Записки империалиста

Они должны были начать вносить понимания момента в головы тех, кто возомнил себя выше других. В том числе и закона. А ведь закон в России сейчас это, — Я. Как бы это громко не звучало. А перед законом, значит, мною, должны быть все равны. Вот такой вариант правового государства в девятнадцатом веке. И реализовывать его придётся жёстко. Покруче, чем начал своё правление, Николай I-й. Иначе ни как. Другого варианта пока нет, а, может для России, и вообще не другого.

Приняв доклады, отдав распоряжения, пообедав, и устроив себе два адмиральских часа, я, и те, кто был со мной двинулись в Бахчисарай. Туда должны были прибыть 29 мая, Барятинский, Нахимов и Пирогов. Нам следовало озвучить проблемы, пути их решения, оценить силы и ресурсы, выработать план действий, чтоб с прибытием в Севастополь и армию начать его реализовывать. А также принять участие в одном важнейшем мероприятии, которое должно по моей задумке задать так, сказать тон как минимум на среднесрочную перспективу для будущих дел.

Бахчисарай встречал зеленью, кипарисами, пирамидальными тополями, деревьями, которые ещё цвели. М-м, какой аромат от них стоял!!! Сладкий, нежный, пьянящий! Сказка, просто! Да, и сам город был как из фильма про Алладина и царевну Будур. После Симферополя, который был европейским южнорусским городом, здесь будто попал на восток. Минареты, мечеть, надписи на арабском на стенах, расписные дома, узкие улочки с оградами из камня. Крымские татары в своей одежде, и на повозках с ишаками, которых охрана прижала к домам и оградам по пути моего следования. Под взглядами конвоя они быстро снимали свои каракулевые шапки, тюбетейки, фески и низко кланялись, принимая меня за очередного генерала. Только наверно очень важного, раз было столько охраны. Помню, помню как вы, крымцы, повели себя во время Крымской войны.

Это вы здесь в Бахчисарае тихие и смирные. Тут войск пруд пруди. А в горах, дальних аулах, Евпаторийском уезде и его округе уже тысячами идёте служить к союзникам. Нападения на имения, русские поселения, обозы, грабёж, насилие. Всё это вы уже совершили, и продолжаете делать. Делайте это… пока. Ближе к концу войны будет с вас спрос по полной, за всё.

Поскольку царям положено жить в дворцах, въехал я в Бахчисарайский дворец. Ну, после Зимнего, не сказал бы я, что дворец. Так сарайчик. Сарай по-тюрски дворец. Русские в издёвку наверно стали именовать свои хозяйственные постройки сараями. Мол, в сараях, дворцах, по-вашему, басурмане, скотину держим. В отместку за иго, ха-ха! Посмотрел я и знаменитый, бахчисарайский «фонтан слёз». М-м. Это точно не фонтан.

В 14–00 часов, 29 мая в прохладе Бахчисарайского пусть дворца был начат военный совет в составе: я, верховный главком, князь Барятинский, командующий Крымской армией, Нахимов, командующий Севастопольским гарнизоном в составе Крымской армии, и значит зам Барятинского, и ещё один его зам, Николай Иванович Пирогов, по медчасти. Так же штабные офицеры с трёх сторон, армия, начштаба армии Милютин, Севастополь, начштаба князь Васильчиков, и мои штабисты, которые уже потеряли столичный лоск и тон, и в Керчи нюхнули пороха. И стали превращаться в настоящих штабистов, а не академических. Некоторых, как не оправдавшие надежд, отправили в войска набираться опыта. Флот представлял… Нахимов. Истомина в Крыму уже не было. Он убыл на Балтику, подтягивать там боеспособность флота для будущих дел. Моё письмо успело спасти ему жизнь. Он уцелел, но, всё же частично. Вместо головы ему ядром оторвало кисть левой руки. Но, он уже был в строю. Братья Николай и Михаил, мои глаза и уши в Крыму и Севастополе тоже были здесь.

Когда, я вышел в зал, в ходе и после приветствий и поздравлений с победой у Керчи, все стали меня, не особо скрывая это, рассматривать, а я их в свою очередь. Вот, они, живые, Нахимов, Тотлебен, Пирогов, Барятинский, Милютин, Васильчиков. Я о них в книжках, читал, а, сейчас они стоят передо мной. Живая история и гордость России! А я их император. Да, выверт так выверт.

