Заклятие дома с химерами

— Что же мне делать?

— Думаю, заботиться о нем. Хорошо с ним обращаться.

— Меня мутит.

— Да, да, — сказал дедушка, зевая. — Не сомневаюсь. Равно как и не сомневаюсь в том, что ты доверяешь своей затычке, не так ли? Но правда в том, что мы не знаем, кто такой этот Джеймс Генри Хейворд и как он отреагирует, если дать ему шанс. Кто победит, если вы с ним столкнетесь? Твоего дорогого кузена Риппита у нас похитил именно его предмет рождения, нож для бумаги по имени Александр Эркманн. Он похитил его у нас.

— Но ведь Риппит погиб на Свалке.

— Это мы тебе так сказали. На самом деле его похитил его собственный нож для бумаги. Приняв человеческую форму, он вместе с Риппитом спрятался в нашем поезде. Во что превратился Риппит, нам не известно. Мы знаем лишь, что Эркманн увез его куда-то в Лондон. А на Свалке сгинул его камердинер-полукровка, ушедший туда от горя. Моего бедного Риппита так никогда и не нашли, и это случилось потому, что он позволил своему Предмету взять верх.

— Бедный, бедный пропавший Риппит!

— Потому-то, Клод, ты никогда и не должен доверять вещам.

— Скажи, дедушка, а что случится, если нас разлучить с нашими Предметами?

— Смерть, Клод, только смерть. Умрут и человек, и его Предмет. Смерть одного означает смерть обоих. Мы связаны, и человеком может быть только один. Таков порядок вещей.

— А теперь тетушка Розамуть стала ведерком для льда.

— Нет, Клод, нет, Элис Хиггс вновь стала дверной ручкой, а твоя тетушка идет на поправку. Ты вернул ей ручку как раз вовремя. Я сумел втиснуть Элис Хиггс обратно в медный шарик.

— Элис Хиггс — это маленькая девочка.

— Элис Хиггс — это медная дверная ручка. Я думал, ты это понял. И, чтоб ты знал, чернильница наверху — это твой дядя, а мой собственный брат Габриель — картофелечистка. Моя мать, моя собственная мать, стала чашкой для зубных щеток. А мой бывший учитель, так часто лупивший учеников, превратился в складную трость. Таков порядок вещей, Клод, и его не изменить.

— Это ужасно! Чудовищно!

— Поначалу действительно так кажется. И потому мы держим это в секрете от молодого поколения. Но если молодой Айрмонгер оказывается талантливым, то его отправляют в город — в Филчинг, не дальше — и информируют о том, как все устроено в действительности, после чего он становится важной частью великой машины Айрмонгеров.

— Я не хочу иметь с этим ничего общего!

— Придется. Твоя помощь защитит нашу семью.

— Нет.

— Да. Увы. И ты либо научишься любить свою семью, либо будешь раздавлен. Как ты думаешь, почему мой дядя, мой брат, мой учитель и моя собственная мать стали тем, чем стали? Им помог я. Я понимаю Предметы и, как видишь, могу их уничтожать. Я еще не встречал ни одного Предмета, который не мог бы уничтожить. И ни одного человека, Клод. Ни одного человека. Люди считают, что у них есть воля, но на самом деле это неправда.

— Мне страшно, дедушка.

— И это, Клод, отличное начало, — сказал дедушка, вставая. — Теперь я тебя оставлю. Я опаздываю на поезд, а дела не ждут. Ты должен одеться, Клод, и навестить свою бабку.

— Я должен увидеться с бабушкой? Ты уверен?

— Оденься в свою новую одежду. Твоя бабушка хочет тебя увидеть. А завтра утром ты непременно поедешь со мной в город. В брюках.

— Завтра!

— Я очень рад, что мы с тобой поговорили, Клод, очень рад. Оденься.

— Джек Пайк.

— Джеймс Генри Хейворд.

И он ушел.

Через полчаса послышался гудок, возвестивший об отбытии поезда в Лондон.

17 Жестяная лейка

Письмо, написанное Туммисом Герджем Ойлимом Мерком Айрмонгером, покидающим Форличингем-парк, Лондон

Моей дорогой семье и друзьям — это письмо-перечень.

Матери и отцу — мои рисунки и картины, мой словарь птичьего языка.

Для моего брата Горрилда — мои опаловые запонки.

Для моей сестры Монни — перья и ленты, которые тебе так нравились.

Для моего брата Ю — мои книги «Робинзон Крузо» Д. Дефора[8], «Путешествия пилигрима» Дж. Баньяна, «Сказание о Старом Мореходе» С. Т. Кольриджа.

Для моего брата Флипа — мои свинцовые солдатики, кроме Колдстримских гвардейцев.

Для моей сестры Нег — Колдстримские гвардейцы и моя крикетная бита.

Для моего кузена Борнобби — освобождение от долга в десять шиллингов и четыре пенса и возвращение «Каталога корсетов Дж. Хорла и сыновей, Барлингтонский пассаж».

Для моего кузена Клода — мой альбом с марками, мои книги о птицах — «История птичьих семейств» Э. Стэнли, «Наземные и водоплавающие птицы» Дж. М. Борастона, «История птиц Британии» Дж. Бьюика, «Harmonia ruralis» Дж. Болтона. (Поделись одной из них с Ормили, если она об этом попросит. Присмотри за ней, пожалуйста.)

Для моей кузины Ормили — моя любовь и перо моей чайки Лейки (думаю, оно принадлежало именно ей).

Дорогая Ормили, дражайшая Ормили, целую тебя и твою милую жестяную лейку.

Больше у меня ничего нет.

Мне так жаль.

Т.

18 Вентиль («Г» означает «горячая»)

Повествование Люси Пеннант продолжается

Капитан дунул в свисток.

— Открыть ворота!

Свалочные Айрмонгеры рванулись вперед. Я, спотыкаясь, двинулась за ними так быстро, как только могла.

На Свалку.

Я все падала и падала. Я поднималась, но вскоре вновь оказывалась на земле. Я говорила себе, что обвязана крепкой веревкой и что на другом конце этой веревки находятся крепко держащиеся за стену мой якорь и все остальные якоря. Они держатся изо всех сил, не давая нам оторваться.

Некоторое время мы ковыляли в тени Дома. Она создавала иллюзию защиты, но стоило из нее выйти, и ты, вне всяких сомнений, почувствовал бы себя голым и одиноким. Только поначалу этого ощущения у меня не было, ведь рядом тяжело ступали остальные свалочные Айрмонгеры. Я не была одинока. Посмотри вниз. Не смотри вниз. Посмотри.

Вот где я оказалась.

На Свалке. Она простиралась далеко вокруг. У стены слой грязи был нетолстым, там можно было почувствовать твердую землю под ногами, глубины не ощущалось, а ноги вязли совсем чуть-чуть. Я подумала, что со мной и со всеми остальными все будет в порядке. Но вскоре отмель осталась позади. Приходилось двигаться, не останавливаясь, иначе начнешь проваливаться, тонуть, с каждой остановкой увязая все глубже и глубже. Приходилось выкарабкиваться и продолжать движение. Мы еще даже не приблизились к глубинам, а я уже увязала по щиколотку при каждой остановке, и мне приходилось выбираться и искать что-нибудь такое, на что можно было ступить: кусок дерева или металла, кирпич — что угодно, лишь бы высвободить свои сапоги. Не останавливайся. Не останавливайся. Не смотри вниз. Посмотри.