Западня

У потрясённого Многоликого слова застряли в горле.

— Молчишь? И правильно, — приподнял бровь Император. — Молчи и слушай. Я устал от донесений о твоих новых художествах и о том, что ты в очередной раз исчез. Люди ропщут. Одни говорят, что ничего не стоит моя полиция, которая никак не может тебя поймать. Другие говорят, что толку нет от моего правосудия, раз ты вынужден выполнять его функции. Люди ропщут, Многоликий. Мне это совсем не нравится.

— Я… арестован? — наконец, смог выговорить Феликс.

— Нет, — тень улыбки снова прошла по лицу Джердона. — Пока нет. Я не хочу сажать тебя на цепь. Мне даже немного жаль, что сегодня ты не сделаешь задуманного… каналью градоначальника давно пора окоротить. Но этим я займусь сам. А ты немедленно покинешь Империю и больше ни-ког-да здесь не появишься. Ясно?

— Ясно, ваше величество, — хрипло сказал Многоликий.

И он бежал из Империи в тот же день, не размышляя и не сомневаясь — персона Джердона Третьего к сомнениям не располагала ни в малейшей степени. Феликс сделал бы то, что ему велели, даже если бы неожиданный собеседник не вспомнил о «каналье градоначальнике». Осведомлённость же Императора в этом вопросе напугала Многоликого по-настоящему — он был вполне уверен, что о своих планах никому не рассказывал, и не мог даже предположить, откуда о них узнал Император.

Три последних месяца, проведённых Феликсом в Индрии, Мангана просмотрел бы за несколько минут, но, похоже, в конце концов, утомился и он — а может, ему попросту не терпелось поделиться увиденным с Королём. Пленник был так измучен и обессилен, что уже толком не сознавал, где он и что с ним происходит, в ушах стоял звон, перед глазами, сливаясь друг с другом, плавали багровые пятна, но слова Придворного Мага: «На сегодня хватит!» — он и расслышал, и понял. Непроизвольный вздох облегчения, вырвавшийся из его груди — лицо принцессы Эрики в «Окне» так и не появилось! — Потрошитель истолковал по-своему.

— Напрасно радуешься, голубчик! — просипел он издалека, должно быть, уже из коридора. — Самое интересное у нас с тобой впереди.

Освещение в клетке погасло, решётка бухнула, закрываясь, в ржавом замке со скрипом повернулся ключ, и наступила тишина.

Феликс не знал, сколько времени прошло, прежде чем он снова стал способен воспринимать реальность. Давящей конструкции на его голове и прилагавшегося к ней приспособления на кровати, само собой, уже не было, конечности были свободны, но голова разрывалась от боли, и всё тело ныло, словно его сжимали и выкручивали исполинские руки. Хуже всего было то, что повреждённая нога болела тоже, ничуть не меньше, чем вчера — недавнее переохлаждение, скудный сон и скудная пища, а особенно Манганины эксперименты регенерации совершенно не способствовали. Значит, что? Значит, даже если Принцесса принесёт ключ, ни в какое мелкое проворное существо, вроде геккона, умеющее лазать по вертикальным стенам, Многоликому не превратиться — на трёх лапах далеко не убежишь. Придётся просить девушку, чтобы она вытащила его на поверхность. Ладно… если она принесёт ключ, такую-то малость для пленника сделать вряд ли откажется. Сложность в другом: какого размера должен быть зверь, который протиснется сквозь решётку и при этом сможет передвигаться самостоятельно? Расстояние между прутьями меньше ладони… Кот? Кролик? Хомяк? Хорёк? А если каких-то зверей она боится?..

Обрывки мыслей слипались бесформенной грудой, рассудок путался, рождая причудливые образы: зелёный хорёк, похожий на ящерицу — или ящерица, похожая на хорька? — удирал от кролика с пушистым и длинным кошачьим хвостом — или от кота с кроличьими ушами? — а кролик шипел и плевался, выбрасывая вперёд язык, бесконечный, как у хамелеона. Превратиться в такую химеру и остаться ею до конца жизни! — представил вдруг Многоликий, содрогнулся и выдернул себя из бреда.

Бред-то, конечно, бред — но если сил хватит только на одно превращение, какое-то время придётся оставаться зверем, причём зверем раненым. Не хотелось ни прятаться где-нибудь в Замке до полного выздоровления, ни, тем более, сдохнуть сегодня же ночью в сугробе под стеной. Поэтому Феликс медленно и осторожно, чтобы не расплёскивать боль, повернул голову к столу. На столе, как он и ожидал, стояли кувшин и миска — уморить свою добычу голодом Потрошитель всё же не собирался. «Я должен поесть, — решил пленник. — Чем больше я съем, тем быстрее приду в себя!» От запаха скверной еды тошнило, тело не слушалось, но Феликс кое-как подобрал руки и попытался приподняться на локтях. Ещё одно усилие… и ещё… ещё чуть-чуть, и можно будет ухватиться за край стола, дальше проще… но тут в глазах у Многоликого потемнело, и он потерял сознание.

