Записки о Кристофере Уокмане: Потайной этаж

Насмотревшись на его руки, я кинул взгляд вниз. Кристофер сильно припадал на больную ногу. У меня возникло опасение, что Уокман может остаться хромым на всю жизнь. Я решил справиться о его самочувствии:

– Мистер Уокман, как ваша нога?

– Нормально, - огрызнулся он.

– Болит?

Кристофер промолчал, лишь злобно зыркнул на меня.

– Я просто беспокоюсь за вас.

– Не стоит, - отозвался он.

– Откуда у вас пуля в ноге?

– Шел, упал и наткнулся на нее, - раздражительно ответил Кристофер. А потом, не менее обозлено, рыкнул: - Стреляли в меня, что за идиотский вопрос?!

– Да это и ежику ясно, - обиженно сказал я.
– Кто в вас стрелял?

Уокман прорычал в ответ что-то невразумительное.

"Не приставай к нему со своими вопросами".

Я умолк.

В тишине мы оба дошли до кабинета мистера Дженкса. Только тогда Кристофер заговорил - он попросил кисти, краски и "по возможности этюдник или мольберт", с чем его послали в кабинет учителя искусства, и сообщил о том, что мы остаемся на ночь.

Получив все необходимое для своих художеств, Кристофер уселся в комнате Мэри и принялся творить. Я искоса поглядывал на то, как он рисует. Я наблюдал за резкими и быстрыми взмахами кисти, вместе с которыми краска ровно ложилась на бумагу. Уокман с отсутствующим взглядом изображал на листе простые формы, которые со временем, по мере того, как он разводил краски и менял кисти разной толщины, приобретали более сложные очертания, вырисовывались в привычные предметы. Я понял, что он изображает.

Он рисовал колледж Бэдфорд.

– Можно с вами поговорить?

– О чем?
– не переставая водить тонкой кистью по бумаге и не глядя на меня ответил Кристофер.

– Почему вы так относитесь к людям, к жизни, и вообще...

– Вам так интересно узнать мою точку зрения?

– Да. Я хочу вас понять.

– Никто и никогда не сможет понять меня.

– А я постараюсь.

– Я вам не позволю, - он оскалился и поглядел на меня ледяными глазами.
– Мне уже больше не нужно чье-то понимание. Мне уже никто больше не нужен.

– Я хочу стать вашим другом, мистер Уокман.

– Сожалею, это невозможно.

– Тогда хотя бы просто дайте мне ответ на все мои "почему".

– На все - это слишком сложно.

– Ну хотя бы на некоторые.

– Например, на какие?

– Ну хотя бы объяснить ваше пренебрежение к людям вы можете?

– Люди здесь, - заговорил Уокман, откинувшись на стуле.
– Словно не понимают, что преступный мир совсем рядом. Такое ощущение, что они думают, что на луне живут отморозки. Но когда они сталкиваются с этим впервые, у них шок. Надо же, ублюдки есть не только в телевизоре! Наивность жестоко карается, дорогой напарничек. Поверьте мне и моему опыту. Я был наказан за свою наивность и доверчивость, и больше таких ошибок не совершаю. Теперь я бдителен и не спешу доверять всем подряд.

– Значит, по-вашему, лучше жить одиноким и злым волком, который никому не верит?

– Да. Это убережет вас от боли.

– От боли уберегает Бог, мистер Уокман. Вы верите в Бога?

– Нет.

– А во что ж вы верите?

– Я верю только в логику и здравый смысл. В совокупность фактов. В причину и следствие. В реальность.

– А зачем тогда у вас четки?

– Они не несут в себе религиозного значения.

– Но...

– Это все, что осталось от моего отца, - огрызнулся он.
– Знаете, они мне даже больше служат напоминанием о другом мире, который совсем рядом с нами. Они символизируют плату моей семьи за доброту к другим людям. Они не дают мне забывать, кто я такой и для чего я был рожден.

– И кто же вы такой?

– Я - мститель. Я восстанавливаю справедливость.

– Но вы ведь детектив, а сыщики всегда...

