Записки нечаянного богача 4

Вздрогнули они одновременно, обе — и старая, и молодая. Мсанжилэ с видимым трудом вернула глаза обратно, будто постарев при этом ещё лет на двести. А потом медленно и неуверенно встала на ноги и поднялась, останавливаясь на каждой, на девять ступенек к вершине чёрного крыльца. Обернулась, замерев на самом верху, посмотрела на нас, на тихое море шамбала, кивнула каким-то своим мыслям — и исчезла в коре, будто дерево впитало её, как росу или капли дождя.

Чёрное море провожало ушедшую в дерево старуху так, будто она перед уходом выиграла чемпионат мира по футболу. Вой и гвалт, визг и крики под барабанный бой поднялись до небес. Мотя, спустившись с рассыпавшегося прямо за её спиной «крылечка», предложила проводить наших жён, стоявших со слезами на глазах и руками на животах, отдохнуть туда, где потише. Мы с Головиным тут же очень похоже сощурились. Но когда к нам подкатила маленькая машинёнка, кажется, такие, кажется, называют «гольф-карами», они за игроками клюшки возят по полям, вылупились на неё, забыв про суровые лица. Машинка смотрелась среди толп шамбала разной степени адекватности совершенно нереально. Но мы поместились ввосьмером, шустро доехали до целой вереницы шатров, которые от корней баобаба были вовсе не видны. У крайнего, довольно просторного, остановились и зашли внутрь. И обомлели — потому что там был номер люкс, только в формате студии, не разделённый на комнаты. Под сводами шатра стояла вполне современная мебель, висели светильники, лежали ковры с национальными узорами. И работал кондиционер! Четыре больших двуспальных кровати, снабжённые не то москитными сетками, не то балдахинами, что, пожалуй, одно и то же, смотрелись так маняще, что спать захотелось даже мне. Жёны, поразив нас снова, разошлись в разные стороны, выбрав каждая себе по ложу, без споров и обсуждений — знать, и вправду утомились. Мотя шагнула было к последней кровати, но остановилась и сообщила Бадме, что вон за той дверью — удобства и душевые. Наши дамы, ещё не дошагавшие до белоснежных облаков, сменили траекторию, не снижая скорости, услышав Бадькино «Надя, Мила — тут есть душ!».

Мы остались стоять возле входа, как три богатыря или тополя. Вдруг дверь, закрывшаяся за Огоньком, открылась, показалась гладкая голова и сообщила нам, что через пару минут у входа организуют чилл-аут зону, и, если мы не валимся с ног, как дамы — можем воспользоваться. Тополя молча кивнули и вышли, даже Головин, забывший, видимо, что «не понимал» английского языка.

Там уже горел костерок, стоял столик и плетёные креслица. На стол две дородных, шире Маньки, гражданки-шамбала заканчивали выставлять какие-то разносолы. Слева из темноты вышагнул Илюха.

— Башка, докладываю: периметр безопасен — безопаснее некуда. Я бы глянул на того придурка, что решил бы влезть в племенной праздник, а тем более — угрожать гостям. Рота почётного караула будет бдить, — он махнул рукой в сторону. Присмотревшись, я разглядел украшенные щиты и копья с какими-то метёлками возле острия. Присмотревшись сильнее — чёрных громил, что держали инвентарь. И уж совсем внимательнее — короткоствольные не то автоматы, не то пистолеты-пулемёты на груди у каждого. Копьё — вещь хорошая, конечно, но прогресс на месте не стоял.

— Принял, Умка. С нами посидишь, или к семье? — уточнил Тёма.

— Если не сильно нужен — к себе пойду. Нам нам тесть с тёщей такую же почти избушку выделили, только на двоих и на отшибе. Как в медовый месяц, — как можно было, имея такой кирпичный загар, покраснеть — я не знал, но морпех как-то справился.

— Добро. До утра — отбой, — кивнул приключенец. Илюха пожал нам руки и пропал во мраке, сделав от силы шага полтора. Африканская ночь приняла форму морской пехоты, как песок — воду, без остатка.

Мы упали в креслица, предварительно сдвинув их так, чтобы и огонь был рядом, и до стола дотянуться ничего не мешало. Головин устроился так, чтобы пламя не слепило глаза. Оно, будто в отместку, подсвечивало его уши розовым и оранжевым.

— Ну и денёк выдался, мать его, — выдохнул он, напомнив какой-то старый выпуск КВН.

— Не сожрали — и то вперёд, как Дима говорит, — кивнул Лорд, удивив.

— Я когда-то давно по служебной надобности много разного тутошнего фольклора изучал. Так вот скажу авторитетно — здешние сказки как бы не похлеще наших будут. Сожрать — это ещё спасибо скажешь, — Тёма, внимательно изучив тару на столе, остановился на чём-то с жёлтой этикеткой, на которой был нарисован кораблик с белоснежными парусами. — Но повезло опять, да, Дим?

