Запоздалое раскаяние

– Если найдется заимодатель, который будет согласен ждать, как вы сказали, то я готов подписать любые обязательства, какие он потребует.

– Ну, такой человек может найтись.

– Вы так думаете? Но моя жена еще молодая и вполне здорова.

– От ударов судьбы никто не застрахован.

Среди них воцарилась тишина, нарушаемая только шумом в зале.

– Вы хотите, чтобы я об этом позаботился?
– любезно спросил Роджер.

Жаннина уронила кусок бутерброда в чашку и обрызгала свой белый пуловер чаем. Жак сжался.

– Что вы подразумеваете под этим?

– То, что вы сами думаете.

– А именно?

– Нет ничего проще этого...

Роджер был образцом беззастенчивости.

– Вам нужен человек, одалживающий деньги и я позабочусь, чтобы найти вам такового.

– Вы имеете кого-нибудь на примете?

– Собственно говоря, нет. И его не легко будет найти, я согласен с этим. Но все же попытаться можно.

Роджер иногда бывал очень разговорчив и любил пускаться в сентенции. Он извлек еще одну шутку из своей коллекции.

– Я позабочусь об этом. Думаю, что скоро смогу дать вам ответ.

– Прежде всего, больше не звоните ко мне.

– Ни к вам, ни на перчаточную фабрику.

Роджер поднялся, не допив своего пива.

– Не буду вам больше мешать.

Он взял шляпу и кожаное пальто.

– На случай, если я не смогу найти кредитора, подумайте еще о каком-нибудь выходе из положения. Пока.

Он повернулся к ним спиной и прошел между столиками. Его силуэт показался у входа, затем стеклянная дверь закрылась за ним. Жаннина тяжело вздохнула. Жак сжал ей руку, она была холодная, как лед. Он пробормотал, как бы спрашивая самого себя:

– Его история с займом денег неосуществима.

– Но ты получил теперь отсрочку.

– На два дня больше, на два дня меньше... Я уже понял, что он задумал. Таким коварным он еще не был... Наследство...

Официантка подвела к их столику двух посетителей.

– Они не помешают вам, господа...

– Никоим образом. Мы уже уходим.

Пока посетители приносили извинения, Жак рассчитался, помог Жаннине одеться и надел свою лыжную куртку. У него не было желания ехать домой. Он ничего не желал.

– Давай немного прогуляемся?

Фиалково-синее небо пронизывали кроваво-красные тучи. Холод подгонял гуляющих. Очень немногие, только самые упрямые еще пользовались подъемниками для лыжников. Возлюбленные пошли пешком, тесно прижавшись друг к другу.

– Итак, - вдруг проговорил Жак глухим голосом, - не вообразил ли он, что я убью свою жену?

Он почувствовал, как его подруга задрожала.

– Убить свою жену! Это явное безумие!

– Он же не говорил этого, любимый. Он говорил об ударе судьбы.

– О провидении, не так ли?
– сыронизировал Жак.

– С ним тоже приходится сталкиваться.

Голос Жаннины был тонкий, как дыхание ее рта.

– Я так плохо спала ночь... Мне лезли в голову разные мысли... Если с твоей женой что-нибудь случится, то все наладится. Ты будешь свободен и богат.

– Замолчи!

Она сильнее прижалась к нему.

– Мы стали бы свободны, мы оба!

– Замолчи же!

Он не хотел об этом думать, но мысли приходили против его желания. Он понимал, что это было невозможно, неприемлемо, переходило границы разума. Тем не менее, он думал об этом против воли, несмотря на возмущение совести. Он поймал себя на том, что прошептал:

– Удар судьбы... это удар судьбы. Против судьбы не пойдешь. За это не несешь ответственности. За это нельзя себя упрекать.

Они пошли быстрее, все быстрее, к неопределенной цели, словно для того, чтобы убежать, оставив позади злые инстинкты. Их блуждание закончилось возле его машины.

– Поедем назад?
– предложил он.

– Если ты хочешь.

Они сели в машину. Мотор был холодный, н кашлял и чихал много раз, прежде чем начал работать нормально. Жак включил сцепление и поехали. Машина гудела, цепи зарывались в затвердевшем снегу на дороге. День был на исходе.

– Где-то я читала, - сонно пробормотала Жаннина, что стоит что-нибудь сильно захотеть, как это случается.

Жак включил фары и промолчал. Так много противоречий теснилось в его голове, что он не мог высказать объективного суждения или хотя бы объективного мнения. А разве именно сейчас он не нуждался, более чем когда-либо, в ясности ума?

13

Целых два дня Элен таскала бухгалтерские книги с виллы на фабрику и обратно. Она мало говорила и производила какое-то странное впечатление.

"Ни рыба ни мясо" - этот эпитет, по мнению Жака лучше всего характеризовал ее. Кроме того, он был уверен, что она все время о чем-то думает, он достаточно хорошо изучил ее.

Не о покупке ли фабрики белой кожи, в связи с которой возникли непредвиденные трудности? Он не решался спрашивать ее, к тому же был поглощен своими собственными проблемами. Но сегодня утром она стояла, подобно статуе правосудия, возле счетных книг, лежащих на большом обеденном столе, за которым она любила работать.

– Я потратила много времени, - сказала он невыразительным голосом, но наконец, нашла у тебя ошибку.

Кончиком карандаша она подчеркнула число, которое считала неверным.

– Точно две тысячи четыреста двенадцать франков и 25 сантимов.

– Плюс или минус?

– В кассе не хватает 2412 франков 25 сантимов и я спрашиваю тебя, где они находятся?

Жак был огорчен.

– Если это ошибка, то откуда я могу знать?

– А мог ли ты сделать такой просчет?

– Объясни.

– Пожалуйста, поговорим серьезно.

Она старалась быть спокойной.

– Я полагаю, что ты просто очень хорошо скрыл недостачу.

– Скрыл?

– Не разыгрывай из себя невинность. Если ты брал деньги, то скажи это. Но не считай меня за дуру.

Он был невинен, как новорожденный ягненок. Но это было слишком: обвинять его из-за случайной ошибки, особенно после того, как он оставил всякую мысль о махинациях с бухгалтерскими книгами.

Помня о своих первоначальных намерениях, Жак вел себя как школьник во время объяснения с женой. Он потерял самообладание и покраснел до корней волос.