Заложник

От мыслей о странностях дырки в стене, меня отвлёк лёгкий звук открывающейся двери. Я обернулся на него и увидел Княжну Ирину в сопровождении Максима Тверского на пороге нашей комнатки.

— Ой! Мы вам помешали? — замер Тверской, взявшись за ручку двери и, видимо, собравшись её снова затворить. — Извините…

— Да нет, Макс, вы очень вовремя, — успел отреагировать до закрытия двери я. Тверской с удивлением посмотрел на меня, ожидая продолжения.

— Княжне Борятинской стало нехорошо после танца, — пояснил я. — Княжна… совсем сомлела. И я теперь не знаю, как быть? Оставить её здесь одну я не могу. Но и нести её на руках через все залы… в первый же день пребывания нашей делегации во враждебной стране… Повод для скандала.

— Действительно, — нахмурился Максим, рассмотрев наконец состояние лежащей на диванчике девушки. Её бледность, закрытые веками глаза и безвольность позы.

— Не переживайте, Княжич, — улыбнулась Ирина. — Я побуду с ней. Идите с Максимом в зал — вам стоит быть на виду. Попросите там потихоньку кого-нибудь из наших девочек подойти и подменить меня потом. Нас же здесь целых девять — мы сможем справиться с этой ситуацией. Будем подменять друг друга, и не случится никакого скандала. Идите! — уже практически выпихнула нас с Максом из комнаты Княжна.

Что ж, могу её понять: оставлять парня в одной комнате с потерявшей сознание девушкой, всё равно, что волка с ягнёнком. Не то, что обязательно поведение парня будет недостойным, но повод для подозрений и сплетен будет более, чем весомый. Такой, что ни тому, ни другому долго ещё будет не отмыться от него. Очень долго. Так что, лучше уж эту ситуацию полностью перехватят на себя девушки. Это разумно. Да и дежурного медика, в случае чего, позвать они тоже смогут.

В результате, нам с Тверским оставалось только пожать плечами и действительно пойти в зал — светить лицом и отвлекать на себя внимание. Ну и не забыть шепнуть пару слов девчонкам из нашей группы.

* * *

Семь танцев успело пройти, прежде чем Княжна Борятинская сама, на своих собственных ногах, вышла из той комнаты в общий зал в сопровождении двух наших старшекурсниц. Вполне себе живая. Пусть, конечно, бледная, вялая, со скрытыми косметикой тёмными кругами под глазами, но сама и почти не пошатываясь.

И я, таки, наконец, смог облегчённо выдохнуть. Ну и гарнизоны Рейхстага с Сан-Суси тоже — последний и решительный штурм на сегодня откладывался. Пусть, они об этом и не знали. Но, думаю, пару раз икнуть внеочерёдно, им их незнание не помешало.

Танцевать Мари, понятное дело, больше не пошла, благо этого никто от неё и не требовал — все обязательные танцы уже были оттанцованы в самом начале вечера. А до последнего, завершающего, было ещё достаточно времени, за которое она вполне успела набраться сил.

А так — сидела за банкетным столом и… сметала всё с этого стола, словно пришедшее с «поля» пехотное отделение. Нет, всё было и выглядело вполне прилично и цивильно: она очень умело пользовалась столовыми приборами, кушала аккуратно, небольшими кусочками, запивая и промокая губы… но это не мешало быть объёму съеденного очень большим. Ведь, как гласит Индийская мудрость: «Слона режут не большим ножом, а острым».

А я, мысленно выдохнул ещё раз: аппетит есть — значит, действительно всё в порядке. Просто, временный упадок сил. Ничего серьёзного. И я, наконец, смог расслабиться. И хоть потанцевать в удовольствие, не ожидая каждое новое мгновение неприятностей, поминутно прислушиваясь к происходящему в той комнате через оставленную там капельку моей Воды.

Мари, кстати, так и не рассказала своим сиделкам о настоящей причине своего недомогания. Сослалась на духоту, волнение и бессонную ночь на новом месте. Ей… вроде бы поверили. Ну, как минимум, сильно не пытали. Шушукались, конечно, между собой, но только за пределами комнаты, там, где мне было уже совсем неудобно их подслушивать.

Танцевать, кстати, пришлось не только со своими, русскими девчонками. И даже не столько. Моими партнёршами то и дело становились местные студенточки. Причём, не только с моего курса, но и со старших.

