Законы Беззакония
Шрифт:
Закончив молитву, Горислав открыл глаза, перекрестился и, тяжело скрипя коленями, поднялся на ноги. Сомнения бурлили в его сердце. Допустимо ли помогать Артёму? Сдержит ли он своё обещание? Накануне днём Горислав убедился, что их методы лишены насилия — Глеб, с которым они совершали обход, никого не уговаривал, не бил, не шантажировал; люди сами соглашались платить за защиту, ведь их требования были умеренными, в отличие от слонов, не перекраивали закон по-своему, не отпугивали клиентов. Да и, как оказалось вечером, один из них даже в схватку вступил с ворами, чтобы защитить небольшой
— Горислав Всеволодович! Восклицал женский голос, резанирующий со скрипом открывающейся двери.
Обернувшись настоятель обнаружил перед собой Анну Васильевну, она была одета в привычный деловой костюм, но вот её глаза в первые за тяжёлые пару месяцев счастливо искрились.
— И вам здравствуйте. Буркнул Горислав.
— Ой, извините меня, — смущённо произнесла женщина, положив руку на грудь. — Здравствуйте!
— У вас что-то случилось? — вопрошал настоятель, понимая, что даже если не спросит, женщина всё равно сама начнёт рассказывать.
— Случилось! Сегодня нам пришли целых два пожертвования, и, если их суммировать, то благодаря им, пусть впритык, но мы сможем закрыть все нужды детишек! Всех двенадцати, начиная от Олечки и заканчивая Мишенькой, представляете, всех двенадцати детей!
— Все нужды? Но разве будет достаточно пятиста тысяч даже если суммировать с уже выделенным вам бюджетом всё равно будет маловато.
— Горислав Всеволодович, а кто, собственно, говорил про пятьсот тысяч? Пожертвование в три раза больше!
— В три раза? Удивленно вопрошал настоятель, а в его голове так и забегали мысли. —Анна Васильевна, а деньги вам пришли в конверте или на расчётный счёт приюта?
— В конвертах, —поправила женщина Горислава.
— В них было что-то написано?
— Эм, так вроде бы да, на обоих письмах надпись "Не смейте декларировать" , а на втором ещё и цифры какие-то, а вы для чего интересуетесь Горислав Владимирович?—вопрошал Анна, нахмурившись.
— Цифры могут быть связаны с одним знакомым, хочу убедиться, его ли это работа. И ещё, Анна Васильевна, дело в том, что я знаю о ваших добродетелях, но если задекларируете пожертвование, вам урежут и без того мизерное финансирование.
— Я понимаю, но не хочу лгать… А если кто-нибудь узнает?
— Узнает — пусть лучше спросит, на сколько вас обкрадывают чиновники, — сурово рявкнул Горислав.
— Я вас услышала, — произнесла женщина, достала телефон, ловко разблокировала его, видно, пароль был графический, и, зайдя в галерею, начала диктовать: — 55, 44, 16, 37, 17, 55. Cataracta
— Спасибо, — сказал Горислав, записывая цифры в заметках на своем устройстве.
*****
— Глеб, не спи! — произнёс я, тормоша старшину, распластавшегося по скамейке.
— Как не спать? Отозвался он открыв измученные глаза. Я весь день с этими бумагами, туда-сюда, туда-сюда, ну его, Артём. Подхожу сегодня к одному
упрямцу Николаю Захаровичу, даю ему договор, а он у меня спрашивает: "Вы уверены насчёт пункта 5.2?" — жаловался измученный Глеб.— А ты что? — вопрошал я, глядя на ночное небо, на котором красовалось созвездие Малой Медведицы. Было красиво.
— Я что? Давай звонить в юридическую контору, советоваться. Они меня минут двадцать грузили, а потом поворачиваюсь к Николаечу, а он говорит: "Извиняй, Глеб, всё правильно, показалось…"
— Понимаю, работать с людьми непросто, особенно полюбовно. Тоже иногда хочется схватить кого-то за волосы и в Средиземное море! Как в старые добрые, — согласился я с товарищем, видно, реально накипело.
— Но Российскую Империю ведь не омывает Средиземное море, — удивлённо произнёс Глеб.
— Эх, старшина! — восклицал я, придумывая лирическое отступление. — Какая разница, какое море был бы человек!
— И то верно, — согласился он, махнув рукой.
— Ладно, теперь о делах, — произнёс я, сменив тон с дружеского на деловой. — Сколько вышло?
— С Благодатной в сумме один миллион восемьсот пятьдесят две тысячи рублей.
"Ух ты! Ныть-то ноет, но работу делает отменно, да и с цифрами не плошает, в этом весь Глеб".
— Плюс пятьсот тысяч от Бориса Николаевича.
— Минус пятьсот тысяч пожертвований в приют.
— Минус двадцать пять тысяч на поездку Юры в "Гурию".
— Итого один миллион восемьсот двадцать семь тысяч рублей, мин-н-ннус миллион на выкуп склада.
— Да уж, не густо, — хмыкнул Глеб.
— Чем богаты… — произнёс я, пожав плечами, а затем, призадумавшись, добавил: — На самом деле мы ещё должны быть благодарны: рыночная стоимость склада вместе с землёй миллионов пятнадцать, двадцать.
— Тоже верно, на самом деле то, что мы сотворили за этот месяц, само по себе невероятно, грех жаловаться.
— Верно, мысли позитивно, Глеб, жизнь налаживается, — произнёс я, легонько толкнув старшину в плечо. — Кстати, мы не вычли юридические услуги, сколько там вышло?
— Ерунда.
— Глеб! — восклицал я строгим голосом, устремив взгляд ему в глаза.
— Сорок восемь тысяч, но ты не парься, я уже из своей зарп…
— И нафига ты это сделал? — перебил я товарища. — Значит так, возьми эту сумму из нашего бюджета, это твои деньги, заработанные тяжёлым трудом.
— Спасибо, конечно, Артём, но на что мне деньги? Квартира досталась от родителей, жены у меня нет.
— Ой, началось! Не нужно мне тут причитать о своей холостяцкой жизни, как слышу, у самого сердце кровью обливается.
— Тебе-то что, ты-то молод, — буркнул Глеб.
В ответ на что я лишь тяжело вздохнул. Фактически Глеб был прав, мой биологический возраст действительно был крайне невелик, но на самом деле я был немногим моложе старшины.
— Слушай, Артём, не хочу лезть тебе в душу, но я одного в толк не возьму: как ты в шестнадцать лет настолько чётко руководишь людьми, что создаётся такое ощущение, будто ты лет десять этим занимаешься, и навыки стрельбы с рукопашным боем… Такого нельзя добиться, изучая теорию, да книжки заумные читая.