Записки нечаянного богача 4

— Вроде того. Только лучше. Дефицита нет, бедности и голодухи нет. Все друг друга знают, в гости ходят, семьями дружат, детей на улицу отпускают без опаски. И, Тём, улыбаются друг другу. По-людски, а не по-американски, понимаешь? — я заглянул ему в глаза, надеясь найти понимание. И нашёл полное.

— Понимаю, Дим. Бабуся из баобаба сказала, что я буду счастлив, пока мы с тобой смотрим в одну сторону. Я в чертовщину верю редко. Но это, как по мне, так и не она вовсе. Тебя как за руку кто ведёт, что на северах, что в Испании, что с упырями этими и прочим… Я с тобой, Дима. А расскажи про тот город ещё? — и он поразил меня восторженным, жаждущим чуда взглядом, больше подошедшим бы школьнику начальных классов на кремлёвской ёлке или в цирке.

И мы все восемь с половиной часов полёта, споря, дополняя и перебивая друг друга рождали наш город. До деталей, до мелочей. И угадывали, тогда ещё не зная этого.

В обещанном Лордом «автобусике», который мы представляли ГАЗелькой, оказавшимся Шевроле Экспресс в какой-то премиальной комплектации, прямо на ходу переоделись. И оба уставились друг на друга с недоверием. За несколько недель отдыха мы, кажется, отвыкли напрочь не только от галстуков и шарфов, но и в принципе от тёплой одежды. Люди Лорда работали на совесть: всё было в размер. Но, как сказал Головин, «не в жилу». Мне кроссовки и шорты с футболкой тоже больше нравились, конечно. Слаб человек, к хорошему быстро привыкает. А тут — оп! И на тебе: пальто из английской шерсти, однотонные костюмы, белые рубашки и дорогие галстуки. Даже одеколон был — Ланевский оставался королём деталей и конкретики.

Под редкий снежок у крепостных стен Новоиерусалимского монастыря вышли двое мужчин, одетых так, будто приехали не в храм, а на закрытое мероприятие для богатых или партийных. Или богатых и партийных. Один в серо-черном, второй — в оттенках тёмно-синего. И — да, они шли Головину великолепно. Галстуки и кашне в тон. Обувь впору. Один звучал диоровским «Фаренгейтом». Второй — лаликовскими «Чёрными чернилами». Тот, что озонировал воздух парфюмом из красно-чёрного флакона, политый им по-военному щедро, еле уловимым движением поправил подмышкой кобуру. И мы вошли во врата древнего монастыря.

*ISI — Пакистанская межведомственная разведка

** «Мара Сальватруча» — мощная преступная группировка из Сальвадора. На сленге «мара Сальватруча» означает «бригада сальвадорских бродячих муравьев».

Глава 10 Слова сказаны

— Михаил Иванович упомянул коротко, что у Вас есть талант к находкам, Дмитрий, — мягким и спокойным тоном проговорил отец Ларион. Мы делали вид, что прогуливаемся по футбольному полю Могилёвского стадиона, на единственном свободном пятачке, чуть поодаль от городьбы и кутерьмы из конструкций, проводов, труб и рабочих. Которые в присутствии священника заметно снижали темп работы, прекращая материться. Хотя он, пожалуй, вида не делал — именно прогуливался. А я прямо карманом чувствовал, как трясётся и дребезжит телефон. Которого у меня не было. И видел краем глаза, как в две трубки что-то энергично вещал Тёма шагах в десяти от нас. Иногда неожиданно поглядывая на меня, будто прося помощи. Один из телефонов был мой. И он не умолкал. А внутренний скептик бубнил: «Вот жизнь, никому веры нет! Говорил же мощный старик, что его талант — находить и НЕ рассказывать!». А фаталист отвечал: «ты с этим остальных-то не равняй. Такому не захочешь — расскажешь, да подробно, в лицах и ролях!». И я был с ним согласен. О доброжелательный, но Очень пристальный взгляд батюшки мог порезаться даже солнечный луч.

— Бывает иногда. Отец Ларион, могу я просить Вас обращаться ко мне на «ты», по имени? Так как-то… привычнее, — еле подобрал слово я. Хотелось сперва сказать «спокойнее» и «менее тревожно».

