Заклятые враги

Тэллавар чувствовал, как в его сердце вскипает злоба. Он не мог забрать это силой — только добровольная жертва имела смысл. Только обмен, сделка, и это правило он нарушить никак не мог, иначе давно бы уже собрал то, что ему было нужно. Он столько лет готовился, собирал всё по крупицам, а теперь какой-то недолугий мальчишка надеялся ему помешать, встать на его пути и не отдать то, что нужно! Сколько отчаянной наивности в этом его поступке, сколько глупости и пустоты в каждом взгляде…

— Ну что ж, — Гартро выпрямился. — Я найду, у кого это забрать. Но ты пожалеешь, что отказался быть добровольцем.

Он знал, что когда доведёт войну до конца, эти люди просто встанут против него. Отдать для Бонье что-либо — нет! Он не согласится! Тэллавар чувствовал, что мешающие ему пешки были о себе слишком высокого мнения.

И он не мог больше продвигаться дальше в этом старом, износившемся теле. У всего есть свой срок, и даже всемогущие чары Дарнаэла Первого, отобранные у наследника его дара, не вечны. Гартро знал, что должен наконец-то стать молодым, должен вернуть себе физическую силу, иначе — истлеет то, в чём содержится его дух.

Он вновь повернулся к пылающей таверне и приподнял свою мантию.

Змеи, шипя, выползли на чёрный грунт, моментально пачкаясь в ещё тёплом пепле.

— Ну что, черти, — он улыбнулся им почти ласково — это было единственное проявление чувств, на которое мужчина оказался способен. — Сегодня вы наконец-то выполните своё предназначение. И уберёте моих врагов с моего же пути…

***

Ночь казалась особенно тёплой, мягкой и приятной. Подступал уже потихоньку конец лета, и теперь жару вытесняло то редкое чувство предосеннего уюта. Природа ещё не собиралась засыпать и отдавать свои плоды, а темнота наполнялась приятными запахами каких-то неведомых цветов, что их никогда не отыскать весной.

Мариссе было откровенно жарко. Она хотела ещё раз отыскать Тэллавара и высказать ему всё, что думает о подобном стиле ведения военных кампаний, но сейчас замерла на полпути — внезапно нахлынувшее тепло окутало её такой тугой, глухой волной, что она забыла о том, куда шла.

Стало нехорошо. Женщина пошатнулась, приподняла юбки и попыталась вслушаться в темноту — но только какой-то странный шелест, затмеваемый треском костров, пробивался сквозь чьё-то тихое пение. Какофония звуков — шум войска за спиной, — отступила на задний план. Марисса всё пыталась поймать этот неизвестный источник звука.

Трава под ногами дёрнулась — но королева списала это на ветер и собственные юбки. Давно пора переодеться в походную одежду…

Она шагнула в сторону и только тогда поняла, что ей напоминает этот странный шепоток.

Змеи.

Мысль рассекла сознание каким-то диким, невообразимым выстрелом. Она рванулась вперёд. словно желая защититься от напасти, но в последнее мгновение почувствовала два маленьких укола острых, ядовитых клыков.

Боль разлилась по телу практически мгновенно. Она и не пыталась уже оставаться на ногах — грузно упала на траву. Перед глазами вспыхивали дикие образы из прошлого — она словно смотрела в трусливые глаза ненавистного Галатье и смеялась.

Яд бурлил в крови. Ещё никогда Марисса не ощущала ничего настолько дикого и сильного — она вытянулась на зелёном ковре и захохотала, чувствуя, как змеиная отрава парализует её тело. Но смех всё никак не утихал — он клокотал в груди королевы, рвался на свободу, как предсмертный завет всему тому, что она хотела бы уберечь.

Сегодня она увидит свою Марту.

…Две змеи — кирпичная и чёрная — медленно отползли от покойницы, оставляя в траве кривой след, что будет уничтожен первым же порывом ветра.

***

Бонье открыл глаза, отчаянно пытаясь понять, что происходит. Он уже почти уснул — довольно крепко, как ему самому показалось, — как вдруг громкое шипение вернуло его в этот мир, выдернув из приятной, манящей грезы.

И вовремя.

Над ним сейчас высилась — точнее, свисала с какого-то маленького уступа, — огромная змея. Кобра, кажется, хотя Бонье понимал в змеях куда меньше, чем в иностранной политике, а и в ней он был далеко не гением.

Змея что-то прошипела, но интонации — если у них вообще бывают интонации, конечно, — были вопросительными. Парень вжался в свою постель, точнее, в то, что на сей раз исполняло её жалкую роль, и смотрел на неё теперь, будто бы кобра могла пожалеть и уползти.

Шипение повторилось — а после она отшатнулась, словно что-то поняла, и в воздухе вспыхнуло жёлтым.

…Теперь напротив него сидела молодая эльфийка со светлыми волосами — больше ничего, кроме её острых ушей и ладной фигуры, Бонье рассмотреть не смог. Ему сейчас было слишком страшно.

Она дрожала — пусть и была одета в странный наряд, похожий на кожу змеи. Повернулась, словно пыталась что-то понять, а после издала тихое, злобное шипение.

На мгновение девушка замерла, словно прислушивалась к чему-то, определяя, как звучит её голос, а после недовольно вздохнула и уже по-человечески сказала:

— Надо бежать.

— Что?

Взгляд Бонье был не просто испуганным и ошеломлённым. Нет, сказать, что он шокирован — это слишком мягко. Его руки дрожали, и он так и не смог заставить себя выбраться из своего ложа.

— Ты спишь одетым? Замечательно, — она сдёрнула с него тонкое одеяло. — Нам пора, скорее.

— Зачем?

Она усмехнулась.

— Меня зовут Нэмиара. Я — эльфийка и божественная змея. И Тэллавар приказал мне тебя убить, — она вздохнула. — Но он не есть мой бог, вопреки тому, что чары очень знакомы.

Он моргнул. Всё это походило на глупую, неудавшуюся шутку, и слишком уж сильно Бонье хотелось, чтобы это не было правдой.

Но эльфийка продолжала смотреть на него — в темноте казалось, что её глаза светятся чем-то жёлтым. Она сжимала зубы — вероятно, что-то болело, — а дыхание оказалось тяжёлым и сбивчивым, словно девушка бежала откуда-то или, может быть, просто не могла наполнить грудь воздухом.

Она с трудом поднялась и сделала несколько шагов.

— Пойдём со мной, — прошептала она. — Пойдём, и я тебя спасу. Мы сможем остаться живы, ты и я. Там, далеко отсюда. Пойдём.

В её голосе теперь слышались гипнотические нотки, и Бонье отчаянно отрицал возможность всего этого. Нет, ему снится. Вероятно, и эта красавица тоже — лишь выдумка, какая-то тень, его глупое отражение, совсем-совсем маленькое и страшное. Что за жизнь? Казалось, и сердце сжималось от боли, и реальность ссыпалась на него откуда-то с небес, но…

— Это сон? — спросил он совсем неуверенно, но с надеждой.

— Да, — устало выдохнула змея. — Это сон. Если ты пойдёшь со мной, то тебе больше никогда не будут сниться кошмары.