Закон семи

— Не валяйте дурака. Ночью холодно, а пиджак у нас один. Придется делить его по-братски.

— Забирайте ваш пиджак и проваливайте! — рявкнула я. Эхо разнесло мой вопль по лесу, я от неожиданности втянула голову в плечи, а потом испуганно огляделась.

— Вам стоит подумать о смене профессии, — ехидно заметил он. — Пропадает талант пожарной сирены. Я не собираюсь посягать на вашу честь, если вы об этом беспокоитесь. Вы меня совсем не привлекаете.

— Скажите пожалуйста… — покачала я головой. — Как бы мне не скончаться от горя.

— На вас не угодишь. То вы боитесь, что я вас изнасилую, теперь злитесь, что я далек от этой мысли.

— Я прекрасно могу постоять за себя, так что ваше утверждение, что я чего-то там боюсь, явное преувеличение.

— Вы ляжете, наконец?

— Ни за что!

— Слушайте, я всегда был невысокого мнения о женщинах. Глупые существа, к тому же лживые, по большей части. Но вы превзошли самые смелые мои ожидания.

— Так… — сделав три глубоких вдоха, чтобы успокоиться, произнесла я. — Или вы немедленно убираетесь на свое место, или я ухожу.

— Глупость несусветная, — ответил он, поднимаясь. — Куда, интересно, вы пойдете? Через двадцать метров заплутаете, а еще через десять расквасите себе нос. Но с вашим упрямством вы, скорее всего, действительно броситесь в лес сломя голову, поэтому я вынужден подчиниться, не то придется вас искать до самого утра, вместо того чтобы отдохнуть. Вашим нелепым упрямством вы добьетесь только одного: я подхвачу воспаление легких.

— Заберите ваш пиджак, — свирепея, ответила я.

— Тогда воспаление подхватите вы.

— Вам-то что, это будет мое воспаление… — Пиджак он так и не взял. Я не стала настаивать, но через десять минут меня начала мучить совесть. — Эй, вы там… — пискнула я.

— На самом деле я хотел избавить вас от необходимости, изнывая ночью от неловкости, просить меня перебраться к вам или придумывать предлоги перебраться ко мне. Начнете вздрагивать от всякого шороха и мне надоедать.

Тут за моей спиной что-то треснуло, а я едва сдержалась, чтобы не завопить от страха, и подумала, что он, должно быть, прав. Ночевать в лесу мне ранее не приходилось, и теперь я поняла: грядут испытания.

— Это что было? — шепотом спросила я.

— Начинается, — вздохнул Марк Сергеевич, затем поднялся и подошел ко мне:

— Двигайтесь ближе к костру, только в него не свалитесь. В этом лесу нет зверя опасней зайца.

— А волки?

— Они ушли. Далеко. Им здесь не нравится.

— Вы говорите с иронией, — насторожилась я.

— Хорошо, здесь полно волков, а также тигров, крокодилов и целое племя людоедов в придачу. Я вас обниму, только не надо вопить и дергаться, просто так удобнее делить пиджак.

Он обнял меня, накрыв пиджаком, и уткнулся носом в мой затылок. Еще и сопеть начал. Зато я быстро согрелась, жар от него шел, как от печки (чуть не подумала «как от преисподней», что опять-таки навело на мысль о близком родстве Марка Сергеевича с самим чертом).

Я слабо пошевелилась, а он тут же буркнул:

— Не вертитесь.

— Вы же должны понимать, что я чувствую себя просто ужасно, — жалобно сказала я.

— С какой стати?

— О, господи… По-моему, глупее ситуации и придумать невозможно.

— Совершенно верно. Я хочу спать, а вы мне мешаете. Если вас смущает мое близкое соседство, то переживать не стоит. Никто не узнает о вашем грехопадении, если сами не расскажете. Но я уверен, завтра вы оборвете телефон, делясь с подругами своим возмущением.

— Вы свинья, — сказала я сурово, а он ответил:

— Замолчите, не то я вас придушу.

После этого оставалось только одно: не принимая его слова близко к сердцу, в самом деле уснуть.

Я смотрела на огонь, прикрыв веки, и считала до тысячи. Где-то на пятой сотне начала путаться, глаза слипались. Я зевнула и вскоре действительно уснула, а проснулась оттого, что какая-то птаха вовсю распевала над головой. Костер давно догорел, над оврагом стелился туман, а я лежала на груди Марка Сергеевича, прикрытая его пиджаком. Левая нога между его ног, а рука в районе его бедра. Он обнимал меня обеими руками самым бесстыдным образом.

— Боже… — простонала я, отдергивая руку. Еще решит, что я посягаю на его мужское достоинство.

Тело затекло, все кости ныли, казалось, я неминуемо скончаюсь. Тут мне в бок уперлась какая-то ветка, и захотелось рыдать от жалости к себе.

Я взглянула на часы: половина шестого. Марк Сергеевич причмокнул губами, пошевелился, потом потянулся и тоже взглянул на часы. Затем приподнял голову и посмотрел на меня:

— Вы спите?

— Нет. Я сейчас умру.

— От стыда?

— Вовсе нет, — удивилась я.

— Ночь в моих объятиях вас больше не смущает? — хихикнул он.

— Я умру от боли — все тело ломит.

— Сейчас пробежимся километров десять, и придете в норму, — весело заверил он.

Я села, едва не угодив ногой в пепелище. Прохоров тоже приподнялся, взглянул на меня и вдруг начал смеяться.

— Что с вами? — решив, что он спятил, спросила я настороженно.

— Вы похожи на испуганного зайчонка.

— На себя посмотрите, — огрызнулась я.

Но, несмотря на неудобства прошедшей ночи, он выглядел молодцом — все та же непоколебимая уверенность в своей неотразимости. Чувство собственного достоинства в нем прямо-таки зашкаливало. Правда, вид слегка портила легкая небритость. Я попыталась представить, как выгляжу я и заранее ужаснулась.

Он улыбнулся, потом привлек меня к себе и поцеловал. Вместо того, чтобы въехать ему по физиономии, я оцепенела от обиды. А потом заревела самым глупым образом. Слезы катились из моих глаз, и ничего нельзя было с ними поделать. Он был уверен, что может позволить себе поступать, как хочется, а я чувствовала себя униженной. Он взглянул на меня и виновато опустил глаза.

— Простите, — сказал тихо. — Сам не знаю, что на меня нашло.

— У нас осталась вода? — отвернувшись, спросила я, испытывая ужасную неловкость. Язвить и ругаться с ним не хотелось, раз уж он извинился.

— Да, конечно, — ответил он, сходил за бутылкой и протянул мне.

Я сделала пару глотков, чувствуя, что он смотрит на меня. Взгляд его был серьезным, а еще в нем чувствовалось неподдельное раскаяние.

— Вряд ли мы еще уснем, — сказал он, поставив бутылку на землю. — Наверное, лучше идти. Конечно, в лесу сейчас сыро, вымокнем до нитки, но ждать не имеет смысла.

— Вы знаете, куда идти? — спросила я.

— Здесь недалеко должна быть дорога. До нее километров семь, не больше, вряд ли нас там поджидают.