Закатное солнце почти не слепило
Шрифт:
— А может ты вообще не ложилась! — Перебила подругу Таня.
— Это почему?
— На лифте каталась! — Подруги рассмеялись.
— Да, каталась, а сегодня ночью и тебя с собой возьму! Даже сейчас уволоку, если не поделишься сном, который тебя так вдохновил. Я уже почти забыла, что снилось — каламуть какая-то. А как вспомнила вчерашний день, места не нахожу себе. Знаешь, глаза открыла, первая мысль: «Как раньше уже никогда не будет». И так ясно и трагически это прозвучало в моей голове, словно не я подумала, а кто-то другой сказал. Всё внутри закружилось от этой мысли, если бы не на кровати лежала,
— Да ничего такого и не снилось, запомнила только обрывок. А оптимизм у меня при виде тебя появился. — Ира угрожающе нахмурилась. — Всё, всё, рассказываю! — И Таня поспешила пересказать свою сновиденную прогулку с голубями: девочки покатывались со смеху, пока черед не дошёл до встречи с горящим взглядом Пожарного. Когда Таня замолчала Ира снова посерьёзнела.
— И на что же тебя сподвигал Пожарный?
— Ты думаешь так же, как и я?
— Да. Вчерашние события поставили перед всеми нами совершенно дикий вопрос, над которым невозможно серьёзно задуматься, чтоб не скатиться к размышлениям, а не розыгрыш ли это был. Вот в твоём сне этот конфликт и выразился таким огненным образом, к тому же напрямую связанным с, якобы, «тем» миром.
— Нет ты думаешь не так, как я. Надо было ощущать своими руками камень памятника, ощущать жжение его вопроса, чтобы относиться, к этому, не как к простому сну.
— Сны бывают реалистичны. Вот мне как-то приснилось, что я проснулась не в своей комнате, не в своём теле и не в своём городе, даже имя другое. И не могу вернуться обратно до сих пор!
— Что?
— Да, кошмары случаются…
Иру прервала музыка из динамика. Она прислушалась к проникновенной мелодии, звучащей на ксилофоне, в густом, но нежном сопровождении оркестра. Звуки вселяли трепет, ощущение приближения к великому и прекрасному, светлому и чистому, как весенний рассвет.
Ира широко раскрыла глаза и слушала музыку с восхищением и недоумением. Было видно, что она в очередной раз собралась блеснуть музыкальным образованием, но в итоге растерялась и теперь беспомощно смотрела на улыбку до ушей на лице Тани. Та выдержала целых десять секунд и, наконец, важно молвила:
— Наутилус Помпилиус — «Прогулки по воде», симфоническая версия. Я тоже слушаю не то, что одноклассники.
— Мы бы ходили друг к другу в гости и слушали музыку… — мечтательно сказала Ира.
— … если бы жили в одном городе, — грустно заключила Таня. — А ты любишь кататься на велосипеде?
— Обожаю! — У Иры увлажнились глаза.
— Я тоже! — Вскричала Хиз. — Но хватит распускать нюни. — Она сделала вид, что громко сморкается в пододеяльник. — Наутилус — это и был сигнал к подъёму?
— Да. Сергей рассказывал…
— Я поняла, поняла, кто рассказывал, — замахала руками Таня, — в следующий раз можешь сокращать, говорить, не «как Сергей рассказывал», а «как серрасс» или «как расссер», например. — Таня первая прыснула с собственной шутки.
— Так вот, — Ира сжала изо всех сил губы, чтобы те не расползлись в широкую улыбку, — как серрас, — она выбрала наименее смешное сокращение, но всё равно не удержалась и хохотнула, — каждый раз музыка по утрам разная. — Теперь, когда речь зашла о предмете святом для неё, Ириша быстро взяла себя в руки и закончила
уже не смеясь. — И по композиции часто можно угадать, что нам приготовили на сегодняшний день. Так, «Полётом валькирий» Вивальди будили, когда предстояли военные игры.— Как расссер, естественно, — с серьёзным видом кивнула Таня.
— Ах ты… Естественно! — Ира запустила худой и невесомой подушкой в Таню. Та взвизгнула, получив «снарядом» по лицу. — Ой извини… ты всё равно еще не умывалась, — попыталась оправдаться Ира.
— Ты умывалась, но это меня не остановит! — Таня вскочила вооружённая уже двумя подушками. Её мишени ничего не осталось, как быстро накинуть на себя одеяло с головой и умолять о пощаде. Одеяльную крепость сотрясли два удара, после чего Ира рискнула показаться.
— Вылазь, у меня кончились снаряды.
Радиоточка замолчала и снова ожила негромким, но настойчивым сигналом, родственником того, после которого по радио объявляют время.
— Доброе утро, девочки! — Раздался жизнерадостный голос Светланы.
— Доброе утро, отряд 1-А, Ласточки и Нимфы! — Вторила ей Маргарита. Звук был совсем не таким, как вчера — чистым и громким, на этот раз он доносился словно издалека, да еще и в сопровождении звонкого эха, какое бывает в пустой комнате.
— Вышли на связь из бомбоубежища, — прокомментировала Хиз, — скверная примета. — Ира, не совсем понимая, покосилась на неё. — Потом расскажу, старый анекдот.
— Сейчас половина восьмого, — продолжила Светлана, — самое время вставать. Ведь вы же не хотите пропустить ничего интересного?
— А что может быть интереснее с утра, чем вкусный завтрак?! — Голос Маргариты наполнился лукавством. — Тем более, что наш диетолог, он же шеф-повар, считает, что нет ничего полезнее в это время, чем сладкое.
Паршивый звук делал оптимистичное «радиошоу» вожатых похожим на выпуск старой агитационной программы, но на эти тонкости перестала обращать внимание даже Ира после того, как у неё громко забурчало в животе.
— Сбор через двадцать минут в «зале для хорошей погоды». Ведь погода у нас сегодня хорошая? — Спросила Маргарита.
— Замечательная! — ответила Светлана. — Лёгкие тучки сбегут с гор в море и не дадут нам обгореть на пляже.
— Поторопитесь, девочки, запасы вкусностей в столовой ограничены! — Звук оборвался щелчком.
Из коридора донеслись звуки открывающихся дверей и голоса «ласточек» с «нимфами», обменивающихся жизнерадостными приветствиями.
— Я пошла, — Хиз выскользнула за дверь, спеша занять очередь в туалет.
В дальней подвальной комнате было тихо и пыльно, стена там, где раньше находился шкаф и была надпись о кабеле, зияла тёмной неровной дырой с толстыми краями. Рядом лежали отбойный молоток и кувалда, на стульях тяжело дышали Спартак Петрович и Борис Николаевич. Рядом с только что выключенными рациями в руках стояли Маргарита и Светлана.
— Всё-таки успели до подъёма. — Сказала Маргарита.
— Перебудить мы всех успели до подъёма. — Проворчал директор. — А Радость так и не нашли. — Он посветил в проём, мощный луч, обрезанный по краям остатками кладки, прошёлся по светло-серой бетонной стене высокого сводчатого коридора, загибающегося метрах в тридцати впереди широкой дугой.