Замужняя невеста для короля

— Врёшь! — на этот раз он воскликнул не так уверенно. — И что? Кто выиграл-то?

— Так я!

— И что? — мужчина посмотрел на меня с уважением, похоже, такое виртуозное враньё считалось мастерством. — Король тебя выбрал в невесты?

— Выбрал.

— Теперь будешь королевой?

— Нет. Я отказалась.

Секунды три Валитус хлопал глазами, изучая моё совершенно серьёзное лицо, а потом расхохотался, согнувшись и ударяя себя рукой с вожжами по колену:

— Отказалась! Ха-ха-ха! Отбор прошла, король её выбрал, а она отказала ему! Ой, уморила барышня! Такого я ещё не слышал!

— Удивила? — меркантильно уточнила я.

Отсмеявшись, Рябой кивнул:

— Дважды. Если скажешь, почему отказала…

— Так я замужем!

Возница снова захохотал и повалился в сторону, я даже придержала его за руку, испугавшись, что он свалится за землю.

— За-за-а… а-а… замужем! Ох, выдумщица! Ой, спасибо! Такую байку подарила! — проговорил он сквозь смех.

— Мы в расчёте?

— Я тебе ещё должен, за такую-то байку! — Валитус, наконец, успокоился, и пересказал мою историю: — Одна, значит, барышня поехала в столицу на отбор. Победила, а за короля выходить отказалась. — Он опять засмеялся, на этот раз тихонько. — Ох, и переживал, наверное, его величество!

— Не без этого, — подтвердила.

Мне стоило благодарить Валитуса не только за услугу и завтрак, но и за разговор.

Взглянув со стороны на перипетии, оставшиеся в прошлом, я смогла спокойнее посмотреть в будущее. Уж если с сильнейшим магом королевства справилась, что мне какой-то заштатный помещик, пусть и отец?!

Простившись с возницей и выслушав его тёплые прощальные слова, я направилась к воротам усадьбы. И пусть моя рука невольно теребила бабушкин амулет, поступь была твёрдой, а взгляд увереным.

Глава 33

Радостного приёма я, разумеется, не ждала, но и к тому, что при виде меня служанки будут с визгом разбегаться, оказалась не готова. Некоторых я даже не успевала разглядеть, как они бросались прочь с криками:

— Мёртвая барышня! Умертвие! Зомби!

Не сразу, но я сообразила, что слухи о трагедии в Узком ущелье до родной усадьбы дошли, а вот о моём чудесном спасении пока никто не узнал. Сообщил король супругу о том, что я жива, или нет, неизвестно. Алиан сказал мне, что вызвал Циантина в столицу, только и всего. Уж тем более никто не торопился утешить моих родителей. Вряд ли они особенно горевали, и, судя по реакции прислуги, ничего хорошего возвращение погибшей дочери им не сулило.

Я на миг задержалась в холле, откуда уходило три коридора: в подсобные помещения, а заодно и в мою бывшую комнату, на половину брата и в родительскую часть. Хотелось пойти к себе. Просто выспаться. Останавливало подозрение, что там обитает кто-то другой, меня не ждут — в этом сомневаться не приходилось. Можно для начала переговорить с невесткой, хотя бы выяснить, чем они жили. Хватило ли денег Кофра, чтобы покрыть долги, не образовались ли новые? Пусть Носатая недолюбливала меня, должна чувствовать элементарную благодарность за то, что семья протянула этот год, пожертвовав несовершеннолетней родственницей.

Припомнив, как жена брата участвовала в разграблении моей комнаты, отказалась от этой мысли. Нет, мёртвая я для них желаннее. Покойники не приходят за благодарностью. Сжала кулаки и упрямо тряхнула головой: к чему отсрочки? В этом доме всё решает отец. Даже брат ему не указ, хотя и брата не переманю на свою сторону. Мягко ступая — в домашних туфлях особенно не потопаешь — двинулась к отцовскому кабинету. Скорее всего, он коротает там дообеденное время за чтением газет и биржевых сводок.

