Заложник

О нем самом я знал немного: Ранг — Богатырь, воинское звание — вроде бы, полковник, Почётный Член Петроградской Академии Наук с какой-то учёной степенью по «естественным наукам». При этом, в армии не служит, близким родственником никому из Глав Княжеских Семей не приходится, в Дружине не состоит. Вроде бы, ещё у него есть своё не слишком большое имение в Самарском Княжестве.

Весьма интересный, кстати, лично для меня человек — так как не вкладывается в мою уже сложившуюся и устоявшуюся картину социального устройства Одарённых в Российской Империи, в которой существовали только Княжеские Семьи, их Дружины и Гвардия. Граф Сатурмин Василий Григорьевич же являлся достаточно ярким исключением, ясно показывавшим, что такая картина неверна и неполна. А значит, нуждается в дополнении и уточнении.

Три человека прибыли в мою студию (ну, пусть, не совсем мою, а Алиной для меня арендованную, но в конкретно нынешнем моменте, серьёзно это ничего не меняет) тихо, спокойно, без шума и помпы.

Проблем на входе у них, естественно, не возникло — пропустили их без всяких вопросов и возражений. Да, иначе-то и быть не могло — там же, на ресепшене, не самоубийцы сидят, чтобы ТАКИХ людей останавливать или задерживать.

Далее, гости поднялись ко мне на этаж, «убедили» местную администрацию предоставить им переговорное помещение и позвать туда меня. Или пригласить — не уверен в точности формулировки их запроса, мне о том не докладывали. Достаточно было просто посмотреть на бледное лицо администратора, на холодную испариной на его лбу, на мелко подрагивающие руки и трясущуюся челюсть, чтобы не пытать того дополнительными расспросами.

Что ж, раз люди потратили своё время и вежливо пришли ко мне, то и мне не зазорно сходить к ним. Тем более, что чего-то подобного я изначально и ожидал. Даже можно сказать: надеялся на такое развитие событий. Так что, сюрпризом этот визит для меня не стал.

— Здравствуйте, господа, — поприветствовал я собравшихся в комнате людей, войдя. Уверенность уверенностью, понты понтами, а вежливость стоит того, чтобы её проявить. Всё ж, взрослые уважаемые люди (к коим я и себя отношу) — не малолетки дурные какие, чтобы с ходу хамить и выёживаться.

— Здравствуй, Юр, — первым ответил мне Граф Сатурмин. Остальные двое только молча кивнули. Сочтём пока, что это не было хамством, товарищи просто уступили инициативу в разговоре тому, кто за меня формально отвечает. — А почему ты не на занятиях? — тут же, без паузы и рассусоливаний с хождениями вокруг да около, прямо спросил Василий Григорьевич. Но, надо признать, не было наезда в его тоне. Пожалуй, в этом вопросе даже некая мягкая доброжелательность была. Хотя, мне этим и не стоило обольщаться.

— Потому что у меня были более интересные дела, — так же мягко и доброжелательно ответил я. Честно и безо всякой издёвки.

— Что может быть важнее учёбы и получения новых знаний? — «удивился» он, приподняв свои черные брови.

Под переговорное помещение администратор студии выделил свой собственный рабочий кабинет. Комнатка была небольшая, с одним окном, выходящим на Вольгастер Штрассе — тихую зелёную улочку, пролегающую между дворами двух высоких старых шестиэтажных домов. Из мебели тут присутствовали офисный стол с какими-то бумагами на нём, несколько шкафов с книгами, пластинками и дисками на полках, высокий сейф для документов, офисное кресло за столом и пара стульев у стены возле входа, тумбочка и какие-то коробки возле неё. Хотя, коробки, наверное, к мебели относить не стоит.

Администратор большим начальником не являлся, совещаний не проводил, от того и не был оборудован его кабинет соответствующим образом. Не было здесь ставшего уже привычным и набившего оскомину «Т»-образного стола с рядами кресел вдоль «ножки».

Ректор расположился в единственном кресле за столом. Незнакомый мне человек — на одном из двух стульев возле двери. Ближайшем к выходу. А Граф Сатурмин, ничуть не стесняясь и не обламываясь, присел прямо на край стола.

Мне, при такой конфигурации, сидячего места как-то и не осталось. Не идти же под бок к незнакомцу?

Хотя, стоять в центре комнаты, как нашкодивший школьник, было тоже не самым комфортным и переговорно правильным решением. Поэтому, я, чуть подумав и оглядевшись, сместился в сторону и, сдвинув с тумбочки какие-то журналы на рядом стоящие коробки, присел на тумбочку. Что заметно изменило общую конфигурацию: теперь я не был в центре и не стоял. Мы все сидели. И расположились слегка неправильным, но кружком, а значит… стали как бы равны. Мелочь вроде, а настрой и базовую переговорную позицию очень сильно меняет.

— Их применение на практике, Василий Григорьевич, — улыбнулся я. — Самореализация в выбранной профессии и направлении.

— О как? — чуть округлил глаза, явно оценивший мои манипуляции Граф. — Даже «профессии»?

— Я — успешный певец, Василий Григорьевич. Популярный и высокооплачиваемый. Почему я не должен считать это своей профессией?

— Может быть, потому что ты Одарённый и сын Князя? — предположил он. — И значит, у тебя имеются некоторые обязательства и обязанности, помимо твоего хобби.

— Не понимаю, о чём вы, — сложил я руки на груди. — Я — седьмой сын Князя. Передо мной — ещё шесть. Прав и обязанностей, соответственно, связанных с наследованием у меня нет, так как оно мне не светит. Значимых должностей по-малолетству не занимаю. На государственной службе не состою. Так что, имею полное право заниматься тем, чем считаю нужным сам.

— У всех в Империи есть свои обязанности и обязательства, — назидательно покачал головой Сатурмин. — По факту рождения и гражданства. Факт наличия Дара их конкретизирует.

— Намекаете, что мне пора гражданство сменить? — поднял брови я. — Интересная идея. Гер Рейсс, как думаете, Германия даст гражданство шестнадцатилетнему Ратнику, от которого отказалась Россия? — обратился я к Ректору Академии Герхарду Рейссу, сидящему, получается, от меня если смотреть, за левым плечом Сатурмина. Тот бросил быстрый взгляд на оставшегося для меня безымянным человека. Человек коротко кивнул, заставив Сатурмина резко посерьёзнеть и убрать свою лёгкую покровительственную улыбку.

— Не горячись, Юр, — примирительно сказал он. — Давай не будем впадать в крайности. Просто, подумай, в каком свете ты выставляешь наше посольство, настолько демонстративно прогуливая занятия? Разве для этого Император посылал нас в Берлин?

— Лично меня Император сюда послал для того, чтобы гарантировать перед Брюссельским Советом Паладинов невмешательство Петра Андреевича Долгорукого в «польский конфликт», — ответил я, не собираясь смягчать формулировок. — И эта задача выполняется. Заметьте, Василий Григорьевич, я не покидал пределов ФГЕ и даже пределов города. Вышел из Академии через парадные ворота, а не через «чёрный ход», наблюдение, ведущееся за мной, не пытался обмануть или сбросить, хоть и вполне мог это сделать. Нахожусь сейчас в официально арендованной на моё имя студии и просто записываю песни. Ни подрывной, ни террористической деятельностью не занимаюсь. В бега не подавался. Так, какие ко мне претензии?