Замыкание
Шрифт:
— Придет время, и я его покину.
— Пока что вы властны выбирать время. Но если обвинение будет предъявлено по всем правилам…
— Предъявляйте. — Откинулся я плечами к холодной стене, глядя на него сквозь прищуренные глаза.
— Вы же молоды, одумайтесь! — Выдавал он недоумение, полагая его достаточно искренним. — Дождитесь окончания следствия под домашним арестом, рядом с супругой.
— Вам так нужно, чтобы меня убили на выходе из здания? — Перебил я его словоохотливость и участие.
— Вас доставят в целости и сохранности, в точности до дома! — Возмутился статский советник.
— Который срыт до фундамента
— Это опасные суждения, которые можно посчитать изменой трону! Предполагать участие кого-то из императорской семьи в разрушении халупы мастерового!
— Значит, я верно догадался. Блокнотик-то ваш — это потому что вы к потерпевшему пришли… И как, сильно Шуйские держат за горло? — Деланно посочувствовал я. — Вашему господину стоило уточнить, чей дом он собирается уничтожить. Или это она?
Следователь пренебрежительно дернул уголком губ на последнее суждение. А у меня чуть отлегло от сердца.
— Ну чем бы мне помогла ваша смерть? — Примирительно улыбнулся следователь. — Не выдумывайте, Самойлов. Я готов гарантировать вашу доставку по любому столичному адресу.
— Да, в целом, вам сойдет и неудачное покушение. — Переосмыслил я сказанное. — Группа из практиков четырех стихий, которая пожелает завершить начатое. Вы их убьете, и закроете дело.
Высокий покровитель этого типа явно нервничает, ощущая медвежью поступь за спиной. Быть может, и Шуйских решили подвязать к покушению именно из-за этого…
Хотя вряд ли — скорее, кто-то из Рюриковичей для нападения на мой дом втемную использовал еще кого-то из Рюриковичей. Например, затребовав услугу — платой за центр Москвы, отнятый у Елизаветы.
А вот сейчас этого самого исполнителя, судя по всему, оставили наедине с Шуйскими. Чтобы побрыкался в одиночку, и вновь побежал просить о помощи.
Большая и дружная семья — это так мило.
— Экий вы кровожадный выдумщик, — попеняли мне.
— Вы знаете, статский советник, — сел я прямо. — Поговаривают, у Шуйских есть талант проходить сквозь стены и переносить что-нибудь с собой. Или кого-нибудь. Например, могут перенести неприятного им лично человека внутрь замурованной камеры, — качнул я головой вправо. — И никакой крови.
— Это угроза?
— А вы разве в чем-то виноваты? — Пожал я плечами.
— Словом, вы отказались от моего роскошного предложения, — засобирался следователь.
— Хотите выслушать мое? — Улыбнулся я располагающе.
— Все на том свете будем, там и пообщаемся, — ухмыльнулся он.
Трижды простучал по двери, и покинул вслед за охранником, забравшим с собой стул.
Более до вечера особо ничего не произошло — разве что днем кто-то неуклюже пытался протолкнуть под дверь моток пластикового шнура, и забавно пыхтел, пока я выпинывал его обратно. Нет, господа, повеситься я не хочу.
С едой, правда, выходило досадно — есть местные каши было слишком опрометчиво, так что голод потихоньку брал свое. Вода тоже вызывала вопросы — та, что в металлической кружке. Так что приходилось пить другую, из-под крана, с отчетливым запахом хлорки. Но, будем верить, ради одного человека не станут травить весь блок и местную охрану.
— Т-с, Максим, — шепнуло из-за спины, когда я принялся
изучать вентиляционный лаз.Что-то там ближе к ночи стало нездорово шуршать, намекая на всякий случай заткнуть отверстие одеялом. Но портить казенное имущество из-за просто расшатавшихся труб не хотелось. Оно и без того не укрывало ноги целиком — приходилось сгибать колени.
— Не оборачивайся! Я тебе мороженое принес. — Куда отчетливей произнесли растревоженным голосом Артема.
— А мясо? Стейк? Курицу гриль? — Дрогнуло сердце.
— Ты ж мороженое любишь. — Уточнили слегка недоуменно.
Оставалось только тяжело вздохнуть и признавать очевидное, сдерживая ворчание желудка.
— Люблю. Спасибо.
— Мы скоро все решим! — Заверили меня. — Дядя Элим где-то в Москве.
— Хочешь, мои люди помогут с поисками? — Предложил я.
— Не надо, мы сами. — Гордо заявил друг. — А в остальном — стопроцентное алиби на момент покушения у всех!
— Так им и сказал — сломали челюсть, грустил?
— За что дед эту Голицыну чуть не расцеловал… — Грустно хмыкнул Шуйский. — Чуть не забыл, там тещу твою в «Говори, не думай» позвали, на первый канал. Она согласилась.
— Вот, блин, — невольно схватился я голову.
Она ж там наговорит на несколько смертных приговоров…
— Короче, я ее пока в гости к нам пригласил, не переживай.
— Похитил?!
— Максим, я же знаю отличия! — Возмутился Артем. — Я через Игоря тв-студию ей построил, ведущего нанял и массовку, уже один выпуск записали — ну и гад же ты! Девяносто восемь процентов смс-голосования с этим согласны!
— Дашь потом посмотреть?
— Само собой. Все, я ушел. И так кучу кристаллов в пепел. И знай, решат казнить — мы тебя вытащим!
Пространство позади будто выдохнуло — а теплое ощущение чужого присутствия стало потихоньку выдувать из камеры.
Обернулся — никого. Только на столике три обычных пломбира без наклейки — чтобы ни следа не оставить.
От бутербродов с колбасой, между прочим, тоже следов бы не осталось. Ну да что уж делать…
Устроился на топчане, плотно обернул пледом ноги и принялся за первое мороженое. Ближе ко второму, в дверном замке отчаянно заскрипели ключом, чертыхаясь и повторяя процедуру — словно перебирая подходящий в связке.
— Не тюрьма, а проходной двор, — с ворчанием покосился я вбок. — Вы к кому?!
— Что значит, к кому? — Справившись с замком, мощно распахнул дверь князь Давыдов, с возмущением тряхнув рукой и медалями на гусарском мундире. — Это вы, поручик, что тут забыли?
За спиной его, кутаясь в темную шаль, прикрывая лицо и постреливая любопытствующим взглядом из-за плеча, стояла некая синеглазая особа.
— Сижу, мороженое ем. — Меланхолично отозвался я. — Хотите? У меня еще два.
— Я принес вина и щуку. — Чуть сбился полковник, обратив взгляд на бумажный пакет в правой руке.
— А давайте меняться! — Оживился я тут же. — Мадемуазель, — коротко поклонился я даме и деятельно шагнул вперед, принимая из рук чуть опешившего полковника увесистую посылку, приятно звякнувшую тару и источавшую чудесные ароматы.
Тут же обнаружился еще второй пакет в другой руке — еще более объемный и вызывающий самые радужные надежды, но руку чуть отвели в сторону, не давая его забрать.
— Леди, мы буквально на пять минут, — приложив руку к сердцу, Давыдов зашел внутрь камеры и прикрыл дверь.