Заповедник

Всё спокойно.

Скрипнули ставни. Где-то выше этажом, а то и в другом крыле, но Найка успела сделать шаг, второй, третий. И снова оказалась в тени. Ходить сквозняками – вот как это называли приютские. А Найка была приютской почти с самого рождения. По крайней мере, серые холодные стены приюта и его ночные сквозняки были тем, что Найка помнила всю жизнь.

Сейчас она стояла в тени и шевелила пальцами ног, чтобы холод от каменных полов старого скального здания не поднимался выше к щиколоткам, оттуда к коленям. Стоит только начать мерзнуть, и можно не услышать следующий сквозняк, да так и застрять на чужом этаже, а то и хуже – попасться воспитателям. Тогда воспитанникам не видать корок, которые Найка прятала за пазухой.

Зимой выходить часто за хлебом в поселки было опасно, так что они все питались в основном супами с курятиной да пахучими травами и сухими грибами, которые без устали собирали летом почти все дети приюта. Но хлеба хотелось так, что слюной наполнялся рот при одной мысли о сухой корочке.

Сегодня был удачный день. На кухне была одна Марта, добродушная толстуха, которая не жалела времени и сама пекла для директора и воспитателей булочки вместо длинных тяжелых хлебов. Серые булки были хороши только горячими, потом они превращались в сухие твердые корки. Целые две из каждой. И вот эти корки могли заполучить дети. Достаточно было подлизаться к Марте, а это Найка умела в совершенстве. Из-за очков с толстыми мутными стеклами, которые девочка носила в приюте и через которые едва видела, некоторые воспитатели и кухарка считали её тихоней. Темные красивые очки были для походов в поселок. Найка их берегла, редкий подарок. Вещь, которая только её и ничья больше. Даже одежда у приютских переходила от одного к другому, обувь носили, пока не снашивали до пяток. А это – личное.

Что до воспитателей, то они знали, конечно, что она такое. Но внешность, с этими очками и облаком кудрявых волос, помогала обмануть, хотя последние годы на это поддавалось всё меньше людей.

Тпр-н! Что это? Хлопнула вдалеке дверь. Шаг, шаг, еще один. И Найка замерла рядом с дверями в спальню малышей. Отсюда до спальни старших девочек сквозняка четыре, не больше. Она справится.

Найка снова зашевелила пальцами. Толстые носки грубой вязки совсем не спасали от этого холода, а носить башмаки из толстой кожи на деревянной подошве в приюте не стала бы даже дурочка Берта. Кроссовки и сапоги приютские берегли, их достать было непросто, и особо ценилось, если тебе есть что передать малышам. Совсем уже беззлобно Найка подумала, что свои сапоги может передать малышке Аэлле. Говорят, гарпии очень быстро растут.

Из-за двери раздавался скрипучий голос старой Айару. Конечно, за малышами приглядывала она. Когда Найка и другие были малышами, они тоже слушали её сказки на ночь.

«…А потом охотник отрубил Лане голову. Вжик! И снес её!» – услышала Найка и с трудом подавила улыбку. Они с Банушом просто обожали историю про охотника и Лану, королеву саламандр. Малыши зашумели. Похоже, им тоже понравилось, и они просили продолжения. Всем хотелось знать, как охотник вышел потом из саламандровых пещер. А ведь это была уже другая история.

«Тихо, маленькие чудовища! – начала ругаться Айару. – А то придет охотник и отрубит ваши головы! Ну-ка, немедленно спать!»

Найка зажала рот рукой, чтобы не рассмеяться. Всем ведь известно, что среди малышей нет чудовищ. Ну, разве что одно или два. Ну точно не больше пяти. Поди разбери, они вечно чумазые, голодные и верещат так, что взрослые воспитанники вроде Найки, которые прожили больше дюжины лет, обходили их стороной. Вот среди них чудовищ было поболее. Почти все.

