Записки нечаянного богача 4
Шрифт:
В посёлок заехал только Раджа — остальные машины остались за территорией. Въезд на которую, кстати, опять перекрывали памятные бетонные блоки на тележке из швеллеров. Старший Головин вышел из машины, обнялся с Васильичем, как со старым другом, и мы поехали к дому — остальным он выходить не велел. Только пообещал, что «сам к нам заглянет старый, куда денется».
Дом, который я впервые видел в зимнюю пору, выглядел всё так же замечательно, разве что лужайка перед ним была белой, а не зелёной, и каштан стоял, зябко ёжась без листвы. Дверь открылась бесшумно, затхлостью, покинутостью и одиночеством не пахло — видать, и вправду проветривали. Сразу поставил чайник, а Тёму отправил разжигать огонь на заднем дворе в цепном казане — костровой чаше. Ну, раз он сверхсекретный
На двор вышли уже с чашками, и одну взяли для него. Зря я надеялся, что он хоть немного устанет или отвлечётся — площадка была вычищена, а дрова лежали прямо в каком-то сварном не то стеллаже, не то шкафу под односкатной крышей, сухие до звона. Часть из них уже потрескивала в костре. Головин принял кружку крепкого чаю с благодарным кивком.
— Ты выдыхай давай. Тут сейчас спокойно и безопасно, как у Христа за пазухой. Шёл бы лучше нашим позвонил, мол, долетели, всё в порядке.
— Так там же связи не было? — удивился я.
— Так это когда было? — в тон мне отозвался приключенец. — Всё, шутки в сторону. Там теперь и мобильники ловят, и спутников над той Танзанией сроду столько не бывало, как сейчас. Так что звони, теперь что звук, что видео — полный хай-фай.
В Африке всё было хорошо — девчонки загорали, поглощая витамин Д в промышленных объёмах. Лорда в отеле не было — он пропадал возле горы, на что Мила робко посетовала. Я обещал поставить Ланевскому на вид. Вечером собирались на охоту на жирафа с шамбала, под присмотром Умки, Мутомбы и ещё каких-то крепких «военных пенсионеров, друзей Ильи, что заселились только сегодня, совсем недавно». Надя по видеосвязи делала мне незаметные знаки лицом, которые те «военные пенсионеры», надо полагать, и со спины видели прекрасно. Успокоил жену, сказав, что это правильные военные, приехали вовремя и бояться их не надо. Что встреча наша прошла хорошо, и что мы заехали домой с Головиными и Второвым. Успокоил ещё раз, уверив, что тут чисто и нет бардака. Антошка, пожив в пустом доме пару месяцев, устал готовить и убираться, поэтому съехал в общежитие, которое каким-то хитрым образом сам и выбил. Там явно было проще — Надя хохотала, рассказывая о негодовании сына, когда он устроил в пустом доме тусу. Народу набилось человек с полсотни, а наутро всех как ветром сдуло, и убираться им пришлось с Ваней и парой девчонок. Я тогда только усмехнулся — у меня была ровно такая же история в юности. И тогда со мной остались наводить порядок Кол с Доком. Так, наверное, впервые проверилась и успешно выдержала испытание наша дружба. Глядишь, и в этот раз что-то хорошее может получиться.
Надя велела вести себя хорошо, теплее одеваться и во всём слушаться Головиных. Я торжественно, при них же, это пообещал. Застрахованный-то я, может, был и хорошо, но споры с беременными вряд ли входили в те перечни рисков.
Когда на решётке уже сердито шипело вниз, на угли, мясо, пришёл Васильич. И утащил нас в дом, оставив смотреть за шашлыками парня, которого привёл с собой. Они с Тёмой молча хлопнули друг друга по ладоням, улыбнувшись. Случайных людей дома не было по-прежнему, и это было очень хорошо.
Потом мы, как самые обычные мужики, вырвавшиеся от дел и жён, парились в бане, а после смотрели по телевизору хоккей, шумно болея, хотя вряд ли кто-то из нас был таким же азартным, как Васильич — он переживал за игру «красно-синих — самых сильных» так, что едва мне плитку на полу не пробил своим протезом, а уж крику-то было. Особенно, когда продули.
Давно стемнело, и, хотя время было самое детское, все разошлись по комнатам, проводив гостей, снабдив их в дорогу мясом и закусками: щедрый Борман не поскупился, а неизвестная Таня не подвела — еды дома было навалом. И уже перед самым расходом, после того, как старший Головин озадачил тем, что «вылет в семь тридцать», Михаил Иванович втихую опустил что-то мне в карман, проходя мимо, пожелав спокойной ночи.
