Западня

В медальоне оказалась спрятана прелестная миниатюра, и девушка, изображённая на ней, тоже была чудо как хороша. Молоденькая, едва ли старше Принцессы, пышущая здоровьем и жизнерадостностью, она была похожа на вишенку — круглое личико с ямочками на щеках, огромные тёмные глаза, очаровательные пухлые губы, смуглая кожа, задорные чёрные кудряшки, коротко обстриженные по последней моде.

— Анитина мама родом из Новых Земель, — с прежней нежностью в голосе объяснил Аксель южную внешность своей подруги. — Она балерина. Отец — промышленник… Всего лишь промышленник, хотя и из крупных. Как вы считаете, его императорское величество позволил бы мне жениться на дочери промышленника и балерины?

— Боюсь, что нет, — задумчиво покачала головой Эрика.

— Разумеется, нет. Как только он разведал, что у нас с ней… роман, он сразу же сказал мне, что пришло моё время заключить брак. С моим отцом не очень-то поспоришь, вы же знаете.

Принцесса знала; Джердон Третий не стал бы тем, кто он есть, если бы не умел в любой ситуации добиваться своего.

— Поэтому, когда он сказал о женитьбе, я подумал, что это приговор. Ни одна девушка на Континенте не отказалась бы выйти замуж за сына Императора…

— Кроме меня?

— Я ничего не знал о вас, пока не приехал. Всё, что интересует отца — расширение влияния его Империи. Сейчас ему понадобился союз с Индрией, а тут очень кстати подвернулся я. Он сказал, что мне крупно повезло: такую красивую и умную невесту, как вы, в монарших семьях ещё поискать…

— Примерно то же самое папа сказал мне о вас, — с улыбкой вставила Принцесса.

— …И отправил меня делать предложение, пока меня кто-нибудь не опередил. До того, как мы с вами встретились, я считал, что для нас с Анитой всё кончено.

Аксель снова вздохнул и, умолкнув, закрыл и спрятал за ворот медальон с Анитиным портретом.

— Так чего же вы хотите, принц? — спросила Эрика. — Возвратиться домой, заручившись моим отказом?

— Сохраните меня Серафимы от такой просьбы! — он изумлённо отпрянул. — Ни за что! Если вы мне откажете, завтра же меня отправят куда-то ещё, и вряд ли я сумею объяснить другой кандидатке в жёны то, что объяснил вам. Наоборот, я хотел просить вас ни в коем случае не срывать помолвку.

— Но зачем… — начала было Принцесса, и тут до неё дошло: — Вы хотите обручиться со мной, чтобы защитить себя от новых попыток вас просватать!

— Ну да, — обрадовался Аксель. — Мы обручимся — и будем под любыми предлогами откладывать свадьбу. По Закону, помолвка может длиться три года, а разорвать её мы вправе когда угодно. За три года многое изменится! Как знать, вдруг мне удастся убедить отца не разлучать меня с Анитой? Или вы встретите человека, за которого захотите выйти замуж, а его величество решит, что Индрии выгоден такой брак? В конце концов, если ничего не выйдет, мы можем и пожениться… как часто бывает… — он помрачнел и поиграл желваками, — предоставив друг другу некоторую свободу действий. Но я надеюсь, до этого не дойдёт.

— Ах, Аксель! — у Эрики гора упала с плеч от его слов. — Вы совершенно правы. Обручиться — это лучшее, что мы можем сейчас друг для друга сделать.

Принц просиял и сжал двумя руками её прохладную руку.

— Я не ошибся в вас, принцесса Эрика!

— Папа, наверное, до сих пор в оранжерее, — она от всей души ему улыбнулась. — Ступайте к нему и скажите, что мы поладили. Он джигу станцует от счастья.

«И задержите его, пожалуйста, там подольше, чтобы у меня было достаточно времени на поиски в его кабинете!» — добавила она про себя, но мыслей своих, естественно, не озвучила.

* * *

— А сейчас, голубчик, мы с тобой познакомимся поближе! — по лицу Придворного Мага блуждала сладкая улыбка, уши его омерзительно шевелились, а глаза лихорадочно блестели, как будто он опять не спал ночью, предвкушая близкое вивисекторское удовольствие.

