Записки Джека-Потрошителя

Вскоре они уходят вдвоем по направлению к клубу социалистов, а Маршалл возвращается к себе в дом.

Социалисты один за другим расходятся по домам, и мужчина в матросской шляпе будет не последним, кто воспользуется услугами Страйд в этот вечер. Кэтрин Лейн оказалась права, это место безопасно и прибыльно — жаль, что собрания клуба приходятся лишь на субботу. Продолжает накрапывать мелкий дождь, но Страйд не намерена сдаваться, пока остается надежда раздобыть еще хоть немного денег.

В двенадцать тридцать пять констебль Уильям Смит проходит по Бернер-стрит, где обращает внимание на женщину в черном, беседующую с мужчиной возле здания клуба. Констебль замечает букетик, приколотый к жакету женщины, и саквояж в руке ее спутника. Не видя ничего предосудительного в их поведении, Смит направляется дальше по своему маршруту. Мужчина и женщина провожают его взглядами.

– Элизабет?

Она обернулась, и на ее лице отразилось замешательство, которое тут же сменилось смущенной улыбкой.

– Это вы… Я не ожидала увидеть вас здесь.

– Почему вы нас оставили?

– Мне очень неловко, — она оглядывается по сторонам, избегая смотреть в мои глаза.

– Почему вы ушли, Элизабет?!

– Мне стало страшно… Я не знаю, отчего. Я не хотела, клянусь, но мне нужно было уйти, потому что… Майкл попал в переделку.

– Майкл?

– Майкл Кидни, сэр! Он мой друг, мы живем вместе, сэр. Я здесь его жду.

– Не лги мне, Элизабет!

Она краснеет и вскидывает голову:

– Я не лгу, сэр.

– И много ты берешь за свои услуги? — Я оглядываю улицу, она пуста; только что прошел констебль.

Она заливается краской и смущенно поправляет букетик на своей груди.

– Что вы, сэр!

– Хорошо, а как быть с вещами, которые ты стащила?

— Я не воровка, сэр… Прошу, не говорите так!

– Конечно, нет. Ты просто позаимствовала кое-какие безделушки, я не сержусь на тебя. Ты видишь, я мог бы сказать тому констеблю, что ты сделала, но не стал!

– Да, вы очень добры, сэр, — бормочет она и пытается сменить тему — ох уж мне эта вечная женская уловка. — Вы не сказали, сэр, что вы здесь делаете так поздно?

– Ты и не спрашивала, Элизабет! Возможно, я искал тебя.

– Вы не могли знать, где я. Кто вам это сказал?

– Может быть, я догадался. Скажи, ты ведь заглядывала в ту комнату? Ту, что за стеной в коридоре. Как ты ее открыла?

– Она не была заперта, сэр… Но как вы узнали?!

– Ты сказала о ней кому-нибудь еще?

– Нет, сэр, я… Мне показалось, что там все очень странно, и я испугалась. Я простая женщина, сэр, я ничего не понимаю в таких вещах.

– Ты уверена, что никому ничего не сказала?

– Сэр, вы меня пугаете, я закричу!

– Зачем? Разве ты не хочешь заработать немного денег? Тебе ведь нужны деньги, не так ли? Я дам тебе фунт, даже два — за молчание.

– Сэр…

– Это всего лишь сделка, и очень выгодная для тебя. Кажется, там кто-то идет. Думаю, нам не стоит никому попадаться на глаза, верно?

– Да, наверное… — Желание получить деньги явно пересиливает ее страх.

И я знал, что будет именно так…

В час ночи Кэтрин Эддоуз покидает свою камеру, ее нисколько не смущает случившееся — Кэтрин не раз уже приходилось проводить время за решеткой после попоек. Она спокойно интересуется у констеблей, который на дворе час.

— Слишком поздно, чтобы ты могла разжиться дополнительной выпивкой! — сообщает ей Хатт.

Кэтрин задумывается.

