Законы Беззакония
Шрифт:
— Успел.
— Отлично! И что же вы усвоили?
— Всё таки бить их в классе было глупо, надо было дождаться звонка, каюсь. Отвечал я натянув высокомерную улыбку и наслаждаясь тем как лицо учителя расплывалось в ярости, а в классе повис звонкий смех, учеников видимо давно уставших от поведения классного руководителя.
— Да как ты смеешь! В моём классе нести такую ахинею? К доске, недоросль, жи-и-иво! — заорал он, брызгая слюной во все стороны.
Живо так живо подумал я вставая со своего места, и положив руки в карманы направился к доске. Обычно я никогда бы не позволил такой жест в присутствии человека взрослого, да ещё и учителя, но к Сергею я питал откровенную неприязнь.
— Знаешь, Артём, я решил устроить тебе опрос.
— Век, период?
— Не важно. Так-с, первый вопрос: дата смерти Ленина?
— 21 января 1924 года.
— Отречение Николая второго от престола?
— 1917 год.
— В каком году Муссолини стал премьер-министром Италии?
— En mil novecientos veintidos anos, un bastardo ignorante!
— Что, что, простите?
— В 1922 году.
— А-а-а… — задумался Сергей Петрович, пытаясь выкопать вопрос, на который я не сумею ответить.
— Надоело, — буркнул я в ожидании и, повернувшись к нему спиной, направился к выходу. Уже взялся за ручку, но тут его рука схватила меня, а истеричный визг заполнил кабинет.
— Я не давал тебе разрешения!
— Отпусти, — сказал я тихо, но уверенно. Мои глаза выражали еле сдерживаемую ярость.
— Не смей мне приказывать!.. — всё же отозвался учитель, преодолев страх.
— Пеняй на себя, — произнёс я, отстранив его руку, схватил и прижал к парте, затем присталбив ударом локтя в спину.
— А-а-а, больно! — закричал Сергей, чуть не плача. — Я тебя засужу!
Я, услышав его угрозу, обернулся к ошеломлённому классу и задал вопрос:
— Кто-нибудь из вас, дорогие одноклассники, видел, как я применял насилие к нашему уважаемому классному руководителю?
— Нет, — отозвались все хором, отводя взгляд от этой сцены.
— Что и требовалось доказать! — произнёс я с улыбкой. Затем, наклонившись, прильнул к уху учителя и прошептал: — Попробуешь ещё что-нибудь учидить— убью.
Напоследок, с унизительной снисходительностью потрепав учителя по голове, я шагнул в коридор, оставив за собой тихий отзвук смеха. По пути я внутренне ликовал, что наконец-то поставил Сергея Петровича на место, хотя, признаться, можно было и лицо ему набить, а не ограничиваться столь сдержанным "напутствием". Однако пачкать кровью костюм в первый же день не хотелось — это уже перебор. Ноги несли меня сами, будто подчиняясь незримому ритму, по коридору, тихому, как кладбище в часы уроков. И, честно говоря, эта тишина мне даже нравилась. Через несколько минут я уже стоял у двери кабинета директора.
— Здравствуйте Константин Петрович! Восклицал я входя внутрь, где за стулом сидел утомленный директор, небрежным движением руки заполняющий документы.
— И тебе не хворать. Дай угадаю: опять устроил сцену с Сергеем Петровичем? — отозвался директор, подняв на меня взгляд. Он оторвался от бумаг, ослабил галстук, до этого плотно сжимавший шею.
— Не могу отрицать, — произнёс я, садясь на стул напротив. — Но как вы так оперативно прознали?
— До столь очевидной вещи можно догадаться и без особых усилий. А ещё у меня внучка учится в вашем классе. Изрек он пожав плечами.
— Ясно. Но неужели вы меня даже не отругаете?
— Может, мне уволить его нахрен? Надоел каждый день устраивать сцены, — произнёс директор, игнорируя мой вопрос.
— Я двумя руками за!
— Кто бы сомневался, да только Сергей учитель высшей категории, уволю и где найду педагога сопоставимого класса, по среди учебного года.
— Да в любом приюте для бездомных, специалистов подобного класса десятки!
— Не спорю. Но мне для отчётности нужен документ, понимаешь, красный такой, если видел. Тот, что подтверждает успешное окончание университета, — произнёс Константин, подхватив насмешливый тон.
