Запах разума
Шрифт:
Я успел отловить воздушный шар, медленно плывущий в тихом предзакатном небе цвета лепестков чайной розы. Кишащих красных сороконожек в чьей-то протянутой обезьяньей - точнее, лицинской - ладони. Гирлянды из живых белых цветов. Шествие громадных, ростом с небольшой огурец, муравьёв, несущих что-то вроде кукурузных початков. Аквариумы в человеческий рост, полные какой-то спутанной зелёной и бурой травы... на них я, кажется, окончательно заснул, но карусель цветных картинок неслась и во сне - я смутно помню ощущение от мелькающих кадров, но напрочь забыл и сами образы, и свои впечатления от них.
Потом
Веки разлеплялись тяжело, словно склеенные. Но, увидев Дениса, я рывком вернулся в реальный мир.
Одеяние Диньки было рыцарское: кроссовки, чудесным образом чистые белые форменные труселя - и пончо-сеточка из каких-то кручёных золотистых нитей, с кисточками понизу, с бусинами и узелками. И всё. А простецкая его физиономия сияла.
Денис сидел на полу, а рядом с ним стояло большое стеклянное блюдо с, кажется, чипсами. С золотистыми ломтиками, от которых пахло жареным маслом. Но чипсы никто не ел: Кудинов и Калюжный уставились на Диньку спросонья, очевидно, так же оторопело, как и я.
– Вы выспались?
– весело спросил Денис.
– Вас звали ужинать, но Гзицино сказала, что вы, может быть, не пойдёте - и прислала печенья сухим пайком, - и рассмеялся.
– Они думают, что вам надо прийти в себя до вечера, а уже ведь вечер, на самом деле. Хотите подняться на крышу? Там круто, увидите, как мать Цвика сюда едет - ну и ещё кто-то с ней, кого мы не знаем...
– Так, ша!
– окончательно проснулся Кудинов.
– Ты, салага, почему в таком виде?
Денис смущённо ухмыльнулся и пожал плечами.
– Я Цвику сказал, что в одеяле ходить неудобно. Трусы уже очистили, а остальные шмотки - ещё нет.
– Как это - увидим, как едет?
– спросил Калюжный.
– Это сколько ж времени она будет ехать?
– Не знаю, - сказал Денис невозмутимо.
– Мне кажется, воздушный шар приземлить - это не быстро. Там, на крыше, у них причал для воздушных шаров... Знаете, мужики, Цвик не может сказать "шар", у них буквы "ше" в языке нет, а "аэростат" - может. Только у него получается "аэроздад", - и хихикнул.
Не знаю, как прочие, но лично я ощутил, как мой ум заходит за разум. От всей этой обстановки, от того, что трусы уже очистили, а прочие шмотки - нет, от того, что мать Цвика едет сюда на воздушном шаре, а на крыше причал, от того, что Денис так обо всём этом болтает, будто рассказывает, как покупал в ларьке банку "колы"...
Он был феноменально спокоен. И весел. И отчего бы ему грустить?
– человек спокойно общается с инопланетянами, объясняет им, что ему надо, а они дружески делятся собственными планами. Почему бы и нет?
– Погоди, - сказал Виктор и потряс головой.
– А откуда ты знаешь, что на возд... на аэростате - его мамаша? Он тебе сказал?
– Ну да, - кивнул Денис.
– А ему - Лангри и Золминг полосатый. Золминг - из взрослых мужиков, их ещё человек пять пришло, они что-то делали в лесу. А про воздушный шар и про Цвикову мамашу они узнали по грибам.
– Чё?
– спросил Калюжный.
У него
было такое лицо, что я снова его пожалел.– У здешних, кстати, по-моему, нет слова "мамаша", - сказал Денис.
– Или у них "мама" и "сумка" одно слово, я недопонял.
– Мама и что?
– спросил Виктор. Его лицо сделалось таким же потерянным.
– И сумка, - повторил Денис.
– Они сумчатые, мужики. Как кенгуру. У их девушек маленькие сумочки на животе, понимаете? Совсем маленькие и плотно прижаты, поэтому не очень заметные. А соски - там, внутри, поэтому и фигуры такие странные...
И тут у Калюжного случилась-таки истерика. Он заржал с привизгом и навзничь завалился на мох, размахивая руками:
– Сумки! Кенгуру! Кенгуру, ёлки! Сиськи в сумке!
– всхлипывал он и колотил по полу кулаками.
– Мамка с сумкой! Охренеть!
Виктор наблюдал с растерянной ухмылкой и, когда Калюжный немного успокоился, спросил:
– Ладно. Мамки с сумками - это я понял. А как они узнали по грибам, Динь?
Калюжный приподнялся на локте:
– Ясно как. Нажрались, ёлки, и заторчали!
– и снова гыкнул, уже устало.
Денис посмотрел на него с укоризной:
– В подвале у них - грибной муравейник, - начал он объяснять, и тут пробило меня.
Я сам не пойму, почему это было так дьявольски смешно. Видимо, это тоже был выход эмоционального и интеллектуального шока: Динька, с серьёзным видом говорящий дикие вещи. Единственное, на что меня хватило - это попытаться быстрее взять себя в руки. Денис смотрел хмуро, почти сердито, с выражением: "Я серьёзно, а вы ржёте, как идиоты", - и был в своём роде прав.
– Ты начал про муравейник, - сказал я, отчаянно пытаясь не расхохотаться снова. Я вдруг оказался в том состоянии, которое вызывает смех от любого пустяка. Только палец покажи...
– Муравейник, - терпеливо продолжил Денис, - а вокруг грибница. За ней ухаживают муравьи. Ребята спустились в подвал, а муравьи принесли Золмингу два грибочка, вот таких, с ноготок. Он их понюхал и догадался, что мать Цвика собирается приехать...
– Стоп, - Виктор прищурился.
– Ты сам-то понял, что сказал?
– А что?
– удивился Денис.
– Я говорю, они узнали по грибам. Понюхали - и догадались. И Цвику давали нюхать. Он обрадовался.
Мы переглянулись.
– Это технологии, да?
– спросил Виктор.
– Какие-то здешние технологии, что ли? Чтобы гриб понюхать и...
– Надо быть Диней, чтобы всё это спокойно воспринимать, - сказал я.
– Очевидно, технологии. Только не спрашивай, как именно можно догадаться о чьём-то приезде, понюхав гриб.
– Давайте поднимемся на крышу, мужики?
– снова попросил Денис.
Я потрясённо понял, что ему, в сущности, пока всё равно, каким именно образом его приятели-лицин получают новости, нюхая грибы. Он просто собирает информацию о мире. И, пожалуй, он прав. Инопланетянин видит, как человек смотрит на термометр за окном и говорит: погода нынче тёплая - наверное, инопланетянину в первый момент не особенно важны строение и принцип работы термометра. Вещь, с помощью которой здешние жители узнают температуру воздуха - и предовольно пока. Ну, так грибы - вещь, с помощью которой здешние жители узнают новости. И хватит.