На моей памяти это был первый и единственный раз, когда мощный старик ошибся настолько.
Здравствуйте, уважаемые читатели!
Со следующей главы включится оплата за книгу.
Сейчас самое
время подписаться, отметиться в комментариях или наставить сердечек, если кто забыл или до этой поры стеснялся)Глава 13
Прощальный привет
Я сидел на идеально застеленной кровати, упав туда сходу, успев на лету отметить, удивив себя самого, что незримая Таня и тут не подвела. Но эти мысли прошли каким-то дальним фоном, едва заметно. Потому что вытащенный из кармана прямо за дверью из кармана свёрточек занял внимание полностью, будто бы даже подключив те его участки, о которых я и не догадывался.
Носовой платок, чистый, с изящно вышитой монограммой «МВ», как бы даже не из натурального шёлка, лежал справа от меня. А на нём располагались, глядя на растерянного нечаянного богача, неожиданные предметы. Простой деревянный крестик, потемневший от времени. Наконечник стрелы, старый и основательно проржавевший. И какая-то странная жёлтая железка, размером со спичечный коробок, с ажурными краями и чеканкой по всей поверхности. «От оклада с иконы уголок, старый» — со знанием дела сообщил реалист. Но как-то напряжённо. «Начина-а-ается…» — протянул скептик, точь-в-точь как младший Головин.
Трогать эту икебану-инсталляцию не было ни малейшего желания. Память, заботливо сообщившая о Волке Ушакове, ключнике Андрея Старицкого, которому злые и жадные люди по чужому приказу залили расплавленным свинцом глазницы и рот, тоже радости не добавила. Спать расхотелось совсем, будто мгновенно выспался на пару недель вперёд. Но я обещал. Дал слово. Вариант «приехать в Макарьев, походить с чутким видом по улицам, нагородить с три короба таинственной чуши и уехать, как битый экстрасенс» я не рассматривал. Может, так и можно было. И уж точно — было бы проще и безопаснее. Но тогда мне стало бы менее приятно смотреться в зеркало. И предки вряд ли поняли и приняли такое решение. Эх, давши слово… Ладно, думать надо было раньше, и не раз придётся потом. Если повезёт. А пока — надо делать.
Раздеваться и лезть под одеяло, находясь не то, что в одной комнате — в одном доме с этими сувенирами, желания не было никакого. Поэтому я просто скинул тапки и завалился на постель в оливкового цвета исподнем, запаянные в полиэтилен комплекты которого нашлись в бане. Мы так все и вышли хоккей смотреть, как клонированные: одинаково чистые, воодушевлённые и одетые. Подушка коснулась головы. Повернувшись влево, потянул носом, почуяв сквозь запахи отбеливателей, порошков, кондиционеров и в чем ещё там сейчас стирают, еле уловимые ароматы Надиного любимого шампуня и совсем уж на пороге чутья — её собственный. Хотя, вполне могло быть, что они мне и почудились. Соскучился…
Ночь была тёмной — глаз выколи. Морозец был ядрёный, нос и щеки стало пощипывать сразу, и я автоматически сложил руки на груди, спрятав ладони подмышки. Ещё не хватало пальцы отморозить. Холодно и темно. Всё, как я не люблю.
— Да как мы спознаем-то, Илюха? — раздался негромкий шёпот будто бы прямо из-под ног. И я только сейчас понял, что сижу на толстом суку липы, что росла на склоне. Внизу и впереди, метрах в пятистах, за тёмными редкими пятнами дворов, меж деревьями и кустами с этой стороны и перед чёрной стеной леса с противоположной тянулась белая лента какой-то реки. Выглянувшая было Луна по-воровски подсветила картинку — и снова пропала.
— Да уж как водится, Мироха. Пятки пожжём, ремней со спины нарежем. Скумекаем как-нибудь, — ответил второй голос, звучавший даже шёпотом сипло и грубо.
— Дык они ж, пимокаты* унженские, по-людски ни слова не говорят! Всё на своём жгонском** бесовском наречии! — не унимался первый.
— Жилы тянуть начнём — вспомнит слова, — сплюнул на снег второй. И повисла тишина, нарушаемая, кажется, только чуть слышно шуршащими редкими листьями озябшей липы.
Скрип и шелест падавшей земли раздались в ночной тиши, как конский топот. Мне показалось, что я различил под деревом звуки ножей, неохотно покидающих тёплые ножны. Сугроб под кустом приподнялся и чуть съехал в сторону, пустив наружу тонкую полоску дрожавшего света, впрочем, тут же погасшего. Видимо, то ли сквозняк, то ли тот, кто лез из-род земли, задули свечу.