Заложник
Шрифт:
Ну я не стал и пытаться — встал и начал свой новый день. Лучше потом, в районе обеда ещё прикорну и вечером лягу пораньше — всё больше пользы будет. А пока на утреннем бодрячке — дела поделаю накопившиеся, которые с возвращением мне моего телефона меня догнали. Да-да: институт с меня никто не снимал. И его начальник продолжал названивать мне п каждому своему чиху. И у него там, в Москве утро уже настало.
Так что: спортивку на тело, кроссовки на ноги, беспроводную гарнитуру на уши, телефон в специальное крепление на плечо, и на пробежку. Оно, во время бега, думается получше — проверено. Пробежечка, правда, ещё та получилась: двадцать шестое декабря, Берлин, три тридцать утра — темень, хоть глаз выколи! Сплошная облачность на
После пробежки душ, после душа… хотел сказать: завтрак и занятия, но нет, до завтрака ещё куча времени. Можно и чем-нибудь другим заняться. Чем-нибудь полезным: например, песню начать записывать. Воспроизводить по памяти зазубренные накануне в мире писателя текст и ноты. Сложный текст. И сложные ноты. Текст на немецком, а ноты… ну у Рамштайна простой музыки нет…
А что? Мне идея, поданная Ириной очень даже понравилась. Идея, на счёт песен для местных и организации целого концерта. А из немецкой нетленки, к стыду своему, я только Рамштайн и помню. Уверен: у немцев были и более достойные представители с более яркими произведениями, но лично я, как человек с их культурой слабо знакомый, только имя Тиля Линдеманна на слуху имел.
Да и… эпатировать, так эпатировать! Пусть местные дойчи вздрогнут перед лицом Юры Кавера!!! Не учиться же я сюда приехал, право слово?..
* * *
Спорить с человеком, носящим на лацкане пиджака значок Одарённого Стихии Воды четвёртой Ступени овладения Даром — очень стрёмно. Поверьте, вы не захотите себе такой опыт! Дежурный на КПП главного входа Академии его точно не хотел, когда в половине шестого утра перед ним нарисовался я.
В дорогом штатском костюме, в расстёгнутой куртке, не прикрывающей тот самый значок… и стилет в ножнах на поясе. Собирающийся выйти в город и ни хрена не понимающий по-немецки.
Последнее, конечно, довольно большое преувеличение — кое-какие азы я уже успел выучить. Но, в целом, было, практически, правдой. А ещё я совершенно не желал понимать фразу: «Nein! Sie durfen nicht rausgehen!». Совершенно. Ну вот совсем. Напрочь.
Лицо моё было спокойным, решительным, слегка мрачным, а ноги ровно шагали вперёд. Прямо на этого самого дежурного, который потел и пятился под таким напором. Потел и пятился, выставив вперёд прямую руку с направленными в небо пальцами, повторяя мне одно и то же раз аза разом, словно у него пластинку заклинило. Потел и пятился…
Пока не упёрся спиной в предусмотрительно закрытую его помощником дверь проходной. Только тогда он не выдержал и отодвинулся в сторону, чтобы не быть раздавленным молчаливым катком по имени «Долгорукий». Или танком. Видимо, он понадеялся на запертую дверь. На то, что она меня заставит остановиться, так как она не живая и отступать не умеет… ну, он так думал. Думал, что она заперта.
Вот только Одарённого Стихии Воды остановить какими-то там банальными замком и засовом… не реально. И тут даже не в том дело, что я могу выбить её, вынести вместе с куском стены или даже всей стеной одной единственной техникой, не напрягаясь, нет. Дело в том, что вода есть в воздухе. И она легко конденсируется, повинуясь моим желаниям. Конденсируется даже там, где мои глаза не могут её увидеть. То есть, и внутри замка тоже. И внутри КПП за запертой на засов дверью. И мне совершено ничего не мешает воспользоваться этой сконденсированной водой, чтобы заставить механизм замка двигаться в нужном мне направлении. Точно так же, как и отодвигаться
засов.В результате, без каких-либо однозначно агрессивных действий, вроде взрывов и разрушения стен, я просто подошёл к двери, и она передо мной предупредительно открылась сама. Под взглядом окончательно офигевшего и растерявшегося дежурного.
Точно так же открылись и все остальные двери и турникеты, преграждавшие мне путь к свободе. Так что, я просто и спокойно прошёл КПП насквозь, не встретив никакого толкового сопротивления. Угрожать-то оружием мне бесполезно… да и для здоровья вредно. Нормальных немецких слов я не слушаю. Двери сами собой открываются. Руками меня трогать, пытаясь остановить, задержать или скрутить — ещё вредней и опасней для здоровья, чем оружием угрожать…
Уверен, дежурный или его помощник, согласно своим инструкциям, само собой, позвонили и сообщили о моём визите и поведении, куда надо. И там даже, совершенно обязательно должен был находиться какой-нибудь дежурный Одарённый из руководства или Преподавательского состава Академии, способный меня остановить. Уверен, что так и было.
Вот только напомню: время — 5:30 утра! И КПП находится совсем не в двух шагах от административного здания. Оно в центре территории, а КПП — на самом краю. Этот дежурный Одарённый физически не успел бы отреагировать на звонок и вовремя добраться до места происшествия, ведь сразу за КПП я спокойно сел в уже ждущую меня машину, которая тут же и уехала.
Откуда машина? Так я же упоминал: Алина постаралась. Личная машина с личным водителем, хорошо понимающим русский язык.
Итого: пока все прочухивались, я нагло, нахально и спокойно прошёл через главное КПП, сел в машину и уехал.
Естественно, машину мою отследили. Естественно, в течение нескольких минут уже все заинтересованные лица и компетентные органы были поставлены в известность о случившемся, и о том, куда именно привезла меня эта машина.
Так я и не скрывался! Я открыто приехал на свою студию и начал работать.
И думай, что хочешь!
Вот, как начальство должно было поступить в такой ситуации?..
* * *
Глава 42
* * *
Начальство поступило совершенно логично.
Не было ни машин спецназа, ни полицейских мигалок, ни штурма здания, ни ярких мундиров Германского Гвардейского корпуса. Ничего из этого не было. Вообще никакого привлечения внимания и насильственных действий в моём отношении.
Вместо этого, в студию спокойно и мирно, где-то к одиннадцати утра, то есть, почти через пять с половиной часов после моего триумфального прохождения КПП, зашли три человека в штатском, подъехавшие к зданию на чёрной, дорогой, но не кричащей о себе излишним шиком и роскошью машине с, вроде бы, даже обычными, а не «красивыми» или «специальными» номерами.
Три человека. Двоих я знал. Третьего — видел впервые. Но, строго говоря, было достаточно и двух первых: ведь это были Ректор Академии и граф Сатурмин — Богатырь, являющийся Куратором нашей «обменной» группы в этой поездке. Куратор, назначенный Государем, и имевший всю возможную полноту полномочий, принятых от него.
Я ранее не успел с ним достаточно плотно пообщаться — по причине того, что был занят несколько более важным, на мой взгляд, делом — выживанием. Видел его только непосредственно во время назначения (на Балу в Зимнем) и уже в самолёте, доставившем нас всех в Берлин. В Академии он ещё дважды собирал нас, обменных студентов, для общих инструктажей: после приезда, перед заселением в общежития — зачитывал нам списки распределения по группам и курсам; а так же, вечером, накануне приветственного бала — доводил регламент мероприятия, требования по форме одежды и правила поведения.