Записки Джека-Потрошителя
Шрифт:
— Я хотел бы продолжить, с вашего позволения. Наш друг Джеймс Стивен, помнится, написал в свое время поэму, в которой некий мужчина убивает десятерых проституток.
Джеймс Стивен пожимает плечами.
— Да, но этого недостаточно для обвинений, мой дорогой!
— Естественно, я ведь только подыскиваю мотивы.
— У меня их нет.
— А ваше падение с лошади? Вдруг вам что-то с тех пор чудится, вроде голосов, которые слышит доктор Лиз! Вы могли изучить анатомию, это совсем нетрудно.
— Я согласен с Дарлингом — это не смешно, Сикерт!
— Полно, полно. Перейдем к нашему другу
Томпсон мрачно смотрит на него.
— И наш друг Дарлинг живет одиночкой, у него могут быть какие-то тайны, которые он тщательно скрывает от нас. Почему вы так редко вспоминаете об Америке, Гарольд?
Дарлинг в ответ кривит губы в усмешке.
— И только у Эдди твердое алиби — его не было в Лондоне во время убийств, — заключает Сикерт и довольно оглядывает всех.
— Вы чудовище, Уолтер!
— Благодарю вас и прошу не обижаться, я всего лишь хотел вас развлечь.
В тот же день Центральное агентство новостей получит еще одно послание от Джека-Потрошителя. В отличие от первого письма, это появится на страницах вечернего выпуска «Стар» в тот же день.
«Я не обманывал Дорогого Старого Босса, когда обещал, что вы скоро услышите о проделке дерзкого Джеки. Завтра я все повторю. Номер один завизжала, и я не успел сделать все, что хотел, — пришлось удалиться. Не было времени, чтобы забрать уши для полиции. Спасибо, что придержали письмо, пока я не взялся за работу. Джек-Потрошитель».
Полиция продолжает опрашивать свидетелей. Инспектор Эбберлайн разговаривает с Димшутцем, нашедшим тело Элизабет Страйд.
— Раньше я никогда не видел ее на этой улице, — повторяет тот. — Она выглядит респектабельнее, чем все те дамочки, что здесь обычно ошиваются. Вы понимаете, что я имею в виду?
— Вполне, — кивает Эбберлайн.
Он разговаривает с Израэлем Швартцем, актером, который незадолго до убийства видел, как на Бернер-стрит какой-то человек ссорился с уличной девкой, но Швартц испугался и ушел оттуда. Актер кажется искренним, но его показания не особенно помогают полиции — он находился далеко от этих людей и в сумерках не мог хорошо разглядеть их лица.
Эбберлайн беседует с членами социалистического клуба — евреями, поляками, русскими. Во время убийства никто из них ничего не слышал — в клубе играла музыка, которая заглушала все уличные шумы.
Тем временем коронер Уинн Бакстер ведет следствие по делу женщины, убитой на Бернер-стрит (ее имя до сих пор неизвестно). Как и прежде, он принимает свидетелей в комнате Александры в Институте трудящихся.
— Я доктор Джордж Филлипс, врач и хирург. Утром в воскресенье, в десять минут второго полиция вызвала меня на Бернер-стрит, дом № 40. Я немедленно оделся и отправился на место. Было час шестнадцать, когда я прибыл туда, — я смотрел на часы. Женщина, как мне показалось, была проституткой. Она не была похожа на еврейку, скорее уж на ирландку, ее горло было перерезано, поверхностный осмотр не выявил никаких
других повреждений.— Сколько, на ваш взгляд, прошло времени с момента смерти женщины?
— От двадцати минут до получаса. Я думаю, она могла умереть не сразу, поскольку шея была разрезана только с одной стороны и артерия была рассечена не полностью.
— Что вы еще можете сказать по поводу убитой?
— Я обратил внимание на цветок, прикрепленный к груди, и на пачку освежающих таблеток в ее руке. Я думаю, что убийца использовал шелковый платок на ее шее, чтобы запрокинуть ей голову, и затем нанес удар. Я не думаю, что он при этом испачкался кровью. Судя по всему, он очень осторожен и старается избежать попадания крови на одежду. С другой стороны — рука убитой была слегка испачкана, что указывает на попытку сопротивления.
— Из ваших слов следует, что вы считаете, будто ее убийство совершено тем же человеком, что убил других женщин в Уайтчепеле за последние несколько месяцев?
Я в этом не сомневаюсь, равно как и в том, что он умеет обращаться с ножом. Я хочу сказать — это было сделано умелой рукой.
— Я Уильям Маршалл, сэр. Живу на Бернер-стрит, 64 и работаю на складе индиго. Я осматривал тело в морге. Это та женщина, которую я видел ночью в субботу.
— Где вы ее видели?
— На нашей улице, за три двери до моей. Было где-то без четверти двенадцать. Она стояла на тротуаре с другой стороны улицы, на ней была черная шляпка. Она была с мужчиной, они простояли минут десять невдалеке от клуба, и я не видел, чтобы они ссорились.
— Когда вы ушли в дом, вы ничего не слышали?
— Нет, сэр, до того момента, как на улице закричали об убийстве. Это было уже после часа ночи.
Констебль Уильям Смит сообщает, что приступил к патрулированию в десять вечера и видел убитую женщину в компании джентльмена, лица которого не разглядел, хотя успел заметить, что он носит бакенбарды.
Коронеру Бакстеру также приходится иметь дело с истеричными личностями, уверенными, что женщина на Бернер-стрит была их знакомой или родственницей. Один из таких джентльменов со слезами на глазах уверяет коронера, что убитая — его сестра.
— Я почувствовал это, сэр! Я проснулся посреди ночи, и мне показалось, что кто-то прикоснулся к моей груди, и последовало три отчетливых поцелуя…
— И что это значит? — недоуменно уточняет Уинн Бакстер.
— Как вы не понимаете? — посетитель досадует на его недогадливость. — Она приходила ко мне попрощаться!
Бакстер, который по роду службы должен документировать любые показания, каллиграфическим почерком заносит слова свидетеля в свою тетрадь. К сожалению или, вернее, — к счастью для странного посетителя, женщина в морге — не его сестра.
Наконец перед коронером появляется более стоящий свидетель, господин Свен Оллсен — клерк Шведской церкви, который заявляет, что знает женщину, которую видел в морге.
Он сообщает, что «урожденная жительница Лондона» Элизабет Страйд родилась в Швеции 27 ноября 1843 года на ферме к северу от Гетеборга, ее девичья фамилия была Густафдоттер.
— Откуда у вас все эти сведения? — интересуется Бакстер.
— Из регистрационной книги нашей церкви.
— Вы ведете регистрацию всех членов вашей церкви?