— В части выжить — пока да, — задумчиво ответил я. — А дальше — будем посмотреть.

— Будем! — приключенец одновременно и согласился, и тост выдал, и мы звякнули бокалами.

— Да, в плане снабжения тут вполне прилично всё, — осмотрел он стол и шатёр за ним. — Возникает резонный вопрос: чего ж они сами-то к той горке не подступились?

— Ага. А вслед за ним — ещё с десяток, и один другого хуже, — согласился я. И замолчал, глядя на огонь.

— Иванычу когда звонить будешь? — спросил Тёма.

— Рано пока. Вот Андрюха сделает себе мнение — подумаем. И, что-то мне подсказывает, там не только ему надо будет звонить, — я потёр лицо ладонями, отставив бокал.

— Если не ему — то кому тогда? В Кремль? Господу Богу? — пошутил Головин. А потом опять прищурился на меня. — Нет! Ну-ка скажи мне, что нет! Волков, твою мать, ты чего задумал опять?!

— Не ори, дети спят, — отозвался я. Ещё не догадываясь, как опасно прав оказался великий воин — снежный барс.

Проснулся я от того, что Анины волосы щекотали нос так, что не чихнуть было невозможным. Но я, герой, тревожный отец и нечаянный богач, как-то справился. Осторожно выбравшись из завалов жены и дочери, натянул брюки, придерживая пряжку ремня, чтоб не звякала, и вышел на улицу, махнув успокаивающе рукой дёрнувшейся было Моте. И ещё сложенные ладони под щёку положил, дескать, спи, мол, дальше. Она кивнула и улеглась обратно, закрыв ореховые глаза.

Солнце встало над саванной не сказать, чтоб давно, но припекало уже прилично. Поэтому белый тент, обнаружившийся над входом, столиком и погасшим костром, был очень кстати. За столом сидел Серёга, обложившись исчёрканными листами бумаги, поминутно заглядывая в планшет и смартфон. Чуть поодаль вышагивал Головин, вполголоса лая на кого-то в трубку спутникового телефона. Рота почётного караула, видимая при свете дня гораздо лучше, зорко озирала окрестности. Доброе, если вдуматься, утро: я только проснулся — а работа, оказывается, отлично работалась и без меня.

Кивнув парням, не отрывавшимся от своих занятий, сел. Под салфеткой обнаружился завтрак, а в ведре со льдом — французская минералка в узнаваемых зелёных бутылках-«капельках».

— Смотри, геологи в Стамбуле пересели, часа через два будут тут, — сообщил Тёма, усевшись рядом.

— Тут — в смысле «в Танзани»? — уточнил я.

— Нет, тут — в смысле тут. То есть там. Да тьфу ты! У горы, короче, мы все встречаемся через два часа. Умка наших на базу отвезёт, а сам к нам прикатит.

— Не на багги хоть? — меня аж передёрнуло, как вспомнил ту музыкальную поездку сквозь ночь. Хотя, скорее полёт.

— Не, на Садко. Не боись, поедешь в мягком, как буржуй. Хотя, почему «как»? — к Головину явно вернулись и крепко укоренились пошатнувшиеся было вчера сарказм и самоуверенность.

— Тогда — ладно, — вздохнул я.

Надя уезжать не хотела. Уже стоя обеими ногами в автобусе, игнорируя просьбы Ани, которой не терпелось снова «порулить», наказывала мне никуда не лезть, ни с кем не ссориться, драться, мириться, заводить знакомства и прочее-прочее-прочее. Закончилось тем, что Тёма поклялся, как в старом анекдоте, взять три ящика водки, ружья оставить, из автобуса не выходить. Дверь закрылась, прервав напутствия жены в части алкоголя и случайных связей. Не знай я её и себя — предположил бы, что законченная истеричка провожает на войну не менее пропащего алкаша-мужа.

У подножия Качвано Пэндо разворачивался полевой лагерь. Чётко, слаженно, грамотно. С той единственной в этих краях дороги, откуда мы свернули напрямки, не было видно ни палаток, ни дымка костров, ни техники. Крупной не было — два зелёных трактора неизвестной модели, на одном из которых красовался ковш бульдозера спереди, а на другом — экскаватора сзади, и странный насмерть проржавевший грузовичок с какими-то винтовыми трубами в открытом кузове. Там ещё стояла какая-то тренога высотой метра под три, но и её видно не было практически в упор — скрывал ствол акации. Той самой, под которой на меня не так давно смотрели Мотя с Умкой. Сейчас под деревом был натянут тент между двух палаток из жёлто-серого старого брезента. Навстречу нам вырос будто из-под земли боец в пустынном камуфляже, платке-арафатке и с шевроном «Приключений» на рукаве.