Зачет по тварезнанию

Я вырвала еще один лист, скомкала, замахнулась… Но швырнула в другую сторону. Буквально рядом с собой. Гррых мгновенно перестроился и подцепил комок уже у самого пола. Комок выпал из пасти. Тварь снова выжидающе смотрела на меня.

— Тащи сюда, — я ткнула пальцем в комок бумаги. — На тебя так бумаги не напасешься.

Гррых висел в воздухе, смотрел на меня и помахивал хвостом.

— Игрушку, говорю, подай, — я ткнула пальцем в комок и жестом притянула воображаемую бумажку к себе. А потом замахнулась, будто собралась кидать.

Гррых ожил, готовясь ринуться с места.

Осознав, что игры не будет, он пригорюнился. Даже уши у него как-то обвисли.

— Бумажку давай, — я снова ткнула пальцем в ближайший комок. Потом — в дальний.

В следующее мгновение Гррых был возле противоположной стены чердака. Он подхватил комок и уже крыльями долетел до меня. Бумажка шмякнулась мне на колени.

Я размахнулась… Ушастый сорвался в полет… А я покрутила комком в кулаке и показала твари язык. Гррых нахохлился.

Не желая его огорчать, я всё-таки швырнула игрушку. Затем еще раз. И еще. И…

Мы с Гррыхом не заметили скрипа лестницы. Или Торнсен ее починил. В общем, когда его голова появилась над чердачным полом, Гррых как раз нес мне бумажку, а я протягивала руку, чтобы ее взять.

Мы так и зависли: я — с протянутой рукой, Гррых с бумажкой в зубах и Торнсен с отвисшей челюстью.

А потом бумажка упала на пол, прямо из воздуха, где твари и след простыл.

А я не нашла ничего лучшего, как с умным видом продолжить рисовать. Мало ли что человеку может причудиться после столкновения с Лютостуженем?

16. Лайна. На «базе» практики, которая, похоже, проходит у подножий Западных гор. Под аккомпанемент подозрений и тарахтения старушки Тои

— Джелайна, обед готов, — неуверенно произнес Торнсен где-то через минуту молчания.

Я подняла голову от журнала.

— Очень хорошо. Я сейчас спущусь, — строго ответила я. Как педагог высшего магического учебного заведения.

А педагоги высших магических учебных заведений не играют в «а ну-ка, принеси» с тварями. Так что вам всё причудилось, обучающийся Торнсен. Тяжелые последствия отравления парами пьяноголова веселого.

— А-а… — всё так же неуверенно начал студент.

— Что? — если бы у меня было плохое зрение, я сейчас бы поправила очки и посмотрела поверх линз. Точно! Вернусь и куплю для солидности!

Причудилось. Что непонятного?!

— А? Нет. Ничего. Вы только… — он повел взглядом туда, где еще недавно находился Гррых, — не задерживайтесь.

— Не надейтесь, — заверила я затылок Торнсена, спускающегося вниз.

И вправду, не стоит задерживаться. Обед в опасности! Если я не заступлюсь за свою порцию, с нею станет то же, что с предпоследним кусочком сыра.

То есть ее не станет.

Я принюхалась. На обед была каша. Вкусненькая, сытненькая, ароматненькая кашка. С маслицем, отсюда чую. Утренняя прогулка по лесу и схватка с лютостуженем благоприятно сказываются на аппетите. Я привычно проверила уровень резерва. И чуть не села на пол, с которого только что поднялась. Резерв был не просто полнехонек. Он был залит с верхом. «Верх» составлял процентов пять от общего объема. Ничего себе прибавочка! Причем легко. Бесшумно. Я даже не заметила, как.

Торнсен, то есть Кейрат, тоже говорил, что у него резерв рвет. Третий раз за день. Какое-то загадочное место, где силу даром направо и налево раздают. Прямо хоть курорт открывай! Для слабых силой.

…Леев сразу понабежит… Всю природу вокруг испоганят. Последнего реликтового лютостуженя затопчут. Не сказать, что мне его прямо так уж жаль. Но ведь потом не докажешь, что он был. Всё открытие громохлёсту под хвост.

Нет, пока, пожалуй, лучше не спешить с объявлениями. Нужно понаблюдать. Замеры поделать. Вдруг это явление временное. А потом, не дай Дайна, обратный эффект пойдет.

Я задумчиво спустилась вниз, постукивая миской по лестнице.

За столом меня никто не ждал. Не в смысле, что там никого не было. Там были все, и они уплетали кашу за обе (четыре) щёки.

— Сальца бы сейчас, — мечтательно пробухтела бабулька с полным ртом.

И хитро на меня покосилась.

— Ох, и то верно, — покивала я, наваливая в миску разваристой каши.

А я что? Я ничего. У нас сало хранит Торнсен. Но им не распоряжается. Я им распоряжаюсь, но у меня его нет. Видите, бабуль: что так, что так — никак не выходит.

— И сыро-очка бы… — поддержала я дурное дело. — Такого же-елтенького, с ды-ырочками…

И бросила короткий обвинительный взгляд на Торнсена.

Тот, зараза, даже не поперхнулся. Кремень мужик!

Только искры и летят, хе-хе. В бане-то.

Мысль о бане была актуальна.

И о Сафониэле.

Особенно в контексте растянутого резерва, искр и бани мысль о Сафониэле была прямо очень в тему.

— Баб Тоя, а скажи, пожалуйста, — я задумалась, как бы потоньше зайти… — А где мы сейчас находимся?

Ну не быть мне дипломатом. И шпионом. Тю, какая потеря!

— Так, в домя мы, — прошамкала старая карга.

— А дом где находится?

— Ты, девонька, с утра головой, штоле, ударилась? — запричитала бабуська. — В лясу, жить, в лясу.

— А лес-то где находится? — не собиралась я сдаваться.

— Так у гор. Как есть, у гор.

— А у каких гор? — прижала я ее наконец.

— У высоких, девонька, высоких.

Ан-нет, не прижала.

— А у гор название-то есть? — и предваряя игры в «вон ту зовут… не помню как, а эту сколько не зови, всё равно не придет», уточнила. — Вообще у этих гор.

— Это ж как выходит, — подозрительно прищурилась старушенция. — Это ты не знаешь, как эти горы называются? Пришла туда, не знаю куда? Ты, случаем, не волейская шпиёнка?

— Да уж шпионы-то, наверное, знают, куда идут, — буркнула я. — Нас телепортом занесло. Должны были отправить в Южные горы, а выбросило непонятно где…

И тут мой мозг дожевал сказанное старушкой ранее. И сделал стойку, как мечеклык на зайца.

— …А часто у вас тут волейцы бывают? — зацепилась я за мысль.

— Так я-то откеле знаю, — сдала на попятную бабулька. — Вы б в деревне спросили.