Постучаться? Ох, совсем недавно мне бы и в голову не пришло заявиться к родителю без приглашения. Замерла у двери с занесённой для стука рукой. Сзади послышались быстрые шаги и взволнованный шёпот:

— Она, говорю тебе, она!

— Не она, глаза протри!

Обернувшись, успела заметить две испуганные и любопытные физиономии. Узнала племянницу и её подружку из деревенских. Девочки ойкнули и спрятались. Интересно, отец тоже испугается? Захотелось это увидеть. Не постучав, я распахнула дверь и шагнула в кабинет.

Он полулежал на коротком диванчике, подложив под спину две подушки и забросив длинные ноги на подлокотник. Ботинки, как водится, не снял. Живот прикрывала скомканная газета, рука свисла, касаясь пола. Задремал. Выглядел отец лучше, чем в момент нашего расставания. Он отпустил усы и закручивал их по местной моде. Мне показалось, что морщин стало заметно меньше, и румянец освежал. Хотя, возможно, спокойное выражение лица во сне давало такой эффект.

— Папа, — хрипло сказала я. Прочистила горло и позвала громче: — Папа!

Он потянулся, сел, скинул ноги на пол, отложил газету и только теперь посмотрел на меня.

Да, именно ради этого мелькнувшего в его глазах мистического ужаса я зашла без предупреждения. Отец отшатнулся, махнул рукой, пытаясь отогнать непрошеное видение, и вскрикнул. Этого испуга, и то, что я стала его свидетелем, он никогда не забудет и не простит мне. Не сомневаюсь. Хотя в тот момент я испытала такое удовлетворение, что плевала на отцовскую мстительность.

— Ро-о-о-ма-а? — проблеял он, вглядываясь в мои черты.

— Здравствуй, папа. Не ждал?

Он довольно быстро оправился от испуга. Вскочил с дивана и в два шага оказался рядом. Предполагалось, что я отскочу в сторону и начну лепетать оправдания, но я не шелохнулась.

— Да как ты смеешь?! — закричал он, не поясняя, чего именно мне не следовало сметь.

Ладонь полетела мне в щёку, но я прогнулась, шагнула в сторону и уклонилась от удара. По отцовскому лицу скользнула тень удивления, но сразу вернулась привычная злость. Я не позволила снова замахнуться, быстро прошептала слово и подбросила на ладони огненный мяч. Увы, соображал отец не так быстро, как махал кулаками, он не оценил опасности, ринувшись ко мне и выкрикивая ругательства, и остановился, только наткнувшись на сноп искр от разорвавшегося между нами магического шара.

Запахло палёной курицей.

Усы вспыхнули. Хорошо, что отец рефлекторно прижал ладони к лицу, загасив огонь, тут же отдёрнул и затряс ими в воздухе. С опалёнными усами и бровями вид он имел жалкий.

— Очумела? — обиженно поинтересовался и принялся дуть на руки.

— Что тут у вас? — раздался за спиной голос мамы.

Она стояла, держась за косяк, и смотрела на меня тем спокойным взором, каким матери, отчаявшиеся вразумить детей, созерцают их шалости.

— Эта идиотка сожгла мне руки! — пожаловался отец, про усы он ещё не знал.

— Скажи Бетте, пусть обработает ожоги соком толстянки, — не меняя ни позы, ни выражения, сказала мать. Как только муж выбежал из кабинета, она шаткой поступью направилась к дивану. — Давай поговорим, Романта. — Я села рядом с ней и с жалостью рассматривала совершенно белое, измученное страданиями лицо. — Хорошо, что приехала, — сказала она, не глядя на меня, — простимся. Мне недолго осталось.

Ей не говорили, что я погибла? Почему мать не удивилась? Быть может, ей рассказали служанки или внучка, о том, что Рома вернулась, и она успела свыкнуться с этой мыслью, пока я воевала с отцом?