Западня

— Я, похоже, усну прямо тут, — запинаясь, пробормотала девушка.

Феликс встрепенулся:

— Погодите немного, не спите! Спать будете на печке…

— А вы?

— Возьму ещё одно одеяло и лягу на пол, он скоро нагреется.

— Хорошо, — согласилась она. Вдруг вспомнила: — Нужно только убрать куда-нибудь всё это, — и стала снимать неудобные толстые кольца.

Сложила их кучкой на столе; последним, помедлив, положила перстень, подаренный принцем Акселем на помолвку. Освободила шею от ожерелий. Попыталась вытянуть из волос жемчужную нить, но та запуталась напрочь. Поймав принцессину беспомощную улыбку, Многоликий вскочил и вновь принял на себя функции горничной — откинув голову, Эрика невольно подалась к нему. Многострадальную нить, наконец, извлекли из причёски, за ней последовала дюжина шпилек с жемчужинами, и волосы рассыпались по спине и плечам ворохом живых упругих прядей.

— Украшения есть ещё в сумке, — сказала Принцесса. — Спрячете?

— Конечно, — он порылся в одном из сундуков и выложил на стол довольно большой кожаный кошель. — Сюда войдут?

— Да. Интересно, надолго их хватит, если продать все? Кроме подарка Акселя, конечно.

Многоликий пожал плечами:

— Только того, что я вижу, хватит на год безбедной жизни, не меньше, — и нахмурился: — Ваше высочество, вы меня поражаете. Ладно, вы не боялись меня в замке Эск, где кругом стража и откуда я не мог удрать. Но теперь-то почему не боитесь? Представьте, вы проснётесь утром… а меня и след простыл, вместе с вашими безделушками! Чем я заслужил ваше доверие, Принцесса?

Зачем он задаёт такие сложные вопросы? Мрачное выражение его лица, неподвижного на фоне кружащейся комнаты, убедило Эрику: он не шутит. Но она не знала, что ему ответить. Как можно его бояться — такого тёплого, сильного и настоящего? Как можно ему не довериться?.. Она сердцем чувствовала: он ей не врёт — и тянулась к нему каждой своей клеточкой, готовая принять как должное всё, что он скажет и сделает.

— Кому же мне верить, Феликс, если я не буду верить даже вам? — проговорила она вслух после паузы.

Он помолчал, внимательно на неё глядя, сложил в кошель её драгоценности и ровным голосом сказал:

— Я научу вас, кому и как их продать. Не хотелось бы, чтобы вас облапошили.

Потом показал своей гостье постель, устроенную на широкой ступени высотой в половину человеческого роста на дальней стороне печки. Зажёг свечу и вывел Принцессу в сени, где обнаружилась ещё одна дверь, за которой была холодная пристройка с баней и уборной. Извинился за отсутствие горячей воды: «В бане буду топить утром, тогда и умоетесь», — Эрика, впрочем, об умывании не помышляла, она мечтала поскорее лечь. Уборная заставила её растеряться и смутиться, но девушка не подала виду, решив, что как-нибудь с ней справится — ведь справляются же люди, от рождения до смерти живущие в домах без канализации! Оставив свечу в пристройке, Многоликий вернулся в тёплую комнату, Принцесса последовала за ним.

— Прогуляюсь, — объявил он. — А вы ложитесь спать, ваше высочество, утро вечера мудренее.

Снял грубые арестантские башмаки и с отвращением запихнул их в топку, сунул ноги в высокие мохнатые сапоги, оделся, в меховой шапке и в подпоясанном тулупе с поднятым воротником став похожим на возницу или на егеря. Послал Эрике короткую ободряющую улыбку:

— Не бойтесь, я буду недалеко, — и ушёл в ночь.

Пятнадцать минут спустя Принцесса, кое-как разувшись и раздевшись — руки её не слушались, — взлетела на печь и забралась под толстое стёганое одеяло. Ложе было удобным и уютным, одеяло — тяжёлым и тёплым, подушка пахла сеном, и стоило Эрике её коснуться, как навалился сон. Беглянка представила, что прижимается щекой не к подушке, а к плечу Многоликого, прошептала: «Феликс…» — и уснула с этой блаженной грёзой.

* * *

«Какого ляда я стал донимать её глупыми вопросами? — перемахивая через занесённые снегом покосившиеся изгороди, злился на себя Феликс. — Не мог подождать хотя бы до утра!» Вопрос-то, конечно, был не глупый, вот только ответ на него, прочитанный Многоликим в усталых глазах принцессы Эрики, совершенно выбил его из колеи. Одно дело — мечтать о прекрасной и недоступной девушке, зная, что мечта никогда не сбудется, и даже находя в несбыточности свою прелесть. И совсем другое — видеть, что девушка сама желает быть твоей — протяни руку и возьми! — но понимать, что на обладание ею у тебя нет ни малейшего права. Секрет доверия Принцессы оказался древним, как человеческий род: она влюбилась. «Кому же мне верить, если я не буду верить даже вам?» — трепет и горячий взгляд, с которыми были сказаны эти слова, не оставляли места для сомнений.