* * *

…Да и страшно в них было тоже — в этих заброшенных коридорах и вентиляционных колодцах, страшно, чего греха таить. Не так, чтобы всё внутри каменело от страха и нельзя было ни вдохнуть, ни выдохнуть, ни шагнуть… не так, конечно, но всё-таки страшно. Была бы Эрика парнем-задирой, способным выйти в одиночку против пьяной компании, или матросом, которому доводилось взбираться на мачту посреди бушующей стихии, или хотя бы раз скакала наперегонки, каждую секунду рискуя свалиться с лошади, она узнала бы этот своеобразный страх, похожий на пузырьки шампанского в крови. Но в «золотой клетке» замка Эск опасных развлечений не было, поэтому Принцессе казалось немного странным то удовольствие, какое она получала, перемещаясь из своих покоев в подземелье и обратно.

Когда она ребёнком исследовала Замок, в подземных переходах ещё горели магические светильники, но с тех пор большинство из них погасло, и двигаться приходилось почти в полной темноте — фонарь, не привлекая к себе внимания, Эрике раздобыть было негде. Большую часть пути она летела на ощупь, считая повороты и выбоины в каменных стенах. Шесть поворотов. Одна за другой, две широких отвесных трубы, где лететь нужно медленно, чтобы не удариться о пол или потолок — а на спуске крепко прижимать к себе одежду, чтобы она не мешала и не пачкалась. И ещё один поворот, за которым открывался длинный коридор тюремной части подземелья. Позавчера, выскользнув из второго колодца, летунья забыла приземлиться, чем и выдала свой Дар Многоликому. Сейчас, ощущая спрятанный за пазухой волшебный ключ, она представляла себе, как пленник бродит по своей клетке, и веря, и не веря в спасение и напряжённо вслушиваясь: не раздастся ли в тишине подземелья шелест женского платья без обыденного аккомпанемента шагов?

Эрике сладко было думать, что это страшное ожидание вот-вот закончится.

Каково же было её удивление, когда она увидела, что Многоликий спит!

— Эй! — позвала она. — Просыпайтесь! Ключ у меня.

Он не открыл глаза и не двинулся. Принцесса прильнула к решётке и прибавила голосу громкости:

— Многоликий!

Никакой реакции. Она всмотрелась в лицо мужчины: провалившиеся глаза и щёки, беспомощно распахнутый рот — и на миг похолодела: умер?! Но нет, грудь его вздымалась, он дышал, поверхностно и редко.

— Многоликий!!! Проснитесь! Ключ у меня!

Только бы не начать кричать, иначе здесь наверняка появится стража. «Как позвать его, чтобы он меня услышал?.. Силы Небесные, я даже имени его не знаю!»

— Многоликий! Миленький! Да очнитесь же!

Ничего не менялось. Как отпереть клетку, чтобы зайти в неё и потормошить беднягу оборотня, Эрика не понимала. У неё подкосились ноги, она сползла по решётке, опускаясь на колени… и вдруг заплакала — от всего сразу, случившегося с нею за эти дни. От нестерпимой жалости к человеку, которого она, кажется, так и не смогла спасти. От того, что спасение сорвётся из-за такой нелепости. От того, что вчера её задержала глупая зелёная лампа на папином столе, и от того, что непонятно, как теперь держать себя с папой и разговаривать с ним, а он не верит ей, а мачеха и брат задумали что-то против неё… Слёзы лились сами собой, Принцесса никогда не плакала, чтобы чего-нибудь ими добиться — отец был равнодушен к ним, даже когда она была маленькой. Девушка звонко и отчаянно всхлипнула — и тут случилось чудо! Многоликий пошевелился, застонал и разлепил веки.

— Ваше высочество…

— Ключ! Ключ у меня, — воскликнула она, снова всхлипнула и вскочила на ноги.

Он сел. Видно было, каких чудовищных усилий стоило ему оторвать голову от подушки, взгляд у него был мутный.

— Вставайте же! Давайте снимем пояс!

Рывком поднялся, сильно припадая на левую ногу, хватаясь за кровать и стену, перекинул тело к решётке и привалился плечом к ней. Эрика просунула руку сквозь решётку, подняла край его арестантской робы, достала ключ и вставила остриё стрелы в отверстие плоского замка. Замок мелодично щёлкнул, магический пояс с тяжёлым стуком упал на пол.

— Вы свободны, — выдохнула она.

— Сперва я должен отсюда выйти, — пробормотал Многоликий, язык у него заплетался.

Издалека донеслись неясные звуки, похожие на гомон и хлопанье дверей — должно быть, шум в подземелье наконец встревожил стражу.

— Так выходите скорее! Вы же можете стать кем угодно…

— Кем угодно? Могу… но если мне не хватит сил снова стать человеком… А, ладно…

Он сделал безнадёжное движение рукой — и вдруг исчез.

В первый миг Эрика не поняла, что произошло. В изумлении отодвинулась от решётки, посмотрела вниз — и увидела на полу клетки маленького ослепительно-белого пушистого зверя с чёрным кончиком хвоста. Горностай попытался подняться на лапы, но не сумел — завалился на левый бок. Голоса и шум приблизились. Девушка без лишних раздумий вытащила зверя из-за решётки, прижала его к груди и кинулась к потайному ходу.