Заметь меня в толпе

— Но победил, конечно, ты?

— А то!

— Опять жульничал?

— Вот че сразу жульничал, а!?

— Шон, ты дождешься. Всех распугаешь, никто с тобой битбоксить не будет.

— Да нихера я не жульничал! Где мои сигареты?

— Где оставил, там и возьми!

Опять все начало меняться. Скрипичный ключ взмыл вверх. В глаза брызнуло светом, и я на миг ослепла. Мелькнул голый мужской торс, и меня выбросило в зазеркалье. На вершине черной башни прогуливались птицы, а вокруг все изменилось до неузнаваемости.

…...

Повсюду, на башнях, галереях и площадях моего зазеркального города, мерцали тысячи дверей. Одни появлялись, другие исчезали.

Черная башня тоже преобразилась. Она больше не походила на гладкий карандаш. Появились причудливые резные арки с колоннами. С разных этажей брали начало галереи, ведущие на мосты. Теперь мостов было несколько. Они разбегались лучами, соединяя башню с зазеркальным городом. С верхней площадки шла винтовая лестница вниз. Я тут же решила проверить, что там на других этажах.

Сбежав по ступенькам, очутилась на круглой террасе. Здесь было несколько дверей. Они мягко мерцали, приглашая войти.Я выбрала наугад одну и проскользнула невидимкой. Кажется, я все еще помню, как это делается.

Перед глазами опять поплыло.

Я оказалась в полумраке кабинета, заставленного громоздкой мебелью.Все вокруг деформировано — где растянуто, а где, наоборот, сжато.

За письменным столом расположился выхолощенный мужчина средних лет с зализанными волосами и в безупречном костюме тройке. Своими тонкими усиками он напоминал старого голливудского актера.

Рядом стояла дамочка в чрезвычайно узкой юбке и белой шелковой кофточке с глубоким вырезом. Она заискивающе улыбалась. В кресле напротив небрежно развалился другой мужчина — совершенная противоположность первого. Мама таких называла «плюгавенькими типами». Когда увидела этого тощего, лысоватого, небритого мужичонку в старом вязаном свитере и синих джинсах с вытянутыми коленками, на ум пришла именно эта характеристика.

— Спасибо, милочка, — сказал зализанный дамочке глубоким шелестящим голосом.

Мужчина потянулся куда-то поверх зеркала в слепую зону. В руках у него оказался кусочек рафинада.

— Дорогуша, здесь кое-чего не хватает, не находите?

— Ой, — выдохнула дамочка и всплеснула руками. — Извини... те, Виктор Валентинович. Молочник опять забыла. Сейчас принесу.

Дамочка засеменила к двери. Мужчины молча проводили ее угрюмыми взглядами.

— Рассчитай. Редкая дура, — равнодушно сказал зализанный плюгавому.

Вернулась дамочка.

— Вот, пожалуйста.

— Можете быть свободны, — зализанный расплылся отеческой улыбкой.

Дамочка удалилась. Мужчины продолжили пить кофе.

Зализанный был достаточно привлекательным, несмотря на возраст, и настолько же неинтересным. А вот плюгавый оказался персоной выдающейся. Рот, как старый рубец от шва, криво сделанного когда-то пьяным хирургом. Удивительно безобразный! Очень захотелось нарисовать плюгавого вот так, с маленькой кофейной чашкой в руках и утонченно оттопыренным мизинцем.

— Ну что, друг мой любезный, вернемся к нашим баранам, — заговорил плюгавый.

По спине пробежали мурашки.

Я знаю этот голос!

— Нда, — коротко вздохнул Виктор Валентинович и отставил чашку.

Он выдвинул ящик стола, достал черную кожаную папку и протянул плюгавому. Тот довольно цыкнул.

— Отлично!

Я попыталась подойти поближе и посмотреть, что там. Но плюгавый держал папку так, что содержимое не отражалось.

— Сумма красивая, — процедил он. — Музейщики, конечно, не потянут.

— На это никто и не рассчитывал. Как дела у поставщиков?

— Все идет, как по рельсам! Паровозик едет, колесики стучат… Партия уже в Украине. На днях товар закатают в битум и загрузят фуру. Машинка прибудет в Польшу к середине месяца, а потом сюда. Так что зеленые надо отслюнявить через три недели. У тебя как?

— Сегодня на закрытом совете проголосуют за сделку. Нужное количество людей я подготовил. Но и без моих стараний ясно, что выплата по страховке никого не устраивает. Дальше будет много возни с юристами, но в мировой практике прецеденты были, должно сработать.

— Ох, не знаю, Валентиныч. Библиотекари тоже не дебилы, они на страховые деньги двадцать таких книженций купят. Небось, подзаработать не дураки.

— Ошибаешься, Семен. Книга уникальная. «Невосполнимая потеря»… Возьми любую газету. Никуда не денутся.

— А если не выгорит?

— Тогда по накатанной.

— Люблю, когда все схвачено и за все заплачено.

— Все, да не все. Что там за свидетель такой объявился?

— О! Тут интересная история. Мне птичка одна напела...

Дверь в кабинет открылась, и кто-то заглянул. Я различила только темные волосы.

— Отец, я...

— Я сказал ждать с той стороны!

Дверь тут же захлопнулась.

— Ты б с ним понежнее.

Зализанный отмахнулся.

— На чем мы остановились? Продолжай.

— С нашего молодца, как с гуся вода, — Семен довольно потирал, будто намыливал, маленькие руки. — Свидетель, точнее свидетельница, будет молчать.

— Как устроили?

— А она сама и устроила. Во время допроса хлопнулась в обморок и до сих пор не очухалась.

— Это хорошо. Что с ней, не выяснили?

— Как же не выяснили. В шатре от грома не спрятаться. Та же птичка пеленочку с допроса передала. На манеже все те же... — плюгавый широко ощерился и откинулся назад. Черная папка поехала с колен. Он подхватил ее и захлопнул. — Только теперь нашу красавицу зовут Надина Серова. Новоиспечённая гражданка Бельгии.

Я зажала рот рукой.

— Это то, о чем я думаю?

— Точно, — довольно протянул плюгавый.

— Э-э, Семен...

Виктор Валентинович нахмурился. Встал, прошелся по кабинету и вернулся в кресло.