Парни из нашей делегации вообще пользовались здесь большой популярностью, а я — в особенности. И, если подумать, это было логичным — так как площади Русских Княжеств легко могли сравниться с территорией всей их Германии. А некоторые — и посоперничать с ней. Мы тут для местных барышень смотрелись чуть ли не Принцами! Пусть и не наследными. А у того же Макса и конь имеется, так что… делайте выводы, что называется. Правда, если подумать, то оно и мне, на прошлом дне рождения соседи коня подарили… и даже белого… Во блин…

Только и того, что Максу его коня на днях должны сюда, в Берлин, в Академические конюшни привезти-доставить, а я своего оставил дома, в Москве. Но, сам факт — он у меня есть. И я на нём даже ездить умею. А, если подумать, то, наверное, и летать смогу не хуже натуральных Воздушников. Надо только попробовать как-нибудь.

В общем, для здешней тусовки, для девушек из Семей не связанных напрямую с Германским Кайзером, все молодые люди из нашей делегации виделись, да и фактически были очень ценным призом, ради которого стоило побороться.

Ну а я… А что я? Разве недостаточно того, что я самый молодой Ратник тысячелетия? Да ещё и переживший в прямом эфире атаку Гранда? Нравится это, не нравится, признавай или не признавай, а на здешней «выставке Ван Гога, я — главный экспанат!». Хоть и не «на лабутенах, нах!».

Кстати, почти все из тех студенток Академии, которым выпадала «честь» со мной танцевать, достаточно неплохо изъяснялись по-русски. Достаточно для того, чтобы мы с ними друг друга могли понимать без привлечения переводчиков. Кабы не это, могло выйти неловко — ведь мой же немецкий, к сожалению, всё ещё оставлял желать лучшего. Всё-таки, того времени, которое я уделил ему в «петле», было маловато для полноценного общения.

Что ж, сей факт, сам по себе, весьма ярко говорил о положении Империи на политической арене этого мира. Ведь, если твой язык учит элита другого государства — значит, тебя уважают. По крайней мере, с тобой считаются. Всё ж, учить можно и язык предполагаемого врага…

Женское внимание приятно. Приятно любому мужчине, независимо от того, показывает он то или нет. Да даже, признаётся он сам в том или нет. И я совру, если скажу, что не было приятно мне. Да — мне чесало моё самолюбие то, что девушки чуть ли не буквально сражаются за право потанцевать со мной. Что они, ради этого, в очередь выстраиваются. А добравшись непосредственно до танца, краснеют и стреляют своими блестящими глазками, даря ими та-а-акие многообещающие взгляды, что хоть прямо сейчас веди любую из них в одну из тех свободных уединённых комнат, в одной из которых нынче пребывала в бессознательном состоянии моя официальная невеста. Веди и делай, что хочешь — они на всё заранее «согласные». И наличие этой самой невесты вообще никаким образом не охлаждало их пал — многожёнство и в этой стране среди Аристократии не считалось чем-то зазорным, редким или порицаемым. Их и статус третьей-четвёртой жены вполне устроил…

Вот ведь! Хоть и приятно это, но непривычно. И даже, в какой-то мере, пугающе. Не могу, пока, относиться к такому поведению спокойно. И, кстати: а почему в Петрограде, в Царско-сельском Лицее я такой популярности среди тамошних девчонок не замечал? Хотя… я ведь тогда ещё Ратником не был. Вообще, без значка ходил, по сути, представляя собой какую-то непонятную зверушку: перестарка, сидящего с малышами в казарме. Да и после казармы — перевести перевели, но статус не уточнили. Шли, конечно, по телевиденью фильмы и передачи, в которых я весь из себя такой боевитый, какого-то непонятного левого Воздушника-Наёмника убиваю, но то — фильмы. Кто его знает, на самом деле, как их снимали? И, что из показанного в них правда? Не было ли это всё подстроенной постановкой, ради каких-то своих непонятных целей, устроенной Петром Долгоруким? Могло такое быть? Вполне могло. Самое интересное: я и сам, до сих пор, не могу быть на сто процентов уверен, что оно таковым не является. Что эти все покушения не дело рук моего же отца… На девяносто восемь процентов — да, могу. Но два процента — это не ноль.