— Черт, дома-то мне теперь достанется… — бормочет она себе под нос.

— И поделом, — Хатт ей не сочувствует. — Незачем было так надираться!

Прежде чем выпустить женщину на свободу, сержант Бифилд проводит краткий допрос — его интересуют ее имя и адрес. Кэтрин Эддоуз уверенно заявляет, что зовут ее Мэри Энн Келли, а живет она на Фэшн-стрит, дом 6. И то и другое, разумеется, ложь, но Бифилд не будет проверять ее показания, и Эддоуз это знает. Она останавливается возле небольшого зеркальца в углу комнаты и поправляет свои темно-рыжие волосы.

Спустя десять секунд Хатт открывает двери участка и выпроваживает Кэтрин на улицу.

— Тебе не следует больше пить, — напутствует он ее. — Прошу, иди домой.

— Хорошо! — отвечает Эддоуз. — Спокойной ночи, старый индюк!

Выйдя на улицу, она останавливается, чтобы поправить свои юбки. Если бы полицейским вздумалось обыскать ее, то в двух объемистых мешках под юбками они обнаружили бы оловянные коробки с сахаром и чаем, две глиняные курительные трубки, шесть кусков мыла, нож и ложку. Там же лежит банка для горчицы, в которой Кэтрин держит две закладные — на фланелевую мужскую рубашку (31 августа выписана на имя Эмили Баррелл) и на пару мужских ботинок (на имя Джейн Келли, 28 сентября). В обоих случаях Кэтрин Эддоуз указала ложные имена и адреса.

Кроме того, у нее есть небольшой шарик гашиша. В конце XIX века наркомания еще не рассматривается в качестве серьезной общественной угрозы, хотя Томас де Куинси написал «Исповедь англичанина, любителя опиума» более чем за шестьдесят лет до того, как на улицах Лондона появился Джек-Потрошитель. Опиум в виде настойки лауданума продается в аптеках, и многие джентльмены, подобно Фрэнсису Томпсону, проводят свободное время в опиумных курильнях; [16] приобрести шарик гашиша также не представляет никакого труда, поэтому Кэтрин Эддоуз в любом случае не грозит никакое наказание.

16

Фредерик Эбберлайн, посещающий курильню в фильме «Из ада» (2000) — выдумка, не имеющая ничего общего с реальностью. Для инспектора Скотленд-Ярда подобное поведение было недопустимо!

В час ночи, как раз когда Кэтрин Эддоуз выходит на свободу, Луис Димшутц, управляющий клубом социалистов, живущий вместе с семьей в том же здании, возвращается домой в двухколесной повозке, которую тащит пони. Димшутц торгует бижутерией на рынке Уэстоу-Хилл возле Кристалл-Палас. В руке у него кнут, но он никогда не бьет им животное — послушному пони достаточно легкого тычка, зато на улице, если понадобится защищаться, кнут может послужить настоящим оружием.

Он сворачивает с Коммершл-роуд на Бернер-стрит и подъезжает к зданию клуба, где в этот поздний час все еще слышна музыка. Окна клуба по-прежнему ярко освещены. Ворота двора каретника Датфилда распахнуты настежь, хотя обычно их запирают в девять вечера. Димшутц удивлен, он выходит из повозки и, взяв пони под уздцы, вводит во двор. Здесь темно, хоть глаз выколи, да и дождь продолжается. Почти сразу за воротами животное внезапно останавливается и отказывается двигаться дальше. Димшутц моргает, ожидая, пока глаза привыкнут к темноте, потом, тихо ругаясь про себя, наклоняется и тычет рукояткой кнута в то, что он принял за большой черный мешок. Почти сразу же он понимает, что перед ним женщина, которая лежит на левом боку, лицом к стене и, кажется, мертвецки пьяна. Луис идет в клуб и спустя минуту возвращается со свечой, которую заботливо прикрывает рукой от дождя. Он вновь наклоняется к лежащей на земле женщине и, потянув за плечо, переворачивает ее.