Красивые в своей мужественности, волевые лица, спокойные, уверенные взгляды, людей, которые знаю, что делают, и ради чего. И, что надо делать дальше, во, чтобы то не стало. Богатыри! Не то, что мы.

Они смотрели на меня. Загоревшего, поджарого, с причёской а-ля максимально короткий «бокс», усами вариант подкова. «Так, вот ты, какой…», читал я в их глазах. Особенно внимательно меня рассматривали братья и Барятинский. Они то Александра знали давно, и хорошо. По их взглядам, я понял, что не такого Александра, они думали увидеть. И ладно, война всё спишет.

— Что ж, господа! Сразу возьмём быка за рога. Ваши доклады я приму позже, — начал я.

— Первое, Севастополь должен устоять!

— Второе, что нужно сделать, чтоб Севастополь не был взят или оставлен.

— Третье, мы должны заставить противника обороняться, будучи сами в обороне. Для того, что Севастополь устоял, — изложил я цель и план нашей встречи.

— И вот, что для этого предлагается сделать, — и начал излагать наработки, мои и моих штабистов.

— Наполеон хочет успеха в войне, он ему нужен для дел политических, а новый командующий французской армии генерал Пелисье, очень хочет получить маршальский жезл. Виктории и Пальмерстону тоже нужно показать положительный результат войны. И для всего этого им нужно взять Севастополь. Поэтому будет штурм, и не один. Тут руку поднял Барятинский, я посмотрел на него разрешив говорить.

— Ваше императорское величество, по последним данным, полученным от пленных. У союзников ходят упорные слухи, что у Пелисье, после сведений о поражении в Керчи случился удар. Он уже несколько дней не появлялся в войсках, — сообщил он. Это новость вызывало радостное оживление у всех.

— Спасибо, Александр Иванович. Если, это так, то это нам на руку, — сказал я. И продолжил:

— Пока он придёт в себя или назначат нового командующего у французов, пройдёт время. А оно пока работает на нас.

— Ключевая точка, обороны Севастополя, Малахов курган. Что его взять противнику необходимо занять, столь успешно созданные Камчатский люнет, Волынский и Селенгинский редуты. Если они не будут заняты, шансы взять Малахов курган, и Южную часть Севастополя, резко уменьшаются, — говорил я.

— Люнет, редуты, курган надо всемерно укрепить. Всем что уже наработано здесь, так же новинками. Сил и ресурсов для этого жалеть нельзя, — и выразительно посмотрел на присутствующих.

— Я надеюсь, господа, что армия и флот в деле защиты Севастополя нашли общий язык, и окончательно стали соратниками, в общем, для всех нас деле, — произнёс я установку, надавив голосом и взглядом.

Далее мною было озвучена идея от том, что по опыту Керчи надо сделать артиллерийские буксируемые плоты, установить на них мортиры, корабельные, армейские, чтоб обстреливать левый фланг позиций союзников, и прикрывать огнём Волынский и Селенгинский редуты. На северном берегу у Инкермана установить батареи 18-ти, 24-х фунтовые орудия или 1 пудовые единороги. Дальность у них три с половиной или три версты, достанут до редутов и вглубь позиций противника. Для лучшей корректировки огня установить на батареях вышки.

Для прикрытия Камчатского люнета на высотах Южной бухты установить батарею… из 3-х пудовых береговых батарей и довести их дальность свыше трёх верст. Или хотя бы 1-пудовые единороги. Таких единорогов в береговой обороне Севастополе было 166 единиц, полупудовых, 34-е. 3-х пудовых пушек, 28-мь, 5-ти и 3-пудовых мортир столько же. Я не предлагал оголить береговую оборону, но, то, что флот противника вновь не полезет в бой с береговыми батареями, я знал точно. Эти орудия, корабельные 3-х пудовые мортиры, пушки, карронады переделанные в мортиры, доставленные из крепостей и армии осадные 5-ти и 2-х пудовые мортиры, пудовые и полупудовые единороги должны помочь достичь относительного паритета по тяжёлой артиллерии с союзниками, по крайней мере, в наиболее важных точках обороны. Мортиры и единороги ставить на закрытых позициях. Линию обороны, город и окрестности севастопольцы и так знали на зубок.