Запах разума

Я остался сидеть около Дениса, который скрутился в позу эмбриона, поджал ноги, обхватил себя руками и спал, вздрагивая во сне. Странное насекомое - толстая мохнатая туша на широких бархатистых крылышках, размером с полпальца, не меньше - с отвратительным гудением спикировало на него, и я отшвырнул тварь рукой. Мне не хотелось, чтобы Дениса, вдобавок к отравлению, укусило что-нибудь ядовитое.

Отвлекли меня от наблюдений и разбудили Дениса победные вопли Калюжного - так, вероятно, вопил Тарзан. Денис подскочил, протирая глаза, - и я оглянулся. Из кучи травы у ног Калюжного поднимался тоненький дымок.

– Ты поэл, да?!
– орал Калюжный в упоении.
– Я сказал, что зажгу, блин! Тащите дрова, ёлки!

– Сергей, - сказал я прочувствованно, - это замечательно, ты гений!
– и сгрёб несколько пересохших палок в поле зрения.
– Держи.

Калюжный взглянул на меня с неописуемым выражением триумфа. Я принялся собирать хворост. Кудинов, который успел отойти довольно далеко, прибежал на вопли, далеко разнёсшиеся по воде, - и тут же присоединился ко мне. За пять минут мы успели нагрести целую кучу щепок, палок, сухих корней и ещё какого-то деревянного лома, принесённого на наш песчаный бережок водой.

Я не сомневался, что искру Калюжный выбил случайно. Но чтобы сказать ему об этом, нужно совсем не иметь сердца - он был совершенно искренне счастлив. Не без повода: через несколько минут у нас на берегу горел небольшой, но уверенный костерок, а Сергей принимал поздравления, сияя, как солнце.

И автоматически почёсывая щёку. Мне это не нравилось.

С другой стороны, Денис, которому удалось подремать около часа, сел рядом с нами у огня. Кажется, ему стало полегче; меня это успокоило - по-моему, плохое самочувствие при отравлении должно прогрессировать.

Мы выкопали около костра глубокую ямку, обложили её стенки камнями и уже собирались налить туда воды, как мне вдруг пришла ещё одна мысль.

– Может, её очистить?
– сказал я.
– Сделать фильтр?

На меня обернулись.

– Насыпать песку в рукав, - пояснил я.
– И процедить воду через песок и два слоя ткани. На сколько-нибудь она ведь станет чище?

Даже Калюжный вытянул большой палец, а Виктор хлопнул меня по спине:

– Соображаешь, салага.

Это были приятные хозяйственные хлопоты, за которыми забывалась вся безнадёжность нашего положения. Я процеживал через собственный рукав воду, которую Сергей и Виктор таскали в пригоршнях, Денис следил за костром, подкладывая веток. По-моему, затея с фильтром удалась: вода в нашей ямке казалась прозрачнее, чем в реке, даже на глаз, а на рукаве остался довольно толстый слой зеленовато-бурого налёта.

А меня осенило снова. Я был в ударе. Мне показалось, что это - новое проявление dИjЮ vu, тем более, что вереница микропредсказаний как-то прервалась, поутихла.

– Ребята, - сказал я, - надо вытащить из костра несколько углей, которые уже полностью прогорели, и съесть их.

– Артик!
– восхищённо завопил Виктор, который, кажется, моментально уловил мою мысль.
– Ну ты даёшь! Ты - прям в корень зришь, ёпт! Активированный уголь? От живота помогает?

Я не стал вдаваться в подробности. От живота - так от живота. Активированный - так активированный. Лишь бы сработало.

Оказалось, что кипятить воду камешками - дело техники. Надо только выбрать пару удобных щепок, чтобы поднимать камешек, как суши - китайскими палочками. Вот как мы будем пить кипячёную воду - это ушло из виду. Кудинов предложил сворачивать фунтиком широкие глянцевые листья какого-то местного растения. Я помял такой лист в руках, понюхал - вроде бы сок не раздражал кожу, а запах был обычным запахом свежей зелени. Похоже, эти листья не были ядовиты; я согласился с Виктором.

