Записки гробокопателя

– Не беги - упадешь!

– Теперь я хочу смотреть, как ты живешь!
– вскинулась Габи.
– Сейчас!

– Ну...
– с усмешкой протянул Юрка.
– Поедем. Только у меня не прибрано. Эх... Жалко, пожрать не поели.

– Твои чувства низки! Что ты думаешь все время жрать!
– И вдруг, неожиданно прильнув к Юрке, она замерла. Постояла так несколько секунд.

Юрка, не зная, что делать, погладил ее по чуткой тонкой спине, по голове... Затем она так же резко оттолкнула его.

– Я хочу, что мы наконец уже едем.

В поезде Габи укачало, и она заснула на плече у Юрки. Было очень приятно чувствовать совсем рядом ее душистую легкую голову. На виске под загорелой отполированной кожей пульсировала голубая жилка.

5

Ну ладно, ладно тебе!
– Михаил Васильевич заслонился от Коти, кинувшегося ему на грудь.
– Не кормил небось? Я ему кашки овсяной приготовил из костей. Хрипуха твоя звонила. Я говорю, на дачу выехал... Еще тещенька. Справлялась, как живешь, что кушаешь? Наведаться обещала. И меня одним разом полечит. Свет включи.

Юрка нашарил выключатель, но лампочка перегорела. Юрка открыл дверь в комнату, включил свет. Тут только Михаил Васильевич углядел Габи. И несколько опешил. Потому что наговорил лишнего, а одет был недостаточно: под распахнутым тулупом синие китайские подштанники и такая же рубаха навыпуск.

Михаил Васильевич попятился, пытаясь запахнуться; на груди тулуп сошелся, а на животе не получалось.

– Прошу пардону, не приодет, не думал, что... барышня.

– Это не главное, - Габи улыбнулась, подошла к старику поближе. Здравствуйте. Я есть Габриэль. Из ГДР.

– Как, как?

Габи повторила свое имя.

– А-а-а, так это вы утром-то звонили? А я думал, кто ж так рано... Все больше к вечеру названивают...

– Ну, ладно, Михаил Васильевич, - перебил соседа Юрка.

– Так, так...
– переводя взгляд с Юрки на Габи, забормотал Михаил Васильевич.
– На отдых к нам или по службе?

– Журналистка она, - сказал Юрка, затягивая Габи в комнату.
– В командировке.

Юркина комната неожиданно понравилась Габи. Понравилось, что квадратная, что с маленьким балкончиком на проспект Мира, который сегодня, к концу воскресенья, был тихий.

Из сыра и черствого хлеба Габи мгновенно приготовила в духовке вкусные крекеры. В сумочке у нее нашлись пакетики растворимого кофе. Она накрыла на журнальном столике и включила телевизор.

– Садись!
– сказал Юрка и потянул ее на тахту.

Не глядя на него, Габи медленно приблизилась к стене.

– О, о!.. Вас ис дас?

На стене на видном месте зеленым фломастером было написано: "Я тебя очень, очень, очень люблю!"

– Кри-пу-ха?! Шшайсе!
– прошипела Габи и трагическим движением опустилась в кресло.

Юрка уже знал, что это самое грубое у немцев слово, хотя в переводе на русский оно было довольно безобидное.

– Не сверкай очами, Габи, - пропел Юрка и погладил ее по голове.
– Хочешь, я тебя в маковку поцелую? А это дело мы замажем. Это же просто так... наскальные надписи. Давай лучше покушаем.

– А старик?
– Габи кивнула на дверь.

– Можно позвать. Михаил Васильевич!

На крик в комнату ворвался Котя.

– Найн!
– Габи отпихнула его перепачканную овсянкой морду.
– На-айн, майн клинер!

В открытую дверь постучал сосед.

Михаил Васильевич был в помятом костюме с галстуком. В руке он держал розовый графин.

– Наливочка вот, - он проковылял в комнату и поставил графин посреди столика.
– Дружок у меня сам изготавливает. На даче фруктов вырастит и делает. А может, кашки желаете? На мясном бульоне.

– Данке. Спасибо. Я устала головой, забываю по-русски.

– Я тоже на память страдаю, - покивал ей старик и сказал сурово: - Ты ему морду умой лучше, чем газетой шоркать.

Юрка увел Котю в ванную.

– Я вот по-немецки все вспомнить хотел. На войне-то знал, а теперь... Михаил Васильевич развел руками.
– Приятно было познакомиться, Габриэла?.. Как по батюшке? Отца как зовут?

– Мартин.

– Габриэла Мартыновна. Вы тут выпейте со свиданьицем, а я пойду: к вечеру мочи нет - ноги грызет. Ноги-то побитые.

– Уходите уже?
– сказал Юрка, пропуская соседа в дверь.

– Башмак надо кончить, завтра на сельхозвыставку намереваюсь.

Сосед ушел. Габи выключила телевизор. Скинула туфли, сразу стала маленькая.

– И чего ты на каблучищах маешься?
– удивился Юрка.

– Ты есть причина, что я себя заставляю мучить мои ноги. У меня ноги короткие!

– Отрастут, какие еще твои годы...
– пробормотал Юрка, ловя себя на том, что говорит словами Роста.
– А хочешь, положи их повыше, Вита всегда так делает.

– Вита? Майн гот!.. Я знала!.. Я говорила!..

– Габинька...
– Юрка подошел к ней и обнял за плечи.
– Ну, что ты! Это же Вита.

– Устала... Было так много окружающих... Скажи еще: почему Рост так странно одетый?
– Она достала круглую красную жестяночку с вьетнамским бальзамом и помазала себе виски.
– Он хиппи?

– Ну, ты даешь!.. У него две дочери! Взрослые! В институте учатся. Две-е. Цвай!

– Не говори со мной, как с дуркой, я тебе дам один шаг в зад! Я умею!..

– Ты меня лучше шпагой заколи. Только она гнется. На!
– Юрка достал из шкафа старинную шпагу с потемневшим лезвием.
– Рост подарил. Он на ней шашлыки жарил.

– Вар-вар!
– простонала Габи.
– Это раритет. Это надо декор.
– Она отыскала над тахтой гвоздик и повесила шпагу за эфес.

– А если ночью по головушке?

– Слушай, ванна где есть?
– устало спросила Габи.
– Я зовсем разбита... Открой окно, чтобы люфт... хунд спит...

– Я ничего не поняла здесь в тот раз, - сказала Габи на остановке автобуса. В глазах ее стояли слезы. Говорила она тихо и все время держала Юрку за руку.
– Ни-че-го...
– Она с ненавистью посмотрела на приближающийся автобус.
– Ты сейчас вернешь Котю домой и потом?

– На работу.

– О майн клинер...
– тихо прошептала Габи, непонятно к кому обращаясь: то ли к Юрке, то ли к терьеру...