Замыкание
Шрифт:
А за спиной каждого из гостей возник полупрозрачный человеческий силуэт — пока не оформленный в завершенный образ, но разившей такой мощью, что заморские господа слегка неуютно повели плечами.
— Никто не оспаривает ваше право судить на своей земле. Но человека с рангом «виртуоз» следует обезглавить позолоченным мечом. — Хитро улыбнулся индус.
— Я учту ваше пожелание. — Сдержался цесаревич, и отозвал Силу Крови.
— Что значит — отрубить голову? — Возмутился тут же Давыдов. — Я бы понимал, если бы Первый Советник был молод! Но у него максимум отняли одну четвертую оставшейся
— Казнить Самойлова на четверть?
— Ваше высочество, я только нахожу нормального гусара, а вы сразу пытаетесь отрубить ему голову! Я начинаю подумывать, что вы затаили на меня обиду!!
— Князь…
— Господа, — откашлялся, вмешиваясь в беседу. — Тысяча извинений. Ваше высочество, я насчет казни хотел спросить. Мне ведь полагается последний ужин? — с надеждой уточнил у цесаревича.
— Безусловно.
— Отлично, — выдохнул я. — А можно пораньше и сразу уточнить меню? И с вашей кухни непременно! Боюсь отравиться, — поделился я с ним опасением.
— Не разделяю вашего энтузиазма, но это возможно. — Как-то странно начал посматривать на меня цесаревич.
— Уважаемая комиссия! — Тут же обратился я к кисло смотрящим на дымы от сенатского дворца заморским гостям. — Благодарю! И можно уважаемый Кри Паундмейкер все-таки встанет чуть правее шагов на… — Обернулся на дворец. — На сто, наверное.
Тот посмотрел зло и со значением, явно запечатлевая мой образ в своей бездонной памяти.
— Самойлов! — Окрикнул меня цесаревич.
— У меня завтра казнь, что уж теперь. — Развел я руками.
— Тебя не спасет смерть. — Улыбнулся гость. — Я приду за тобой после нее.
— Куда ты там придешь? — Встал рядом со мной Давыдов. — Я в том плане, куда мне подходить.
Выступив из строя, к удивлению остальных, встал с другого бока князь Виид.
— Господа! — Уже устало произнес Сергей Дмитриевич.
— Ваше высочество, — разомкнув уста, замогильным голосом произнес Виид. — Мы договариваемся о встрече после того, как покинем ваше гостеприимство. Вы не праве мешать.
Паундмейкер зло дернул щекой и оглядел стоящих перед ним. А затем скосил взгляд на валяющегося Ломова.
— Что вам эта душонка? — Распахнул он шубу, показав ожерелье с мелкими декоративными черепками.
Взял один черепок из нанизанных на общую нить и с недовольным выражением лица сломал его.
На пожухлой траве дернулся Ломов, приподнялся на руках, пару раз тряхнув головой и приходя в себя. Затем кое-как поднялся, огляделся по сторонам, с радостью посмотрел на стоящего рядом Мбаку и принялся громко считать, тыкая каждого из «виртуозов» пальцем.
— Раз, два, три…. Шесть, семь… Девять, десять… Где одиннадцатый! — Запаниковал рядовой. — Было же одиннадцать! Затем повернулся к нам и с радостью ткнул пальцем в невозмутимого Виида. — Одиннадцать! Всех собрал, никто не потерялся. Ф-фух… — Оперся он руками о колени. — Как дети малые…
— Где вы нашли этого отморозка? — Шепнул мне Давыдов.
Я со значением поиграл бровями и шепнул в ответ.
— Князь, тысяча извинений, но по утру я обнаружил ключ от наручников в своей камере. И так совпало, что именно такой ключ не обнаружила ваша дама…
Давыдов
прислушался, осознал и тревожно повел усами.— Она, наверное, была недовольна?.. –
— Очень. — Постарался я выразить тоном всю глубину недовольства.
— Ну, раз мы завершили, — громко произнес Давыдов. — И не имеем друг к другу претензий? — Приподнял он бровь, глядя на Кри.
Тот неохотно кивнул.
— Ваше высочество, разрешите, я сопровожу Самойлова в камеру! — Вызвался Давыдов, деловито положив руку на мое плечо.
— Нет, князь. — Ответил отрицательно цесаревич. — Господа, — обратился он к комиссии. — Прошу пожаловать в мою резиденцию, машины ожидают вас, — указал он на многочисленный кортеж, ожидавший вдоль Москворецкой улицы.
И только после того, как заморские «виртуозы» удалились, жестко посмотрел на гусара.
— Я запрещаю вам освобождать, устраивать побег или всячески потворствовать бегству Самойлова! Самойлов, вы! — Обратился он ко мне. — Вы доигрались. Не ждите милости и прощения. Если вы виновны в смерти моего дяди, вас ожидает казнь.
— Что значит казнь?! — Возмутился Давыдов. — Ваше высочество, вы же видите — у человека талант, ему надо получать юридическое образование!
— Давыдов!!
— Да пожалуйста, я уже два раза умирал. — Пожал я плечами. — Только пусть не задерживаются с последним ужином. Господин полковник, на вас брать?
— Две порции! И если с кухни его высочества, то три бутылки Каберне Совиньон шестьдесят восьмого года, только с южного склона! В тот год была холодна весна, но каков получился букет!
— Князь!! — Не сдержался цесаревич. — Чтобы вашего духу не было возле тюрьмы!
— Но мне туда очень надо! — Приложил Давыдов руку к груди. — Вы поймите, сердечное дело!
— Самойлов? — Не понимая и с определенным сомнением глянул Сергей Дмитриевич на меня.
— Нас — в разные камеры! — Тут же решительно отмел я, в ответ с укором посмотрев на цесаревича.
— Тогда с чего бы взяться сердечному делу? — Недоумевал его высочество.
— Понимаете, я забыл вчера в камере женщину… — тревожно подергал усами Давыдов.
— Как вы вообще провели ее в тюрьму?!
— А почему нет?! У нее столько пороков, я лично проверил! — С горячностью заверил князь.
— Кто она?
— Я гусар! Честь дамы для меня превыше всего! — Категорично отказались разглашать имя.
— Тогда почему она осталась там, а вы — здесь? — Хмурился цесаревич.
— Вышла досадная накладка… — Замялся господин полковник.
— Давыдов!!
— Слушайте, ну кто из нас не забывал пристегнутую наручниками женщину? — Несмело улыбнулся Давыдов, ожидая увидеть в глазах его высочества поддержку.
Но увидел только шок и ужас.
Давыдов в надежде перевел взгляд на меня.
— Я как-то оставлял в метро, прикрепленной чемоданом магнитов к полу, — покивал я в знак поддержки.
— Вот! — Указал на меня Давыдов.
— Гусары!!
— Я!! — Мы оба встали по стойке смирно.
— Так! — гаркнул его высочество. — Месяц заточения вам, князь.
— Как — месяц?! Почему? А как же дама?! Я должен ее вывести!
— После такого, вы обязаны жениться. Считайте медовым месяцем.