Заклинатели войны

– А не боишься, что я какой-нибудь страшный злодей? – неожиданно для самого себя спросил с горечью Стайни. – Вдруг пожалеешь, что со мной связалась?

Айри и бровью не повела.

– Я тебя не на мусорной куче нашла, как сказала королева своей короне. Мы встретились в доме Гекты. Весь Энир знает, что у Гекты чутьё на людей. Злодея она бы за свой стол не посадила.

Стайни, сдаваясь, развёл руками:

– Я дурак. Сижу тут и думаю: как жить, где работу найти... А когда мне эту работу предложили, я затрепыхался... Словом, не знаю, будет ли с меня толк, но ты теперь моя хозяйка.

– Вот и славно... Эшшу, где ты? – Айри оглянулась, кинулась к стоящему у порога шаути, схватила за рукав, подтащила к Стайни. – Бабушка Гекта, вот моя труппа! Чем бы снаружи подпереть чердачную дверь, чтобы они ночью не разбежались?

– Но я сроду не выступал! И вот так, сразу... – вздохнул Стайни.

– Почему – сразу? Мы с утра на рыночную площадь не попрёмся. Утро – для циркачей время неподходящее. Народ в работе, в хлопотах, все занятые и злые, никому не до веселья. Ребятишки будут вокруг нас прыгать, но откуда у ребятишек деньги? А ближе к вечеру, когда у работяг на руках будет дневной заработок, на нас в охотку поглядят. Купят свой кусочек веселья и счастья. Так что быстро валите спать. Рано утром я вас подниму. До обеда будете репетировать, а мы с бабушкой попробуем поярче разукрасить вашу одёжку. И ещё надо купить немного краски. Отец перед смертью велел замазать на повозке его имя и написать просто «Цирк Шарго».

Она твёрдо, командно глянула снизу вверх на Эшшу и Стайни, каждому из которых была по плечо:

– Будем работать, парни!

Глава 8

– К нам, добрые жители Энира! К нам, красотки-молодки, почтенные старцы и их беспутные внуки! Эй-эй-эй, к нам скорей! Никак не получается стать богатыми, так будем хоть весёлыми! А там и удача подвалит – она весёлых людей любит! Стар и млад, бросай дела – зря я, что ли, к вам пришла?

Голос Айри звенел над толпой. Девочка стояла на повозке. Страусиха была уже выпряжена и поставлена в загон. На повозку с надписью «Цирк Шарго» положили доски. И теперь с этой «сцены» маленькая актриса зазывала публику.

Когда девочка замолкала, чтобы перевести дыхание, в дело вступал Стайни. Он сидел у колеса на откинутой приступочке. В руках – лютня, у ног – барабан.

Лютня была не такой, как та, что осталась дома, на Тайрене. Эта – больше, звук резче, звонче, грубее. Стайни не сразу к ней приладился.

Барабан и вовсе был незнакомый, странный. Он стоял в железной рамке, и бить в него надо было ногой. На носок башмака надевался специальный деревянный колпачок, и каждый пинок по барабанной шкуре получал звонкий, гулкий отклик. На рамке было закреплено что-то вроде погремушки, и если пнуть барабан ближе к рамке – получишь не только звук удара, но и громкий сухой шелест.

Айри утром поставила эту штуковину перед Стайни, сказала: «Пустяки, и ребёнок научится!» – и умчалась мастерить наряды. А новоявленный циркач всё утро приручал барабан. Оказалось, инструмент не так прост: может издавать звуки глухие и звонкие, громкие и тихие. Как ни странно, они неплохо сочетались со звоном лютни.

И теперь Стайни сидел боком у повозки, которая превратилась в сцену.

Поглядишь направо и вверх – увидишь, как отчаянная девчонка в кофточке и шароварах пляшет на узких досках. Такие шаровары поневоле надевают женщины, когда приходится заниматься мужской работой, при которой юбки мешают. Но у Айри шаровары яркие, красные, нарядные, издали бросаются в глаза.

Поглядишь налево – увидишь собравшихся зрителей... а что, неплохая толпа набежала. Правда, Айри предупредила: многие будут глазеть на дармовщину, не бросят ни монетки. А жаль...

