Записки переводчицы, или Петербургская фантазия

— Это вы виноваты! Вы тоже виноваты! Она вас боится! У нее в жизни ситуация была...

— По-моему, это правильно, когда воры боятся полицию. — Парень пожал плечами. — Или я не прав? — Он повернулся ко мне: — Поверьте, я девушку не меньше вас жалею. Я даже попросил врача позвонить, когда будет ясность.

И тут же пронзительно запел его мобильник. Василий по-детски схватил меня за руку:

— Что?!

— Пока ничего.

Лейтенант медленно и неохотно поднес трубку к уху:

— Да! Я вас слушаю... Спасибо... Ну, ничего не поделаешь, все само по себе решилось. Говорят, все к лучшему.

Мы не посмели ни о чем спросить. Полицейский положил телефон в кармашек сумки, и вдруг его взгляд скользнул куда-то вверх, мимо наших голов, словно он проводил странную леди Рубенс, которая уходила в зовущий и манящий небесный мир. «Самое главное — войти в небесные двери! Кто-то вернется, кто-то останется...» — это было последнее, что она сказала мне в этой жизни. Оказывается, я запомнила и теперь, наверное, никогда не забуду.

— По-моему, все предельно ясно. — Лейтенант строго посмотрел на нас, и мы низко опустили головы. — Предлагаю перейти прямо к делу. Свидетель, вы готовы? Будем протокол составлять?

— Я паспорт дома забыл, — прошептал Василий.

— У меня есть! Я стояла на остановке, я тоже свидетель — могу все рассказать.

Пришлось быстро соврать, потому что на самом деле судьба отвела мои глаза и я не видела, как погибла Валентина.

— Вы же говорили, что ничего не знаете!

— Нет, я просто... хотела, чтобы вы меня поддержали... Последняя надежда, так сказать...

Мы побрели за лейтенантом. Я обернулась, чтобы позвать Треху, понуро сидевшего у фонаря. И вдруг над магазином вспыхнула вся вывеска. Лиловый сверкающий неон и красные ободки вокруг букв горели, как глаза свирепого гиппокампа. Жуткий слоган издевательски подмигивал, моргал и разгорался все сильнее и сильнее. Электрическая вывеска кривилась и лопалась от хохота: «Лучшие... Лучшие вина! Лучшие вина в магазине “Мечта”!»

— Дама, вам плохо?

— Да, мне очень плохо. Я, наверное, тоже сейчас умру.

Глава 14

Из отделения мы вышли, когда улицу насквозь прошили золотые стежки фонарей и почти все путники благополучно добрались до своих или чужих квартир. Наша странная тройка одиноко стояла, раздумывая, как жить дальше, и все (даже Треха) старались не глядеть друг на друга. Но мы не спешили расходиться, предчувствуя, что разойдемся навсегда. Я злилась на Василия, из-за которого попала в историю. Особенно заводила мысль, что все случилось по врожденному легкомыслию.

— Вот и полюби дурака, — невольно сказала я вслух.

— Лежачего не бьют, — мрачно ответил Василий, ковыряя носком сапога край газона. И вдруг поднял на меня большие, круглые и удивленные, как у совы, глаза: — Аня, ты сказала «полюбила» или мне послышалось?

— Послушай, так нельзя! О чем ты сейчас думаешь? Из-за нас погиб человек, а ты...

— А я все равно о тебе думаю, — упрямо сказал Василий. — Пожалуйста, не сердись на меня. У меня, наверное, так голова устроена или сердце, что тут можно сделать?

Я совершенно растерялась, не понимая, что делать с таким признанием.

— У нас какое-то странное объяснение, и ты какой-то странный...

— Ну зачем об этом говорить? Нужно как-то пережить случившееся...

— Почему ты не сказал об этом раньше?

— Раньше не имел на это права: копия не должна быть лучше оригинала, — таинственно сказал Василий. — Но я уверен: ты постепенно привыкнешь.

— В смысле?

Он внимательно рассматривал меня, словно через увеличительное стекло. Днем этот человек сверкал, как бенгальский огонь, — фейерверк эмоций и улыбок. Теперь он сканировал каждый миллиметр моего лица как некое всевидящее око.

— Не нужно так смотреть! Я как будто стою под лупой... Хотя это неважно.

— А что важно?

— Я устала и хочу домой.

— Мать, ты чего?

— Не трогай меня!

Я решительно сделала шаг в сторону и чуть не упала, потому что ноги внезапно согнулись. Голова закружилась, не желая сидеть на шее: она, точно маленький воздушный шар, рвалась вверх. Сейчас взлетит, как одуванчик, и что тогда делать? Все предметы дрожали и расплывались, словно отражения в воде.

— Ой, кажется, я тону.

— Аня, тебе опять плохо?

Василий подхватил меня под руку. Он снова стал прежним, но выглядел ужасно: бледный, под глазами тени.

— Тебе, что ли, хорошо? — слабо огрызнулась я. — Все, хватит, вызываю такси и уезжаю.

— А мы? Как нам без тебя? Неужели ты нас бросишь в такой день?

— Я не в духе и очень устала, — как можно строже сказала я. — Вы уж сами как-нибудь...

— Ну ты даешь... Не ожидал. Это предательство!

Треха все понял и максимально напряг свое обаяние, чтобы смягчить мое сердце: поднял уголком брови, опустил глаза и прижал к подолу плаща нос, оставив мокрый блестящий след. Дескать, смотри, мама, какой я непосредственный и преданный — и хозяин такой же! Прости его! Он не хотел, просто так получилось. Сердце слегка дрогнуло, и вдруг кто-то насмешливо шепнул в ухо: «Одна уйдет, другая останется». Фу, в какую неприятную историю я попала!

— Господи, да что тут непонятного? Не хочу я никого видеть сейчас! Я думаю только о Валентине, даже голос ее слышу, понимаешь?

— Еще как понимаю! В этом-то все и дело. — Василий мрачно посмотрел из-под густых бровей. — Я тебя даже ни о чем не прошу. Просто говорю как есть: откажешь — я от тоски чего-нибудь сотворю. И имей в виду, Анна, сегодня мне умирать не страшно.

— Да разве можно так настаивать? Это же... жестоко! Ты не оставляешь мне выбора!

Василий на секунду задумался.

— Прости, я не подумал об этом. Чужой выбор нужно уважать. Бывай!

Он развернулся и, ссутулившись, быстро зашагал прочь. Треха зарычал, кинулся следом, пытаясь поймать за рукав и оглядываясь в панике: дескать, чего молчишь, мать? Василий, не останавливаясь, аккуратно, но решительно отодвинул пса ногой, а на меня даже не оглянулся. Было ясно, что он не шутил.

— Стой, ты куда?

— На набережную, конечно.

— Зачем?

— Тебе знать не обязательно.

— Подожди!

Я задрожала как осиновый лист: кто знает, на что способен в горе безрассудный упрямец? Вдруг шагнет с набережной, чтобы уплыть на спине гиппокампа в другой, сказочный мир? В тот, который рисовал на своих картинах и о котором мечтала Валентина? «Странствовать лучше втроем. А ты, монада, запомни: там лучше, там такая красота, что забываешь обо всем!» — зазвучал в ушах Валин голос. Нет уж, хватит одного несчастья на сегодняшний день.

— Остановись! Стой! Я согласна — поедем вместе!

Василий не оборачивался.