В фунтик из листа помещалась примерно столовая ложка воды - и пришлось ждать, когда кипяток остынет. Но это не имело ни малейшего значения - все как-то успокоились, умиротворились. Мы грызли кусочки угля, вымазали физиономии а-ля спецназовцы на задании, пили кипячёную воду, в которой, не сомневаюсь, был песок, но, скорее всего, не было совсем уж убийственной живности... Калюжный вспомнил о раке.

– Я его выпустил, - сказал я.
– Не злись. Сегодня нам лучше ничего не есть, если не хотим изойти на дерьмо, а до завтра он в плену не доживёт. И по-моему, он не больше рак, чем тот паук. Вовсе не факт, что это - приемлемая пища, даже если мы его сварим.

Калюжный сморщился, но особенно возмущаться не стал: меня поддержал Денис:

– Какой это рак, Серёжа! У него фары, как у навозной мухи... а брюхо - вроде, гнойное какое-то...

– Ша!
– подытожил Виктор.
– Нахрен. Завтра попробуем рыбы наловить. А сегодня лечим понос, засранцы, - и начал грызть кусочек угля с видом отца-командира, подающего пример подчинённым.

Калюжный угомонился и стал развивать мысль, как можно сварить уху в нашей ямке для кипячения. Мне это показалось слишком самонадеянным, но я не стал его разубеждать. Сергей чувствовал себя укротителем огня; если бы не щека, видимо, ему было бы совершенно прекрасно.

А щека распухала.

– Дай взглянуть, Сергей, - сказал я, в конце концов.
– Пока светло.

– Обойдусь, - отрезал Калюжный.
– Отвали.

Я не стал настаивать.

Виктор и Сергей отправились бродить вокруг костра в поисках более длинных и прочных палок, чем те, что валялись на отмели - за неимением лучших средств защиты они решили сделать копья. Добыть подходящий материал оказалось совсем непросто: длинных, прямых и прочных палок нам не попадалось, больше - причудливо изогнутые коряги, лианы разной толщины, гибкие, как шланги или хлысты, упругие прутья... Ребята попытались спилить ножом высокое тонкое деревце, но древесина оказалась неожиданно прочной, а из разреза полился чудовищно липкий сок, от которого мы еле оттёрли пальцы.

В конце концов, Калюжный подобрал корень с довольно длинным куском ствола, обрезал торчащие отростки - и вышла дикая палица, вполне годная для какого-нибудь неандертальца. Виктор долго над ним издевался, но в насмешках мне послышалась тень зависти: он сам не нашёл ничего более подходящего, чем довольно короткая белёсая щепка. Виктор заострил её и обжёг, но этот импровизированный кинжал его явно не устраивал.

Мы с Денисом собирали хворост, перебирали деревяшки - и набрали целый ворох горючего, бесполезного во всех прочих отношениях. Я разыскал несколько длинных палок, но они оказались безобразно хрупкими... Из нас не вышло носителей копий.

А день потихоньку сворачивался в сумерки. Вокруг нас завилась стайка насекомых покрупнее, чем дневные мошки - подозрительно похожих на местный аналог комаров или москитов. Разницу мы выяснили очень быстро. Во-первых, кусались они больнее, и на месте укуса сразу вспухал волдырь, как от укуса слепня. Во-вторых, мы рассмотрели пару пришлёпнутых: что-то комариное в них было, тоненькие ножки, тоненькие крылышки - но ножек, как мне показалось, перебор.

Восьминогие москиты местных джунглей. Гнус отвратительный. Зараза...

Мы подбросили в костерок свежей травы, чтобы дымил. Летучие вампиры отдалились на некоторое расстояние, выжидая, когда кому-нибудь из нас приспичит по нужде. Дожидались...

Я по-прежнему чувствовал себя лучше всех. Ближе к ночи снова прорезались микропророчества: я знал, что у этого мира два спутника, раньше, чем они появились на небе: тонкий длинный серпик побольше и, чуть ниже, почти полный диск значительно меньше. Громадная белая звезда мерцала под ними, над гаснущей полосой зари.