Эшшу видно не было: он сидел по другую сторону повозки, на второй приступочке, и держал на коленях горшок со змеёй. Горшок они заняли у Гекты, а змею Эшшу поймал у реки. Он положил в горшок сырой мох, чтобы у драгоценной пленницы чешуя не пересохла, и завязал горлышко горшка куском ткани.

Рубаха и штаны Эшшу были (как и у Стайни) расшиты разноцветными лентами, которые замечательная Гекта принесла от знакомой портнихи. А лицо шаути было раскрашено красной и чёрной глиной. Причём раскраску он не доверил Айри: трудился сам, поглядывая на своё отражение в тазу с водой. Получилось отлично. Эшшу выглядел... не страшно, нет, но грозно. С таким лицом можно идти в бой.

Сам Стайни не знал, как он выглядит. (Может, это и к лучшему!) Его раскрашивала Айри перед самым отъездом из гостеприимного домика. Стайни не решился налить в таз воды и поглядеться. Айри, довольная своей работой, воскликнула: «Прелесть что за дурак получился!» А Гекта одобрительно кивнула: «Хорошая пара! Один суровый, другой смешной...»

Стайни, продолжая стучать в барабан, покосился на толпу.

Крепкие грузчики в холщовых рубахах и деревянных башмаках. Румяные торговки с закатанными до локтей рукавами. Рыбаки в высоких сапогах и широкополых шляпах, завязанных под подбородком бечёвками, чтоб ветром не унесло. Детишки с восторженными мордашками – все босиком, даже те, кто не бедно одет. Стайни невольно улыбнулся: он тоже, удрав гулять подальше от строгих очей мачехи, первым делом сбрасывал башмаки...

Тут парня обожгла внезапная мысль: а ведь он – на родине матери! Кто-то из слуг в замке сказал (не зная, что мальчик подслушивает), что мамаша Стайни родом с Фетти и была у себя в Энире трактирной певичкой.

Насколько Стайни было известно, отец никогда не бывал на Фетти. Почему же трактирная певица покинула родной остров и перебралась на Тайрен? И... с кем? Как получилось, что она стала служанкой в замке Вэлиар?

Этого уже не узнаешь. Но так странно думать, что любой из зрителей в этой толпе может быть твоим родственником! То есть, конечно, любой вайти.

А здесь почти все зрители – вайтис. Стайни увидел только одного шаути – пожилого рыбака, с любопытством наблюдавшего за циркачкой.

А та подхватила лежащую на досках палочку с привязанной к ней широкой золотой лентой. Взмахнула палочкой – и лента зажила собственной жизнью. Она свивалась в кольца у ног девочки, парила над её головой, вычерчивала яркие зигзаги в такт мелодии, которую вела лютня (барабан помалкивал, притих, ждал своего часа).

Стайни помнил слова девочки: «Я работаю, чтобы разогреть публику. После меня выступит Эшшу – вот тогда и будем собирать денежки!»

Этот номер оба парня разучивали почти весь день. А надо бы дольше, он сложный...

Айри хотела, чтобы Эшшу показал зрителям танец, увиденный ею в тростниках, – текучий, плавный, изящный. Но шаути отказался наотрез. Отстучал ладонями на досках крыльца странный ритм, рваный, неровный. И потребовал, чтобы Стайни это сыграл. Получилось не сразу, а потом парни почти до самого отъезда срабатывались, пытались слаженно вести странную пляску с прыжками, кувырканием и дёрганой мелодией. Причём без змеи. Эшшу не пожелал зря мучить бедное существо. Он пообещал, что позже поймает речную гадюку – и с нею будет лучше.

Эшшу действительно сбегал к реке с глиняным горшком, а когда вернулся – сказал: «Мне повезло...»

Стайни закончил «мелодию ленты». Айри грациозно раскланялась перед публикой и под одобрительные крики легко соскочила с повозки.

Эшшу замешкался – вероятно, развязывал ткань на горшке.

А когда вспрыгнул на доски – зрители разом замолчали. А Стайни пропустил барабанный удар.

Не только потому, что над толпой встал необычный, по-своему красивый и ничуть не нелепый человек в яркой одежде и впечатляющей чёрно-красной маске. Но и потому, что над головой на вытянутых руках он держал не какую-нибудь речную гадюку, а огромного синего смертозуба!