— Организую, — ответил я, вспомнив об Аркадии Захаровиче, родном брате Алексея, который торгует в магазине
игрушек.— Отлично. Как только приведёшь своего кандидата, сразу подпишу заявление об увольнении Сергея.
— Договорились. Только вот я хотел обсудить с вами ещё кое-что…
— Хочешь перевестись на домашнее обучение? — перебил меня директор
— Как вы узнали? Вопрошал я в этот раз обалдев.
— Ну знаешь у директора охранного агентства "74 округ" может быть немало дел.
— Я не директор.
— На бумаге нет, а на деле? У меня тоже в этих отчётах семьдесят восемь мероприятий за три месяца а на деле... То ли два то ли три...
— Ладно не буду отрицать но как мне перевестись?
— Элементарно через неделю организуем тебе экзамены по всем предметам-сдашь с лёгкостью переведёшься.
— Спасибо! Кстати у вас есть знакомые журналисты? Скажем из "Армады"?
Глава 17
Михаил Борисович
Одиннадцать часов ночи. На улице свирепствует неистовый ливень, а я сижу в старой «Волге», ожидая мгновения, о котором грезил два долгих года. Руки предательски дрожат в предвкушении. За лобовым стеклом — лишь мутная пелена, и я включаю дворники, чтобы разглядеть хоть что-то в этой водяной мгле. Однако за просачивающейся тьмой виднеется лишь непроглядная чернота, поглотившая всё вокруг. На душе скребутся тревога и тоска, а погода, словно сочувствуя, вторит моему смятению. Но мои чувства не имеют значения: сегодня день отмщения. День, когда я наконец отомщу за Катю, покойную сестру. Она была светом для всех окружающих — энергичной, доброй, эмпатичной, помогала всем, даже тем, кто этого не заслуживал. Выхаживала больных животных, ухаживала за стариками и, что самое главное, всегда поддерживала меня. Вспоминаю, как в семь лет я подбежал к ней с ужасным рисунком домика, заявив, что стану художником. Все, кроме Кати, меня засмеяли. Помню её сияние, когда она объявила, что Олег сделал ей предложение. Как она выбирала платье, предвкушая свадьбу… Но тот день, когда Тимофей её обесчестил, напротив пробуждает во мне всё самое тёмное, яростное, бесчеловечное. Не в силах сдержать нахлынувший гнев, я открываю бардачок. Там лежит пистолет Стечкина. Сжимая его, я представляю, как спускаю всю обойму в лицо Тимофею. Его страх, отчаяние, бездыханное тело… Становится легче. Но ещё не время, нужно дождаться сигнала, поэтому пистолет я кладу только в карман длинного двубортного пальто. А пока, чтобы скоротать время, достаю пачку сигарет, обычных безымянных самокруток. Если приглядеться, мы с ними даже чем-то похожи: красивая и свежая оболочка, скрывающая низкокачественный табак из прожилок и требухи. Прямо как я, каждый день в университете пытающийся казаться светлым и добрым, помогать другим, как сестра. Но это не я… Это лишь погоня за её образом. Истинный я — это тот, кто сейчас сидит в этой машине и мечтает об убийстве Тимофея. Всё-таки Антон был прав. Затяжка — едкий дым расползается по машине клубящимися волнами.
Откинувшись на жёсткое сиденье, я погрузился в ностальгию о днях давно минувших, как вдруг зазвенел телефон. Вытащив его из кармана, я увидел уведомление от Нади. Сообщение было кратким, но неумолимым: «Пора». Прочитав, я открыл дверь и вышел на улицу. Дождь лил без устали, а сигарета в моих пальцах то затухала, то вспыхивала с новой силой, словно сопротивляясь неизбежному. В конце концов, она уступила стихии, погаснув в мгновение ока, будто и не горела вовсе. Как человек, не оставивший после себя и следа. Подойдя к домофону, я набрал *1883#. Дверь открылась автоматически, и я шагнул внутрь, где было ненамного теплее, чем снаружи. Вызвав лифт и дождавшись его, я шагнул с полной готовностью разразить ворота ада для Тимофея, однако мой настрой сменился когда в приехавшем лифте я обнаружил девочку лет десяти. В её руках красовалась кукла, а сама она, увлечённая игрой, даже не заметила, что лифт уже остановился на первом этаже.