Найка услышала тяжелые шаги и поглубже вжалась в тень. Когда она была маленькая, очень пугалась этих шагов. Думала, что директор и впрямь возьмет, да и отрубит голову тому, кто не ляжет вовремя спать, плохо расчешется или не доест куриный суп. Глупости это, конечно.

Директор остановился совсем близко, и она замерла. Даже дышала через раз. А потом снова раздался звук его шагов и такой еще, словно по полу тащили что-то тяжелое. Лучше не думать даже, что именно!

Ноги Найки совсем окоченели, да и закончившая сказку Айару могла вот-вот выйти, так что Найка едва дождалась стука вьюшки на печи в спальне малышей и стрелой бросилась вперед. Шаг, еще один.

– Кхм! – кашель раздался прямо над ухом, отчего Найка даже присела. Хорошо хоть корки на посыпались на пол!

В тени уже не скрыться, она была в круге света от окна, за которым так некстати луна выбралась из-за туч. А вот темная громоздкая фигура директора почти наполовину скрылась в тени. Что за несправедливость!

«Остерегайся директора, Найка», – Бануш впервые шепнул ей пару лет назад и унесся по своим очень важным мальчишеским делам. С тех пор мало что изменилось, только Солунай теперь не могла спокойно есть или учиться, она изо всех сил остерегалась директора. Получалось не очень хорошо, ведь она понятия не имела, зачем, а главное, как ей его остерегаться.

Вот и сейчас она снова попалась. Не удивительно.

Спрятаться от Александра Николаевича всё равно нигде не удастся – и приют, и болота сразу за приютским двором, и даже мрачный предгорный лес за болотом он знал как свои пять пальцев.

Говорят, раньше он был охотником на чудовищ, но Найка в это не верила. Не станет охотник директором такого приюта. Пусть охота на чудовищ давно запрещена, и их приют находится в самом сердце заповедника, малограмотные любители наживы и некоторые туристы по-прежнему убивали чудовищ. И это здесь, в самом нутре мира. А что говорить о других местах? А чудовища, в свою очередь, и вовсе понятия не имели ни о каких законах, так что приют исправно пополнялись сиротами.

Найка понятия не имела, откуда чудовища знают про нутро мира и стоящий тут приют, да только если кому-то из них грозила опасность, появлялись дети, чьи особенные черты скрыть не удавалось, они отправляли их сюда. Сами… выживали или были убиты, кто знает. Приют принимал только малышей. Вот и выкидывало у двух гор, соприкасающихся лбами над узкой дорогой, Красных ворот, младенцев со всего мира. А директор их подбирал и тащил в приют. Ведь в приюте неприкосновенность была у каждого, даже у Бануша, на которого многие поглядывали с опаской. Среди воспитанников только он один однозначно признавался чудовищем. Официально.

– Солунай, разумеется, как всегда растрепана и неряшливо одета, – раздался голос директора, и Найка чуть не заплакала от досады. Как же она не любила свое имя, произнесенное таким тоном!

Она ведь только на минуточку замешкалась и перестала остерегаться, и на тебе – директор поймал её прямо в коридоре. Ночью, когда строго запрещено покидать комнаты. Ему-то что, он сам может ходить, когда угодно и где угодно. Вот и сейчас рядом с ним угадывалась крупная курица, похоже только что подбитая в лесу.

Елена Васильевна утверждала, что никакие это не куры, куры не бывают с острыми зубами в два ряда и уж точно не вырастают размером с добрую лошадь, но сиротам полезно было есть куриный бульон, так что директор охотился на кур и точка.

Это за границами их заповедника может водились обычные куры и не было чудовищ, но попасть туда могли только немногие из воспитанников приюта. Самые умные и только люди. Или хотя бы достаточно сильно похожие на них. Как Васса.

Закусив губу, Найка поклонилась и пригладила густые кудрявые волосы. Ох, и попадет же ей и за вылазки в горы и за прогулки по приюту ночью! Под руками протестующе зашипели запутавшиеся в волосах змейки, но наружу не показались.