Задание Империи
Шрифт:
– Они чего… спят, что ли?
– Да. Обе смены. И штурман внизу. Похоже, что экипаж усыпили, кроме стюардесс. Их опрос ничего не дал. Они носили какао, но, похоже, не в нем дело.
– Их могли отравить еще на земле.
– Замедленного действия?
– Да. У нас было в одном фильме… «713-й просит посадку».
– А о нем вы не вспомнили?
– Ну такой способ, кроме фильма, не применялся… обычно бомба или оружие проносили…
– Фильм чем кончился?
– Ну чем кончился… – Виктора удивило, что Быгов в такой ситуации спрашивает о кино, но тут Быгов схватил его одной рукой за плечо:
– Да очнитесь же вы наконец! Чем кончился фильм??? Что со всеми было
«Тьфу, черт, какой же я тупой…»
– Спаслись они.
– Как спаслись? Вспомните!
– Пассажир посадил самолет. Пилот ему подсказывал и с земли, по радио.
– Пилот проснулся?
– Он шевелиться не мог, только говорить.
– Как его разбудили?!
– Подождите, дайте вспомнить… давно смотрел… кололи ему что-то, кофеин вроде.
– Сейчас. Лена! – Белов обернулся назад. – Кофеин ищите! И вообще любое возбуждающее!
– А с землей уже связались?
– Пробовали. Никто не отвечает. Видимо, экипаж заснул раньше, чем успели уточнить курс, и нас отнесло. Радиомаяк не принимает, по магнитному компасу в этих широтах можно определить день рождения бабушки штурмана. Остается гирокомпас, но на него, я слышал, действует вибрация.
– Не пробовали по радиокомпасу просто на станцию какого-то города настроиться? Как в «Воздушном извозчике»?
– Пытались. В наушниках только трещит и воет. Магнитная буря, что ли.
– А где мы примерно находимся?
– Внизу видны горы. Возможно, Верхоянский хребет. Мы идем над ними на высоте порядка пяти тысяч. Если верить штурманской карте, сейчас внизу должна быть тундра.
– И сколько горючего осталось?
– Примерно на час. Ну километров сто пятьдесят – двести протянем, знать бы только, куда тянуть и что потом.
– Это возмутительно! – раздался голос сзади. – Я буду подать на вас жалобу в государственный департамент! Это есть произвол, нарушение гарантированных вашей страной прав!
– Да, конечно, мистер Терразини. Вы имеете право обжаловать наши действия и подать в суд. Но прошу вас сначала посмотреть на это. Сюда, пожалуйста.
– Oh, shit! [39] – воскликнул Терразини, заглянув в кабину. В этот момент он мало походил на итальянца. – Надеюсь, это не есть инсценировка?
– Я бы на вашем месте надеялся на обратное, – сухо заметил Быгов. – Уверяю вас, мистер Ропски, он же Терразини, что персонально вы нас не интересуете. Нас интересуют курсы пилотов-любителей, упомянутые в вашем досье. Виктор Сергеевич, Степан Иванович, освободите место для пилота, только постарайтесь не задеть штурвал. А вы, – продолжил он, обращаясь к Терразини, – повторяю, имеете право обжаловать наши действия и подать в суд за моральный ущерб и вторжение в частную жизнь. На оставшихся в живых, разумеется.
39
Разговорное английское выражение, аналогичное нашему «Черт побери!».
– Да, я понимаю, – пробормотал Терразини, когда Виктор вместе с одним из охранников протаскивали мимо него пилота, – нет вариантов. Я буду повернуть самолет на север и вести до тундра или пляж, берег моря. Теперь лето, тундра есть как это, вода есть, земля как губка с водой, с таким шасси мы будем перевернуться. Вода, море тоже. Но нет вариантов. Если не затрудняет, пусть стюардесс делает для меня коктейль какой-нибудь. Также есть последнее желание – хорошо бы блондинка, но здесь не есть подходящее место, поэтому мой выбор коктейль.
– Если вас не оставило чувство юмора, это вселяет надежду.
– Мистер
Быгофф, это вы дать мне надежда попасть на первый полоса каждой газет всего мира. Позовите сюда мисс Кларк, она есть крепкий девушка, не будет иметь никакой обморок. Я буду здесь диктовать репортаж. Надеюсь, он не будет уничтожен через огонь после лэндинг.«Шутник, однако…»
– Кофеина нет, – потянула Виктора за рукав Лена, – есть куча бинтов и морфия.
– Морфия? Они тут что, нарики?
– Это же обезболивающее!
– Потрясающе. А кокаина тут нет?
– Однопроцентные кокаиновые капли с адреналином и с трехпроцентным эфедрином? Это у меня сосед по каюте закапывает в нос от гайморита. Может, пойдет как возбуждающее? В бессознательном состоянии ему промывать желудок бесполезно. – И она кивнула на усаженного в кресло пассажирского салона пилота.
По коридору стучали туфли стюардессы. У стюардесс тут туфли тоже на низких каблуках.
– Вот… вот пледы и грелки.
– Хорошо. Обкладывайте. А вы тащите второго.
– Hey, what happened to crew? [40] – раздалось над ухом командным тоном.
«Shit happens» [41] , – машинально подумал Виктор, но вслух не сказал.
Мисс Кларк была сухощавой плоскогрудой шатенкой и на обложку «Лайф» не просилась. Было в ее лице что-то фермерски-суровое; видимо, пару подбирали для чисто деловых отношений.
– One minute, please! [42] – Виктор протиснулся вперед нее в кабину и подумал о том, что эта баба, похоже, шпрехает [43] по-русски.
40
Эй, что случилось с экипажем? (англ.)
41
Современное английское жаргонное выражение, по сути экзистенциальное. Соответствует современному русскому выражению «Да, такая вот фигня».
42
Минуточку, пожалуйста! (англ.)
43
Разговаривает (от нем. sprechen – говорить).
– Тяни его… так… аккуратно… штурвал спиной…
Терразини уже что-то надиктовывал в кабине, не желая терять времени.
Пол чуть дернулся влево; голос Терразини прервался; голова первого пилота качнулась вбок; Виктор уловил в дружном хоре двигателей какие-то перебои. Мимо Виктора пронесся охранник, которого звали Григорием; он обернулся, Быгов что-то показал жестами вслед.
– Двигатель заглох, что ли?
– Да, крайний на левом крыле. Терразини выровнял машину. Шубин пошел посмотреть, что там.
– Помочь?
– Он знает эти двигатели. Мы ведь тоже не кого зря набираем.
– Часто требовалось?
– Пока ни разу.
– Это мне и не нравится.
– Думаете, что…
– Увидим.
– Вы не волнуйтесь, – подскочила к Виктору Лена, – я однажды летала на калининском «извозчике», и у нас забарахлил мотор. Мы сели прямо на поле, представляете, все поле в ромашках и среди них белый-белый самолет, как большой лепесток ромашки. Потом мотор починили, и мы взлетели.
Самолет задрожал, и его потянуло влево.