— Конечно, Дима. Так что, неужели правду говорил Второв? Признаюсь, фраза «как сквозь землю видит» из его уст звучала несколько неожиданно, — ох и ловок ты, отче, кружева плести! Я что-то похожее уже чувствовал, помнится. Только тогда так же легко и спокойно со мной беседовал Товарищ Директор, секретный фельдмаршал. И я готов был руку на отсечение дать, что повторять, а тем более делать частыми, или, упаси Боги, регулярными, наши беседы мне не хотелось ни в какую.

— Я не знаю, как это происходит, от чего зависит и как этим управлять. Скажу как есть: иногда мне снятся очень оригинальные сны. А потом сбываются, — я смотрел на собеседника спокойно, ну, в меру сил. А их придавало то, что я по-прежнему говорил сплошную правду.

— Русская православная церковь, Дима, не самая старшая, конечно, в части возраста, легенд и мифов, есть и постарше конфессии и, так скажем, организации.

«Где ж ты служил, такой знающий?» — не выдержал внутренний скептик. «Ага, и у кого учился?» — поддержал фаталист. Реалист молчал, давая понять, что эти знания совершенно точно, гарантированно принесут нам печаль. Много. В полном соответствии со святым Писанием.

— У Церкви много тайн, Дима. Много интересов. И много возможностей, — продолжал священник с ОПВ, Очень Пристальным Взглядом. «Методики и особенности вербовки», том первый, глава четвёртая' — скучно выдал фоном фаталист. — Прямо скажу, как и ты: я был бы рад посмотреть на твой талант в деле. А если смогу оказаться тебе полезным, подсказать или чем-то помочь — возьми мой номер.

Доламывая последние шаблоны, он достал из-за пазухи портмоне, раскрыл и протянул мне визитку: прямоугольник дорогой и приятной на ощупь плотной бумаги, на котором лаконично помещались одиннадцать цифр, имя и лаконичный герб-символ-логотип, при взгляде на который у внутренних голосов будто перекрыли подачу кислорода. И разболелись все зубы разом.

— Спасибо, отче, — стараясь держать лицо не руками, ответил я. — Уверен, что когда мы отыграем эти свадьбы бесконечные — я обязательно позвоню.

На территорию зашли сквозь здоровенные зелёные ворота и остановились оглядеться. Ну, то есть я — оглядеться, Тёма-то, судя по нему, точно знал, куда идти, без всяких азимутов.

— Здравствуйте, гости долгожданные!

Головин развернулся, кажется, быстрее, чем пальто на нём, если такое возможно. И правая рука уже была за пазухой, когда брови его взлетели, а сам он с неожиданным оттенком в голосе выпалил:

— Здравия желаю, товарищ пол…

— Не тянись, Артём, не нужно. И не нужно тут, на этой земле, ни старых имён, ни званий. Я — архиерей Филарет, — и говоривший чуть склонил голову. Продолжая внимательно смотреть на нас с замёрзшим Тёмой.

— Благословите, владыка! — сразил нас со скептиком друг-диверсант, сложив ладони лодочкой.

— Курсант Головин всегда давал высший балл по скорости адаптации и принятия решений, — довольно усмехнулся мне нежданный статный старец, что появился будто с неба, подавая Тёме правую руку. С характерными набитыми костяшками на вызывающей опасение длани. Такая в кулак сожмётся — он с два моих будет. И воду из камня выжмет, как пить дать. Которой он только что осенил его крестным знамением.

Впрочем, благословил таинственный священник Головина вполне привычно, без сюрпризов. Чёрная ряса, остроконечная шапочка, чернёного серебра борода и брови. От совсем уж обычного отличали его только руки с глазами, стать богатырская и причёска, больше уставная, чем церковно-приходская. И то, что вместо креста на груди висел какой-то овальный медальон вроде финифтиевого, с изображением, кажется, Богородицы.

— Пойдём, ребятки. Времени с запасом, прогуляемся до собора, может, расскажете чего, — в голосе его не было ни тени сомнения в том, что мы расскажем.

— Владыка Филарет преподавал… на одних из курсов, что я оканчивал, — со значением сообщил Тёма, глядя на меня так, словно предостерегал от характерной для меня необдуманности и прочей свободы общения и бытия. Но я и сам уже догадался, что архиерей непрост крайне.

— Не под Балашихой ли те курсы были? — легко поинтересовался я, вспомнив какие-то мемуары одного из ветеранов специального подразделения «Каскад». Там, по легенде, при Союзе был какой-то дорожный научный институт. А на деле тренировали и выращивали лютых чудо-богатырей.