Записки нечаянного богача 4

Головин сбился с шага, прищурившись так, что фразу «Дим, ну я же просил!» расслышал в его взгляде даже скептик.

— И там тоже, Дима. Я много где побывал, прежде чем «отринул мирское», — благосклонно кивнул Филарет. И кавычки вокруг последней фразы были слышны явственно. Как, пожалуй, и те, что должны были обрамлять его новые должность и позывной. Нет, на архиерея он был похож очень. Но не только.

— Мы, владыка, с самолёта прямо, аж из самой жаркой Африки, восточной её части. Перелёт, бессонница, суета всякая перед вылетом. Вы извините меня, если я вдруг не то что-то ляпну, — развёл я руками. А Головин кивнул, скорбно подтверждая, что за «ляпнуть» у меня дело не станет.

— Я знаю, когда и откуда вы прилетели, Дима. И что времени у вас немного. И что ты, не самый примерный сын матери-церкви, сподобился посетить наши палестины, набившись в гости с таким напором, что референты, наверное, тоже до сих пор не ложились, перенося планы и встречи владыки Лариона, — бывший полковник умело сочетал разные эмоции, крючки и вбросы так, что в три предложения выбил всех моих внутренних советчиков, как в тире. И я наконец-то запоздало вспомнил, что молчание — золото.

— Но помощь страждущим — наш долг. Поэтому даже не сомневайся — ты получишь желаемое: совет, поддержку, смотря что тебе нужно.

Что-то было очень знакомое в ситуации. То ли бритвенной остроты взгляд из-под густых бровей. То ли исполненный глубокой, прямо-таки бездонной тоски овал лица Головина. То ли всплывший в памяти образ парадного металлоискателя, но в этот раз не в тёмной кладовке, а в сырых стылых монастырских катакомбах. И я снова промолчал. Вместо меня высказались не ко времени очнувшиеся фаталист и скептик. И не к месту абсолютно — уверен, таких выражений в этих стенах избегали даже самые заблудшие овцы. Но я мнения разделил. Потому что перед нами возле нарядного домика с зелёной луковкой купола и ярко блестевшим крестом стоял знакомый «космолёт» с тремя машинами сопровождения. И около него дожидался эрудит и умница, тёзка великого русского писателя и брат Тёмы, Фёдор Михайлович Головин.

…Второву я позвонил из Додомы, почти перед самым вылетом.

— Михаил Иванович, здравствуйте! Отвлеку на минуту? — Лорд, провожавший нас до самого аэропорта, и попутно накачивавший важной информацией о секторах экономики и их связях промеж собой, густо пересыпая всё это цифрами, которые, разумеется, в голове у меня не застревали, аж скривился. В его оксфордской картине мира так разговаривать с серыми кардиналами не то, что не рекомендовалось, а было строжайше запрещено. Но он, к чести своей, уже значительно лучше реагировал на мои импровизации, от классики мировой буржуазии далёкие.

— Уже отвлёк, — весело отозвался мощный старик, — говори давай, минут пять у меня как раз и есть.

— Я, откровенно говоря, не знаю, с чего в таких случаях начинают, поэтому прошу заранее прощения за экспромт, — предупредил я сразу.

— Заинтриговал, Индиана, — веселье уступило место пристальной сосредоточенности мгновенно, как хорошо и долго тренированное. — Копи царя Соломона? Рудники серебряные? Золотые россыпи опять?

Я, к счастью своему, эту песню тоже знал, поэтому поддержал переброску метафорами:

— Скорее, дом хрустальный на горе для неё, Михаил Иванович. За гору поручусь, а вот про дом и особенно про неё — лучше бы при встрече, если честно, — чуть подпустил я туману.

— Настолько удачно поохотился? — казалось, он смотрел мне прямо между глаз, и то, что нас разделяло несколько тысяч километров, ему ничуть не мешало.

— Вообще не то слово, если честно, — признался моим голосом скептик, только что слёзно умолявший не звонить никому, а потом — положить трубку, пока нам не ответили.

— Когда будешь в Союзе? — наверное, если он перешёл на архивную по нынешним временам терминологию, то заинтересовать его мне удалось. К добру ли?

— Сейчас вылетаю из Танзании, через часов девять буду в Москве. В полдень мне назначил встречу коллега сослуживца Вашего, Юлика, — да, понятно, что лично я бы падре вряд ли так когда-нибудь назвал, так что и за глаза не стоило, по-хорошему. Но ничего умнее в голову не пришло.

— Возле метро по красной ветке? — шуток больше не было, включался он неописуемо быстро и на полную мощность. А я, к стыду своему, из всех разноцветных веток знал более-менее только свою, Таганско-Краснопресненскую. Оставалось надеяться, что в Истре за то время, пока нас не было, не успели выкопать новую станцию.

— Нет, на даче, где речка петляет, — выдал я всё, что очень примерно помнил про расположение монастыря.

— Понял. Лады, прилетай — поговорим. В двух словах обрисуй так же, как про дачу, сможешь? — ого, даже так. С задачей заинтересовать мы справились блестяще, надо полагать. Раз уж он даже по своей, наверняка очень-очень хорошо защищённой линии перешёл на язык Эзопа. «Язык и кто?..» — переспросил поражённый фаталист.

— Если коротко — то тёзка сослуживца Вашего щит бы сковал больше и быстрее, — вывернул мысль я, да так, что и сам не сразу понял. Наверное, опять реалист подключился.

— Хорошо. Надеюсь. До встречи, — и трубка замолчала.

— Слышь, ты, шпион домотканый! Ты чего наплёл-то ему!? — взвился Головин, что весь наш недолгий разговор пыхтел, как баба на самоваре.

— Он всё понял, и это главное, — задумчиво проговорил я.

— Он-то молодец, это бесспорно, а мне когда Федька наберёт, чтоб эти ребусы разгадать — я чего ему отвечу? Что у Волкова на почве поражения электротоком отказал самый последний участок нервного узла промеж ушей?! — обиднее было то, что и Серёга тоже встал ближе к Тёме, глядя на меня выжидательно. Чёрт, вот только обидеться им на меня не доставало, да именно сейчас!

— Он спросил, где встреча. Про метро что-то намекнул и красную ветку, — начал объяснять я.

— Потому что на красной ветке, на Кропоткинской станции, Храм Христа Спасителя стоит, — буркнул приключенец для тех, кто слабо соображал в топографии, да и в принципе, судя по его тону и лицу.

— А я сказал, что на даче, где речка петляет — монастырь же как раз в петле Истры-реки стоит? — продолжал я.

— Ох и повезло же шпионам с тобой, Волков! Тебя подслушивать — последние мозги доламывать, Энигма ты самодельная! — ядовито заметил он.

— Ну, Второв-то понял… вроде бы. А про тёзку и щит — я в школе доклад готовил про академика Харитона, Юлия Борисовича. Который в мордовских лесах и подземельях ядерный щит Родины ковал. Чего-то ничего умнее в голову и не пришло, — развёл я руками.

— Ну, тут вообще не удивил, конечно, — заметил Головин, а Серёга поддакнул.

— Ну привет, мальчишки… в свинцовых трусишках, — неожиданно поприветствовал наше трио из бывших и настоящих диверсантов и с улицы приведённых нечаянных богачей эрудит. И стали ясными сразу несколько вещей: что видеть нас он рад, что спать со вчерашнего дня не ложился и что в части шарад и загадок мне у них ещё учиться и учиться, если повезёт.