Злыдни болотные, этого ещё не хватало! Что теперь с этим делать?! Между ним и Эрикой ничего не будет, ничего не может быть, он — последний мужчина, с которым стоит связываться наследнице Индрийского трона. Никто не позволит ей остаться с ним, об этом нелепо даже думать! Она выйдет замуж за свою ровню и лет через двадцать станет Королевой. Он — продолжит странствовать по свету, находя утешение в объятиях скучающих молодых вдовушек и разбитных мещаночек, охотно меняющих свою благосклонность на развлечения и подарки. Многоликого бросало в жар, стоило ему представить, что безумные желания, одолевающие его с прошлой ночи, ночью нынешней могли бы осуществиться. «Протяни руку и возьми!» Но он бы умер со стыда, если бы отплатил Эрике за своё спасение тем, что соблазнил её и разбил ей сердце.

Он обошёл деревню, дабы удостовериться, что всё в порядке. Лагоши спали мёртвым сном в белёсом лунном свете; казалось, кроме Принцессы и Многоликого, в них нет не души. Но Феликс понимал, что это обманчивое впечатление. К старухам, доживавшим здесь свой век, вполне могли прибавиться охотники. Как знать, вдруг завтра кто-нибудь наблюдательный не только заметит дым из трубы, но и удивится тому, что обитатели дома на отшибе ухитрились не оставить следов на снегу? Вызывать удивление не хотелось — пришлось, утопая по пояс в сугробах, протаптывать тропинку от крыльца до санного пути. Это было бестолковое и утомительное занятие, но оно, по крайней мере, отвлекло Многоликого от мыслей о его спутнице.

Вскоре Феликс успокоился и даже почти убедил себя в том, что выдал желаемое за действительное. Она не признавалась ему в любви; она, бедняжка, просто-напросто устала и переволновалась, от этого — и дрожь в её голосе, и лихорадочный блеск в глазах. А он, дурак, успел сочинить целую драму! И даже если ему не померещилось… что такого? Молоденьким девушкам свойственно влюбляться в романтических героев. Но он-то — не безусый юнец, не знающий, как отваживать влюблённых дам; неужто не сумеет показать ей, что не так хорош, как она себе вообразила? Сейчас главное — надёжно её спрятать… не только от королевских ищеек, но и от самого себя.

Продрогнув оттого, что в сапоги насыпался снег, и решив, что прошло достаточно времени, чтобы Эрика успела улечься и уснуть, Многоликий вернулся в дом. В комнате было так тепло, словно она не стояла нетопленой несколько недель подряд, на столе мирно горела керосиновая лампа под матовым стеклянным абажуром, на сундуке у печки лежала, свесившись до полу, широкая темно-серая юбка. И пахло здесь теперь всё теми же нежными белыми цветами — должно быть, их запах следовал за Принцессой повсюду. У Феликса даже сердце защемило от этой идиллической картины. Эрика спала, свернувшись калачиком под одеялом, роскошные волосы разметались по постели. Он вспомнил, как совсем недавно прикасался к ним, помогая разобрать причёску, и с трудом преодолел искушение сделать это ещё раз.

Нельзя. Ничего нельзя. И даже смотреть на неё лишний раз не стоит!

…Спи, малышка, сладко,

И проснись счастливой…

«Спи! Я тебя не трону. Ты не моё сокровище — я верну тебя в замок Эск в целости и сохранности!»

Теперь нужно придумать, где поселить Принцессу на те недели или месяцы, пока её отец разбирается с интриганами. Многоликий был абсолютно уверен, что Скагер выйдет из этой схватки победителем, но не знал, сколько она продлится, учитывая, что против Короля играет Мангана. А вот ищейки, посланные за сбежавшей наследницей, наводнят страну уже завтра. Обычного человека проще всего было бы спрятать в Белларии, Наррахе или другом крупном городе — помочь затеряться среди других людей, да и все дела. Но портреты её высочества регулярно печатают в газетах, так что в Индрии это лицо знает каждая собака. Пожалуй, Принцессе вообще не стоит оставаться в родной стране. Придётся нарушить данное Джердону слово и наведаться в Империю. Многоликий понимал, что если его схватят по ту сторону границы, это плохо кончится — Император не простит обмана. «Но я буду очень осторожен, — сказал себе Феликс. — Отвезу девочку в безопасное место и сразу уеду, ни во что больше не ввязываясь!»