Заклинатели войны

На последних словах голос старухи вдруг стал жёстким, грозным. Она взглянула мореходу в глаза.

Что прочёл в её взоре незадачливый грабитель – того Стайни не знал, да и знать не хотел. Но шарахнулся мореход от гадалки, как от змеи. Попытался что-то выговорить – не получилось. Развернулся и двинулся прочь, явно трезвея с каждым шагом.

«Ай да бабка!» – восхитился Стайни и, решившись, встал с камня.

Гекта встретила подошедшего бродягу насмешливым взглядом и, не дав ему рта раскрыть, заговорила первой:

– Ну наконец! Сидит, жуёт, на меня пялится, как на прекрасную Деву Волн! Мне уж и ждать надоело, когда он соизволит заговорить! Ещё немного – и домой бы ушла, дело-то к вечеру!

Стайни не удивился. Он успел понять: от этой старухи всего ожидать можно. Почтительно поклонившись, он сказал:

– Привет тебе, добрая женщина, от моего друга Хлоди Трёхглазого. Желает он тебе ещё сто лет жизни и просит не отказать мне в добрых советах и заступничестве.

– Гладко говоришь, парень, – оценила Гекта, чуть приподняв густые клокастые брови. – Но врёшь. Если бы Хлоди, паршивец этакий, прислал тебя ко мне, ты бы не с таких слов начал.

Стайни мысленно отвесил себе затрещину. И впрямь, если один вор или разбойник посылает к другому дружка с приветом – наверняка догадается сказать тайное словцо, по которому свой узнает своего.

А старуха продолжала всё с тем же ясным, приветливым взором:

– Что с Хлоди знаком – это ты не соврал. В Энире тебе всякий скажет: Гекта в юности спасла от смерти Золотую Черепашку, дочь подводного владыки, а за то получила дар – отличать правду от обмана.

– А сама-то врёшь не моргнув, – не удержался Стайни. (Да и что ему было терять? Помощи от старухи не будет, уходить надо отсюда поскорее...)

– Сама – бывает, вру, – согласилась Гекта. – Без вранья разве только медуза живёт. А раз ты знаком с Хлоди, то скажи: где это он тебе рассказывал про тихую старушку из Энира?

Этого вопроса Стайни ждал. И ответ приготовил заранее: мол, познакомились в Вейтаде, в хорошей трактирной драке. Подружились. Хлоди тогда водился со смелыми парнями, что охотились на ценную дичь под Вейтадом, в лесах вдоль дорог...

Много было придумано – и про разбойничьи похождения Хлоди, и про то, чем занимался в Вейтаде сам Стайни.

Говорить бы да говорить... А парень молчал.

И такими глупыми казались ему эти придумки под спокойным взором светлых, почти бесцветных старческих глаз!

– Молчишь? – усмехнулась гадалка. – Так ведь молчит только язык. А руки говорят. Мозоли могут рассказать о многом. И вон язвочки на коже ещё толком не зажили. Это от соли, да... Горькое озеро, сынок?

Слово «сынок» удержало Стайни, не дало броситься прочь – наугад, без цели и без надежды.

– Вот, значит, куда забросила жизнь нашего Хлоди, – вздохнула старуха. – Жаль... но каждый сам выбирает судьбу. У него срок или пожизненное?

– Срок. Три года осталось.

– Ну, помоги ему боги дотянуть... А ты, похоже, тянуть не захотел?

Стайни насторожённо кивнул.

– Много оставалось?

– Меньше года.

Вот этим ему удалось удивить Гекту. Впервые её лицо стало растерянным.

– Меньше года! И сорвался... Ой, дурак, дурак... – Тут взгляд гадалки вдруг стал цепким, пристальным. – Э, нет, не дурак! Не по своей воле сорвался, верно? Что-то у тебя случилось... или бежать, или сдохнуть... так?

– Так, добрая женщина.

И Стайни, удивляясь себе самому, рассказал незнакомой старухе о своих невесёлых делах. Говорил тихо, быстро, сбивчиво, глядя сверху вниз на запрокинутое лицо Гекты. И такое было в этом лице участие, такое понимание, что он не мог остановиться и говорил, говорил, ничего не скрывая.

А когда замолчал – почувствовал непонятное облегчение. Как же ему, оказывается, этого не хватало – просто рассказать кому-то о вихре, который поволок его по жизни невесть куда.

– Не врёшь, – одобрительно сказала старуха. – И про краба не врёшь, которого завалил голыми руками. И про побег в чужой карете... Да, парень, позабавился с тобой Джакар Игрок! Надо будет с ним потолковать...

Последнюю фразу она бросила так небрежно, словно речь шла не о боге удачи, а о соседе, что живёт через улицу.

Стайни этому почти не удивился. Ему было не до странностей старухи, которая могла ему помочь – или погубить его.

Он горько усмехнулся:

– Вот так я и разболтался... Скажи, почтенная: есть ли на свете человек, который отказался бы порассказать о своих бедах и горестях?

– В Энире такие уж точно не водятся, – заулыбалась Гекта. – Тем я, старая, и кормлюсь – чужими рассказами... Ладно, сынок, раз Джакар Игрок тебя подбросил мне в приёмыши – значит, так тому и быть. Видишь, идёт шаути в таких нелепых штанах? Он несёт две рыбины и боится уронить. Ступай помоги, возьми у него одну.

* * *

Быстрое знакомство продолжилось по дороге к дому Гекты: старуха, проворно собрав в миску рассыпанные бобы и камешки и свернув покрывало, направилась прочь от порта.

По пути она растолковала парням, что в Энире худо тем, кому негде ночевать. По городу бродит стража – и городская, и гарнизонная. Всех, кого поймают, тащат в тюрьму, а утром – в ратушу, на допрос к «руке наместника»...

При этих словах Эшшу робко перебил женщину и уточнил: что значит «рука наместника»?

Гекта объяснила, что так называют градоначальника, присланного вейтадским наместником. Нынешний градоначальник Файшено Унауто, недавно занимающий свой высокий пост, – по слухам, дурень и тюфяк, а вот подручные у него злые и цепкие. Каждому, кого притащит стража, устраивают суровый допрос. Если человек толком объяснит свою ночную прогулку (к примеру, докажет, что за лекарем бежал), его отпустят. Если понесёт всякую чушь – будет оштрафован, причём его запомнят на будущее. Второй раз попадётся ночью – штрафом не отделается. Ну а если у пойманного бедолаги нет ни постели, ни дома... что ж, Джакар Игрок его сильно невзлюбил!

– Стражникам платят за каждого бродягу, – ухмыльнулась Гекта. – К тому же городские и гарнизонные «шавки» соперничают меж собой. Вот и стараются, задолбай их всех Чёрный Страус...

Эшшу ловил каждое слово, жизнь вайтис была ему явно внове. А Стайни слушал вполуха, разглядывая узкую улочку, по которой они шли.

Высокие деревянные заборы, тяжёлые ворота, лай из-за них... У некоторых заборов поверху шла полоса глины с вмазанными в неё осколками раковин – чтоб незваный гость до костей порезал ладони.