакомого мужчины хватают её за почему-то связанные руки и выталкивают в воздух. Взашей.

Мария Ионовна Ужова вздрогнула всем телом, силясь распутать узлы на запястьях, и проснулась.

Комната светилась: утренние лучи вызолотили пыль, наполняющую пространство, и - кругом драгоценное сияние, как в сказках про клады и сокровища.

Она не сразу сообразила, что - проснулась! Мария не спала уже больше месяца и вообще не чувствовала потребности в отдыхе. И вдруг! Не зная, как относиться к неожиданному факту, Мария потянулась, как в детстве, и заметила, что руки свободны. Не связаны. Странно. А ведь только что летела над полем, выброшенная из вертолёта, и извивалась, стремясь распутать узлы. Тьфу! Мария наконец окончательно проснулась и стала думать.

Почему такой сон? С какой стати ей снится погибший в авиакатастрофе российский политик, никогда ранее, при жизни, ничем не интересовавший её? Стоило ли бодрствовать больше месяца, чтобы в конце концов увидеть именно его, с супругой, журналистами и собственной бабушкой? Мария вспомнила, что генерал погиб в вертолётной аварии. А почему бабушка приставала с кашей?

"А потому что у тебя вообще кругом сплошь каша", - ответила она себе, выпрыгивая из-под одеяла.

Квартира мирно спала. Часы на стене пробили шесть. Мария выглянула в душный коридор и побежала в ванную.

С тех пор как Николай с Галиной продлили срок аренды и уехали в свой городок, оставив ей эту комнатку близ Кропоткинской, Мария ни разу не выходила на улицу. Уезжая, Николай договорился с одной из соседок, чтобы его "больной родственнице" приносили еду и воду.

– Мы с женой вернёмся в середине весны, а наша сестра пока здесь поживёт. Прихворнула сильно. Беспокоить не будет. Только приносите ей чего-нибудь два раза в неделю.
– И оставил соседке денег.

Их ему Мария дала за комнатку, на еду и на билеты в Сибирь и обратно. Супруги отправились домой, чтобы уволиться с работы. Они решили, что теперь вся их жизнь - в Марии.

В ожидании их возвращения Мария начала вести дневник. В ней проснулся исследователь. На то были причины: не каждый день имеешь возможность понаблюдать за психикой и физиологией бессмертного человека. Интересно же. Мария временно запретила себе думать о муже и сыне: болезненно и бессмысленно. Это с одной стороны. А с другой - она уже свыклась с приобретеньицем - со своей вечностью - и научилась ждать встречи с любимыми. Ждать вечно.

Гуляя из угла в угол и поглядывая на сияющие в окне купола Храма, она передумала всю свою былую жизнь, показавшуюся теперь коротюсенькой, незначительной, вялой, - и понемногу примерилась к новой мастшабной линейке времени.