– Я знаю. В этом есть особая прелесть - разгадывать тайну. Ничего больше не приносит мне такой отрады, как раскрыть заковыристое дельце. Я создан для того, чтобы думать головой, дорогой напарничек. Я принимаюсь за расследования потому, что это приносит мне удовольствие. Я берусь за заурядные и будничные дела только в том случае, если не подворачивается ничего интересного. Загадка, дорогой напарничек, вот что привлекает меня. Загадка. Я не могу не нагружать свой мозг. Я должен думать большую часть времени, иначе весь смысл моего существования уходит, теряется. Но знаете, что приносит мне большее наслаждение?

– он покачался на стуле, нанес несколько мазков краски на бумагу и продолжил.
– Убивать преступников. Вот цель моей жизни. Расследовать дела и уничтожать недостойных.

– Но они ведь люди! Их же можно отправить в тюрьму! Если вы просто хотите решить загадку и восстановить справедливость, достаточно просто передать преступника в руки полиции!

– Нет, этого не достаточно. Они рано или поздно выйдут, а те, кто на пожизненном, сбегут, и опять примутся за старое. А так они больше никому не повредят. Я избавляю мир от биомусора, дорогой напарничек. Это мой долг. Я живу для этого.

– А что повлияло на ваш выбор? Почему так, а?

– Знаете, мой отец точно так же рассуждал, как вы. И я какое-то время так же рассуждал. Но все изменилось. Доброта моего отца спасла мне жизнь, и жизнь многим другим людям, но убила его самого. Он просто оказался не в том месте и не в то время, - Кристофер прекратил рисовать и замер, отвернувшись. Голос его сделался глухим и мрачным.

– Ваш отец...

– Он пожертвовал собой. Их было двое, и я...
– Уокман замолчал, а потом вдруг огрызнулся, но как-то вяло, даже привычной грубости в его голосе не слышалось. Устало - вот подходящее слово.
– Впрочем, чего я тут распинаюсь... Зачем я вам это говорю?
– он умолк.

– Говорите, прошу, - взмолился я.

– Нет, - грустно ответил он.
– Ни к чему вам это знать.

– Значит, - медленно начал я.
– Вашего отца убили преступники, да? И поэтому вы решили посвятить себя борьбе с криминалистами, так?

Вместо ответа он горестно фыркнул. Я понял, что попал.

– В таком случае, я очень сочувствую вам, мистер Уокман.

– Чего уж тут сочувствовать? Былого не воротишь. Прошлое не вернуть. Я живу настоящим, знаете ли. Я и реалист, и пессимист.

– Это как?

– Я смотрю на мир сквозь очень черные очки. Но тем не менее, я в своих взглядах не искажаю реальность.

Я промолчал, не зная, как понять эту фразу.

– Знаете, один мудрый человек сказал мне - "Не надо жалеть умерших, Кристофер. Жалей живых", - снова заговорил он.
– Но чуть позже я понял - жалеть не нужно никого. Человеческая жизнь, мой дорогой напарничек, сущий пустяк. Она ничего не стоит.

– Как вы можете так говорить!
– возмутился я.
– Это же...аморально!

– Я делаю такой вывод потому, что большинство людей ничего нового и полезного. Они просто едят и пьют целыми днями. Бесполезные создания...

– Я всегда считал, что надо любить людей, мистер Уокман.

– Любовь?
– он рассмеялся.
– Не будьте наивным дураком. Ее не существует.

– Неужели вы никогда не любили?

– Было дело. И больше я в это не верю, - он растянулся на стуле, оглядывая свое творение. Затем помолчал немного, отвлекшись на рисование, а потом, нанеся еще несколько штрихов, продолжил: - Я вам советую, дорогой напарничек - никогда не влюбляйтесь. Так вы сможете избежать боли. Нет ничего хуже, чем болеть человеком, особенно, если это все без какой-либо надежды на взаимность. Вы можете не верить мне, противиться моему мнению, но я все же советовал бы вам послушать опытного человека, мистер Стивенсон.

Немного погодя, Уокман снова вернулся к рисованию.

– Вы так и живете один?
– заговорил я после недолгой паузы.

– Да, и знаете, мне хорошо. Я могу разбрасывать носки, ходить в трусах по дому, бродить ночами сколько мне вздумается, захламлять квартиру сколько мне хочется - мне никто и слова не скажет.

– Вам совсем не одиноко?

– У меня есть Принц, Пуаро и Шерлок, - сыщик неопределенно пожал плечами.
– Впрочем, для чего я вам это объясняю - вы сами их прекрасно видели своими глазами в первый день нашей встречи.