«Познакомимся поближе»… Шестым чувством Многоликий угадал, что означают эти слова. Но даже если бы не угадал, «Окно Памяти», похожее на круглое зеркало в волнистой раме, которое установили у него в ногах, самим своим появлением всё бы ему объяснило: Потрошитель пришёл за воспоминаниями пленника. Феликс, вновь пристёгнутый к кровати, предпочёл бы и сегодня ничего не видеть, а потом внушить себе, что ничего не произошло, но его мучитель не собирался ему этого позволить. Мангана наклонил «Окно» таким образом, чтобы его поверхность было видно им обоим, и предупредил:

— Сопротивляться не советую. Я, в любом случае, получу то, что мне нужно, но если ты станешь мне мешать, процесс будет гораздо более неприятным.

Но оборотень и не думал сопротивляться! Наоборот, он намеревался помогать изо всех сил, как ни тошно ему было думать, что алчному взгляду Придворного Мага придётся отдать самое сокровенное. Сейчас важнее всего было удержать в тайне визиты Принцессы. После ночи, проведённой в маетном и рваном тревожном сне, Многоликий уже почти не верил в то, что девушка принесёт ему ключ. Неизвестно, найдёт она его или нет; неизвестно, не передумает ли помогать, предпочтя поверить своему отцу, а не незнакомцу, с которым говорила второй раз в жизни; неизвестно даже, стоило ли вообще на неё полагаться — а может, она привыкла давать пустые обещания? Но пока есть хотя бы крошечная вероятность, что Эрика вернётся, никак нельзя допустить, чтобы Мангана её увидел! Злыдни болотные, пускай он смотрит на кого и на что угодно: на матушку, на домик-развалюху в предместьях Икониума, на пацанов с улицы Мойщиков, на всех женщин Феликса, от Амалии до Иды, пусть следует за своим подопытным куда угодно — лишь бы не различил в «Окне» узнаваемые тонкие черты наследницы трона и не прочёл по её губам заветное: «Я принесу вам ключ, обещаю!»

Поэтому Многоликий без единого возражения позволил надеть себе на голову увесистую сложную конструкцию, прильнувшую к его лбу холодным платиновым обручем. Обруч мгновенно потеплел и начал пульсировать, посылая короткие импульсы внутрь черепной коробки, неприятные, но ещё не болезненные. Голова закружилась, зрение расфокусировалось — окружающий мир заволокло молочным туманом, и только невыразительно-серую поверхность «Окна» впереди видно было с устрашающей чёткостью. Придворный Маг, который, к некоторому облегчению Феликса, тоже пропал из видимости, щёлкнул каким-то переключателем и радостно сообщил:

— Приступаем!

Под еле слышный монотонный гул «Окно» прояснилось, на нём появилось лицо молодой женщины с пышными каштановыми волосами. Женщина устало, но светло улыбалась. У Многоликого защемило в груди.

— Мать? — прохрипел Потрошитель.

— Да.

Шуршание пера по бумаге: Мангана записал ответ в свой журнал.

На глаза навернулись слёзы. Матушка… в те годы она много плакала и хваталась за любую работу, но ещё не болела. Многоликий был даже рад вспомнить свой дом, дышавший на ладан, но ещё пригодный для жилья, который мать изо всех сил старалась сделать уютным. Незатейливые игрушки, сшитые ею в редкие свободные часы. Сладости, что она раз в месяц покупала сыну — усаживала его на колени, гладила по голове и молча смотрела, как он ест…

Но первые воспоминания Феликса, разрозненные и сумбурные, Придворного Мага не заинтересовали, гул прекратился. Щелястый деревянный потолок и серые от старости занавески в мелкий жёлтый цветочек замерли в «Окне», а Потрошитель спросил:

— Ты от неё узнал, что ты оборотень? Это она научила тебя превращаться?

— Нет. Одарённым был мой отец.

— Кто он? Покажи! — встрепенулся Потрошитель.

— Она не говорила, кто он. Я никогда его не видел.

— А сама она? По слухам, Магритт была пришлая…